Утром стало известно, что сегодня ночью словили двух разведчиков-дембелей, заготовивших для продажи 8 цинков патронов. Всю ночь их допрашивали, и до сих пор «пытают»: кому и через кого они собирались их продать. Перед входом в ЦБУ стояли и курили командиры подразделений, а несколько в стороне командир полка за что-то ругал командира первого батальона. Из палатки послышалась команда зайти на совещание. Все заняли свои места и ещё несколько минут, до прихода командира полка, обменивались информацией о прошедшей ночи. А ночь была богата на события. В третьем батальоне БМП непонятно по какой причине наехала на блиндаж, где спали солдаты и один из них получил тяжёлую травму. В первом батальоне, в третьей роте, два командира взвода выпили и пошли по позициям. В результате: один командир взвода ранен в ногу, второй в руку. Командир роты испугался, и доложил командиру батальона лишь через двенадцать часов о случившимся. Раненых офицеров только сейчас привезли в санчасть. Короче, калечим друг друга. В принципе и совещание всё было построено на этих происшествиях. После совещания ко мне подошли командиры первого дивизиона и ПТБ. Оказывается, после моего выступления в дивизионе подписали контракт 10 человек, а в ПТБ из 6 увольняемых – один солдат.

В десять часов утра из артиллерийского полка подъехал полковник Насонкин, полковник

Половинкин и подполковник Тычков. Они послезавтра уезжают в Екатеринбург и решили проверить нашу артиллерию. После короткого обмена информацией мы сели на моё ПРП и поехали по позициям артиллерийских дивизионов. Сначала заехали в первый дивизион. Походили по позициям, осмотрели капитальные землянки для личного состава, обвалованное землёй место для автомобильной техники, кругом порядок. Правда, Насонкин сделал небольшое замечание насчёт мусора и бумажек в орудийных окопах, но всё равно был доволен увиденным. Семёнов, пользуясь случаем, разливался соловьём, рассказывая, какой он рачительный хозяин и с какими трудностями ему пришлось и приходится сталкиваться. При этом опять было много хвастовства и фанфаронства. Всё это было противно слушать, но я молчал. Несколько раз Насонкин недовольно морщился, когда Константин Иванович особо перегибал палку в своём безудержном хвастовстве, но тоже молчал. После осмотра первого дивизиона решили: едем во второй дивизион – смотрим его, а потом обратно в первый. Семёнов к этому времени приготовит обед и баню. Вскочили на ПРП и помчались во второй дивизион. В принципе, я считал, что там проблем тоже никаких не будет. Но жестоко ошибся. ПРП остановил, как всегда, на площадке перед шлагбаумом и в расположение дивизиона мы вошли пешком. Как-то раньше я не обращал на порядок в дивизионах, ну может быть, поддёргивал иногда Семёнова, но в принципе во внутренние дела дивизионов не лез. Считаю, что это полностью прерогатива командира подразделения, да и честно говоря, времени у меня не было вникать в быт артиллерийских подразделений. Но сейчас мне стало стыдно. В отличие от первого дивизиона, кругом царил бардак. Вся территория огневых позиций усеяна самым разнообразным мусором, начиная от вскрытых банок с консервами и заканчивая драными матрасами. Из фанерного домика выскочил подполковник Чикин и скорым шагом направился в нашу сторону. И уже по его ныряющей, неуверенной походке было видно, что Александр Владимирович был сильно пьян, но он сумел чётко доложить полковнику Насонкину о состоянии дел в дивизионе.

– Чикин, ты чего такой пьяный? – Увидев этот бардак на позициях, Насонкин пришёл в негодование и его вопрос прозвучал резко и агрессивно.

– Товарищ полковник, – начал оправдываться командир дивизиона, – ночью приехал пьяный командир танкового батальона и чтобы его ночью не отпускать к себе в батальон, пришлось его накачать. Я и не заметил, как сам напился.

Насонкин от такого «детского лепета» даже крякнул и ещё больше помрачнел. Подполковник Тычков засмеялся, но сразу же оборвал свой смех, увидев мой злобный и многообещающий взгляд. Мы медленно шли по расположению дивизиона и Насонкин тыкал носом Александра Владимировича во все недостатки. Казалось, что этим всё и закончится, но в тот момент, когда мы остановились рядом с офицерской палаткой, дверь домика командира дивизиона открылась и оттуда с пьяным смехом вывалился полуодетый начальник штаба дивизиона майор Пиратов. Увидев Насонкина, Пиратов судорожно заметался перед домиком, потом развернулся и помчался в сторону солдатской столовой. А пока он не скрылся, все с любопытством наблюдали, как кренясь из стороны в сторону, поскальзываясь, опасно пробегая между лужами, но всё таки он благополучно добежал до цели и скрылся из виду.

– Доложите мне: кто сейчас руководит дивизионом? Кто будет руководить огнём дивизиона, если командир и начальник штаба пьяные? – Насонкин был злой до нельзя и переводил свой взгляд то на меня, то на Чикина, а за его спиной осуждающе поддакивал подполковник Тычков.

– Товарищ полковник, для меня это тоже неприятный сюрприз, – я перевёл свой взгляд на Тычкова и попытался им передать подполковнику: что когда приедем в лагерь я тебе, штабная крыса, покажу, чем чревато поддакивание начальству. Чикин что-то мямлил, пытаясь оправдаться и обещал, что всё исправит. Зашли в офицерскую палатку: такой же бардак и грязь. Не заправленные постели, остатки засохшей еды на столе, над которой весело роились огромные мухи.

– Чикин, если у тебя так офицеры живут, то как живут солдаты? – Возмущённый Насонкин выскочил из палатки и почти бегом направился к землянкам солдат, мы же несколько отстали. Открывшееся перед нами картина, повергла всех в истеричный смех, который приходилось сдерживать изо всех сил. Вход в землянку представлял узкую траншею, которая круто опускалась вниз и заканчивалась таким же узким и тёмным входом в землянку. Насонкин, наверно, решил зайти вовнутрь: чересчур быстро в гневе пробежал вниз по траншее, наклонился и сунулся головой во вход. Но так как голова оказалась ниже пояса, то офицер тут же потерял равновесие и полетел вглубь землянки. Спасла его от падения в темноту его же задница, которая застряла в узком проходе, рассчитанный на худощавых солдат, а не на дородного полковника. Картина была действительно смешная: на месте входа торчала задница, туго обтянутая камуфляжем, из-за которой доносились едва слышимые вопли: – Помогите мне…. Тащите меня отсюда…. Куда вы все там пропали?

Общими усилиями, схватив за одежду, мы выдернули Насонкина из лаза. От возмущения у полковника не хватало слов: он что-то нечленораздельно выкрикивая и размахивая руками, помчался к следующей землянке. Но увидев такой же лаз, не полез туда, а вскочил на крышу землянки и возбуждённо топчась на ней, стал яростно отчитывать командира дивизиона. Но его никто не слушал, так как я и остальные со всё возрастающим интересом наблюдали за его топтанием на крыше землянки, которая представляла собой лишь тонкий лист шифера, а Насонкин был достаточно грузным мужчиной. Даже Тычков затаил дыхание, сдерживая улыбку. Мы дождались логического конца: полковник, сделав трагическую паузу и с треском провалился во внутрь землянки, исчезая там в клубах пыли. Теперь смеялