Мы дождались, когда Сашка гуляющей походкой вышел из леса, спокойным шагом дошёл до окраины и скрылся среди домов. После чего старшина повёл нас вокруг деревни и через два часа мы достигли окраины районного центра и с этого места осмотрели город и что было видно. К сожалению, Николай Иванович мало, что мог рассказать об этих местах.

– Алексей Денисович, как ушёл в армию, здесь бывал весьма эпизодически. А за время советской власти здесь много чего изменилось. Так что увы…

Уже в сумерках вернулись на знакомую полянку и я отпустил старшину домой, лишь напомнив ему.

– Николай Иванович, утром жду тебя и с другой стороны обойдём районный центр.

Обходом города остался доволен. Теперь я довольно хорошо представлял окрестности и мог запросто ориентироваться в этой местности. В этом мне помогал и большой артиллерийский опыт постоянной работы с картами, помогающий всю местность видеть в комплексе – как бы с высоты полёта птицы.

….Пьяные голоса и хмельной, женский смех мы услышали издалека и поэтому к месту гулянки немецких офицеров подобрались незаметно и затаились в кустах. На берегу небольшого чистого и уютного водоёма вокруг скатерти, заполненной бутылками и закусками, вольготно расположилась компания немецких офицеров и, по всей видимости, немецких медсестёр. Двое немецких офицеров и три медсестры, полураздетых и хорошо поддатых были в том состояние, когда до кульминации пьянки – то есть купания голышом и траханья в кустах оставалось недолго. Чуть в сторонке стоял легковой, камуфлированной раскраски, автомобиль, тут же лёгкий раскладной столик, где суетился водитель, прислуживающих гуляющей компании. Он старался казаться трезвым, но каждый раз, подав очередную порцию закусок, отойдя к автомобилю, воровато опрокидывал порцию спиртного в рот. Ему казалось, что в глазах своего начальства он выглядит трезвым как стёклышко, но пьяные офицеры и барышни уже не могли контролировать пьяный или нет водитель. Им просто было не до него. А, отойдя к машине, водитель расслаблялся и тогда его начинало мотылять из стороны в сторону, что было нам на руку. Нам же было довольно интересно наблюдать фашистов в такой интимной обстановке. Офицеры уже определились с партнёршами и теперь вовсю флиртовали, обнимались, целовались, заваливали визжащих избранниц на траву, залазили руками под рубашки и вовсю тискали медсестер, пили и снова обнимались. Третья, понимая, что она у скатерти лишняя, но тоже возбуждённая пикничком, выбрала себе в партнёры шофера. Встала и шатающейся походкой пошла к автомобилю, где стала активно обхаживать обалдевшего от удачи солдата.

Через десять минут всё подошло к логическому завершению пикника. Как мы и ожидали, гулявшие на берегу под дикие и весёлые крики стремительно обнажились догола и побежали купаться, а у автомобиля, глядя на своих подруг, немка оголилась по пояс и надолго прилипла в поцелуе к водителю.

– Берём, такого случая нельзя упускать. Увинарий, берёшь на себя водителя. А мы, тех голубков.

Дюшков скользнул в сторону и через две минуты незримым призраком возник за спиной водителя и приложил палец губам, приказывая увидевшей его немке молчать. Она наверняка сначала подумала, что ей спьяну только кажется. Но, увидев жест русского, так и застыла, прильнув губами к губам своего партнёра, который возбудившись, вовсю тискал груди немки.

Мы, уже не скрываясь, вышли к груде одежды, среди которой валялось оружие, и открыто встали на берегу. Сначала нас, увлечённые собой немцы, не замечали. Но сержант Дюшков коротко и сильно ударил водителя в затылок автоматом и тот мешком свалился на землю под ноги немки, после чего она громко завизжала от страха. Сержант пнул её по ноге и она, упав на колени, замолчала, с ужасом смотря на свою смерть в образе русского.

Визг прервал беспечное бултыхание в воде и четвёрка мутными от алкоголя глазами уставилась на нас, ещё не врубившись в ситуацию.

– Ну что, уроды, идите сюда, – я сделал приглашающий жест рукой. Немки взвизгнув, присели по шею в воде, а офицеры, развернувшись, тяжело и медленно поплыли к противоположной стороне водоёма, но короткая очередь старшины и цепочка водяных фонтанчиков справа от них, заставила их остановиться и они, развернувшись, поплыли обратно. Остановились в пяти метрах от берега и бараньими, всё ещё не верящими глазами, стали смотреть на нас.

От машины донёсся огорчённый голос Дюшкова: – Товарищ майор, по-моему я его убил. Вот блин, не рассчитал удар. Хотя конечно, всё равно их кончать придётся….

Я обернулся к машине и посмотрел на Увинария, который даже и не смотрел на убитого водителя, а с интересом разглядывал полуголую немку, поднявшую перед ним руки. Я засмеялся и толкнул локтём старшину: – Николай Иванович, Петька, посмотрите на Увинария, он только что не облизывается.

Мы рассмеялись, глядя на пунцового от смущения сержанта, не знающего что теперь делать: – Увинарий, ну раз грохнул, так грохнул. Чёрт с ним. Гони её сюда – все вместе посмотрим.

Наш весёлый и быстрый разговор лучше всего убедил немцев, что мы не видение перевозбуждённого алкоголем и предстоящим траханьем мозга, а объективная реальность.

– Hende hoch, – это было единственное, что в этот момент вспомнил из немецкого языка и сделал повелительный жест стволом автомата в сторону берега, – идите туда, камрады.

Офицеры послушно подняли руки вверх и побрели к берегу, а немки продолжали сидеть в воде. В это время Дюшков подогнал к нам от машины медсестру и она остановилась в трёх шагах со сцепленными руками на затылке, отчего её груди поднялись и соблазнительно торчали перед нашими глазами. Я опять засмеялся: – Старшина, ты у нас человек семейный, сегодня ночью дома был. Так что ты секи за фрицами, а мы немного развлечёмся.

Николай Иванович заговорчески фыркнул и непонятным тоном, то ли осуждающим, то ли одобряющим последующее действие произнёс: – Только не увлекайтесь, товарищ майор…

– Ну, Николай Иванович, обижаешь.

С откровенно мужским любопытством мы с минуту рассматривали полуголую немку, которая с ужасом смотрела на нас, наверно считая, что мы будем сейчас втроём насиловать её и насиловать в самых извращённых формах. Хотя несколько минут тому назад она сама к этому была готова приступить с водителем. С такими же, наверно, извращёнными фантазиями.

– Да она старая, товарищ майор. – Разочарованно протянул Петька, а Увинарий с некоторой долей осуждения поправил его.

– Ну и что, что старая. Да я сейчас хоть кого согласен….

– Ну и дураки вы молодёжь. Для вас она старая, а для меня почти девушка, – бойцы весело фыркнули, а я предложил, – давайте тех посмотрим.

– Эй вы, Freilin, Komm zu mir, – позвал немок, внезапно вспомнив ещё несколько фраз на немецком языке и они, поняв меня, побрели к берегу. Были они моложе и гораздо лучше сложены, чем первая. Но на лица корявые. Встав рядом с подругой, они замерли под нашими взглядами, а я поглядел на своих подчинённых. Ещё чуть-чуть и у них потекут слюни. И я их понимал: парни молодые, кровь с молоком, с месяц не видели женщин вот и повелись. Я тоже не был импотентом и в свои сорок лет с не меньшим интересом поглядывал практически на всех женщин. В блядство не впадал, но своего при случае не упускал. Я был старше этих пацанов и умел владеть своими эмоциями. Поэтому, когда Петька придушенным голосом, от которого немок бросило в крупную дрожь, спросил: – Товарищ майор, а может….

Я резко прервал его и рявкнул – Отставить. Даже мысли такие отставить, товарищ красноармеец. – Потом несколько смягчился.

– Ну ты своей башкой думай Петька – мы ж не немцы… Всё у тебя ещё будет, так что успокойся. Я ведь тоже не деревянный, но ведь не введусь на это…

– Всё, всё, товарищ майор, понял. Всё понял. Больше подобного не повториться. – Петька всё это произнёс виноватым голосом, а потом сразу же перешёл на деловой тон, – А что с ними делать будем? Кончать?

– Ну, ты и слово подобрал, – и мы грохнули от смеха, – конечно, кончать будем, но не в них. У меня тут одна весёлая мысль появилась. Вот вы с Дюшковым и развлечётесь, а я, с Николай Ивановичем, офицерами займёмся.

– Эту, – я ткнул пальцем в первую немку, тоже раздеть догола. Чтоб все были в равном положении. Потом ведёте их к столу и поите их до тех пор, пока они не отрубятся. Что-то мне баб не хочется убивать. Но самим ни-ни…

Петька с Дюшковым с энтузиазмом принялись за выполнение этого задания и, подталкивая, похлопывая всхлипывающих немок руками по соблазнительным местам, подогнали их к скатерти. Посадили на землю и стали их поить, при этом не упуская возможности слегка и потискать их.

– Ладно, пусть хоть так повеселятся, – сам повернулся к старшине, который заканчивал связывать голых офицеров.

– Ни хера они по-русски не понимают, товарищ майор. Я пытался их спрашивать, но они только по-немецки лопочут, а что непонятно.

В течение трёх минут, после бесплодных попыток, я сам убедился, что даже если бы они и знали русский, то сейчас они были неспособны даже слово «мама» сказать. От алкоголя, страха их переклинило и по моему они совсем перестали понимать что либо.

– Ладно, Николай Иванович. Бесполезно. Иди, займись имуществом, оружием. Глянь в машине, что нам в хозяйстве сгодиться. Ну, ты сам знаешь, чего я тебе инструктирую. А этими я сам займусь.

Пнул сапогом офицеров и те послушно завалились на траву, а сам повернулся к машине и скатерти. Дюшкова позвал старшина и те успешно потрошили машину, а Петька увлечённо поил одну из немок. Закинув автомат за спину, угрожающе ворча Петька правой рукой подталкивал руку с кружкой ко рту немки и та послушно пригубив, стала давясь пить. Левой рукой мой подчинённый из-за спины обнимал немку, ладонью лаская грудь. Остальные две медсестры также, давясь, тянули сквозь зубы спиртное.

– Петька, стервец, прекрати, – солдат сконфузился и отдёрнул руку, а я угрожающе помотал пальцем.

– Товарищ майор, да я ведь… да ничего ведь. Товарищ майор, я ведь её не…. Нууу, блин, сочная сука она… рука так и тянется. Да не убудет от них…

– Петька…, – сделал тон более угрожающим, – я ведь не посмотрю на то, что мы вместе чёрт знает сколько. Смотри мне…

Повернулся и без сожаления, без всяких угрызений совести, выстрелил в связанных немецких офицеров. Не мы эту войну начинали и не им нас судить.

Увидев, как я спокойно и равнодушно пристрелил офицеров, немки под моим взглядом, стали более энергичнее и крупными глотками глотать спиртное, а выпив тут же протянули кружки за новой порцией.

Добыча была богатой. Один автомат, винтовка, два пистолета. В багажнике обнаружилось большое количество патронов и несколько гранат-колотушек. Было много провизии, заготовленной для пикника и спиртное. Но больше всего меня заинтересовала офицерская форма. Прикинул один мундирчик на себя и он оказался почти моего размера.

– Николай Иванович, прибери-ка мундирчики, но только так чтобы не измялись. Может пригодятся.

– Товарищ майор, всё. Готовы, – Петька стоял над голыми женщинами, которые были в явном отрубоне и лежали около скатерти в живописных позах.

– Ну, готовы, так готовы. Ты собери всю одежду, все тряпки. Скатерть тоже и в машину. Всё сожжём и пусть они голые идут к своим.

Через пятнадцать минут всё, что нужно было нам, было собрано и увязано в узлы. Всё остальное сложили в машину, оставив на берегу только тела убитых офицеров и женщин. Машину подожгли и пошли прочь. На Петьку, в качестве наказания я нагрузил по максимуму и тот терпеливо пёр на себе узлы, лишь вытирая рукой пот с лица.

Через два часа мы оказались на своей полянке. Стемнело и я опять отпустил домой старшину до утра. А сами плотно покушали, выпив для аппетита немного слабенького немецкого винца. Распределив между Увинарием и Петькой дежурство, легли спать.

Утром, почти одновременно вернулись старшина и Максимов. Николай Иванович снова притащил кучу пирогов, на что я ему попенял: – Николай Иванович, перестань это делать. Мы обожрём твоих близких….

Старшина было замахал рукой, но я не дал ему возразить: – Сегодня у вас с продуктами нормально, а завтра каждую щепоточку муки считать будут. Так что всё – в последний раз… У немцев всё будем добывать.

Максимов, в свою очередь, принёс интересные новости: в районном центре появился бургомистр и городская дума. Назначен начальник полиции, который вовсю и энергично формирует полицию.

– Хм, интересно. Следующий раз, когда придёшь сюда, поставишь задачу – узнать фамилии бургомистра, начальника полиции и всех их приспешников. А также адреса, но всё это по возможности. А так посмотрим, как они дальше работать будут…

Выслушав и остальное, что успел сделать Максимов, я скупо похвалил комсомольца и протянул ему автомат с подсумком с рожками.

– Держи, это тебе авансом на будущее, – Сашка страшно обрадовался и пока мы не спеша перекусывали, Дюшков показал сборку-разборку автомата и как им пользоваться.

Через два дня, как мы вернулись от районного центра, на хутор заявился Григорий Яковлевич, который предложил сходить и посмотреть присмотренное им место для засады. Место действительно для такой акции было идеальное. Особенно удачны были пути отхода и возможности отсечь противника, если бой для нас сложится неудачно.

– Только чур, Алексей Денисыч, в бою тоже хочу участвовать и со мной будет второй товарищ, про которого я тебе говорил.

В мои планы не входило втягивать Сергушина в активные боевые действия: он был больше нужен на деревне, как источник информации. Хоть и деревня была в лесу и далековата от райцентра, но почти каждый день, через день крестьяне ездили туда и привозили свежие новости с центра. И чтобы не обидеть его, мягко объяснил виденье его деятельности: – …И напоследок, хочу спросить – только без обид. Ты довольно часто ходишь в лес к нам. Не подозрительны ли для других твои отлучки? Люди ведь разные бывают… Поедут и стуканут в полицию. А мне бы не хотелось такого варианта.

– Денисыч…, Денисыч…, погоди. Ты наш командир и тебе скажу как на духу. Когда вы пришли ко мне, и я налетел на вас: ругал советскую власть, вас, что бросили. Я чувствовал себя брошенным. Не знал, что мне делать и как жить дальше. Вернее знал, что должен жить ради внуков, невесток, которых мне сыны оставили. Это да…. Но ведь надо жить и ради другого, большего. Вы пришли, остались. Вон, просто сходили к райцентру и трёх супостатов извели. Да и племяш мне рассказал, как вы воевали. Теперь знаю ради чего мне жить и зачем жить. Хочу чтоб, когда сыны вернутся с войны – я ими буду гордится и чтоб они своим тятькой гордились. Не обижай стариков. Обузой мы не будем.

Я приобнял, Григория Яковлевича, и доброжелательно похлопал его по плечу: – Хорошо, пусть будет так. Но после боя, мы поговорим более подробно.

Засада и бой прошли на удивление легко и удачно. Были учтены все ошибки допущенные, при первой засаде. Правда, один немец всё-таки сумел улизнуть. Он бросил всё, даже оружие. Но лёгкость, с которой мы уничтожили одиннадцать гитлеровцев и две автомашины, меня в отличие от других насторожила. Все показали в бою себя только с лучшей стороны. И старые обстрелянные и новенькие. Никто нам не помешал после уничтожения спокойно шерстить машины и трупы. Нагрузились до предела. Я даже не пожалел Григория Яковлевича и его товарища Семёна Поликарповича, нагрузил их тоже по полной. И вместо того, чтобы рвануть напрямую к базе, мы дали кругаля километров в шестьдесят и лишь на вторые сутки, к вечеру, вышли с другой стороны к хутору. И только здесь расслабились.

С утра начали разбираться с добычей, которая оказалась очень богатой. Оружием и боеприпасами мы были обеспечены более чем в достатке. Даже шесть коробок с пулемётными лентами притащили. Вот только сам пулемёт был изуродован взрывом гранаты. Немного медикаментов. Продовольствием, даже если будем кушать без предела, дней на десять. Много было и другого, необходимого для жизни в лесу. Обувь с места боя унесли всю.

У всех было приподнятое настроение и все рвались в новый бой. Но у меня были другие мысли. Как бы не удобен был для проживания лесной хутор, как бы мы не привыкли к нему, но базу нужно было менять и уходить в глубь леса. Этим я и занялся с Григорием Яковлевичем. Теперь у него был автомат с полным комплектом магазинов, три немецкие гранаты. Чем он очень гордился. Всё это он хранил в тайнике, устроенном лесу, и как шёл к нам доставал оттуда оружие, а по возвращении прятал и выходил из леса с корзиной грибов, которые набирал на обратном пути. После последнего боя он даже помолодел и старался чаще бывать у нас, что меня беспокоило. В это время отправил Петьку, Белкина и Скорикова за закопанным на месте первой засады пулемётом. Думаю, что за восемь дней они обернутся и по их возвращению будем перебираться на новую базу.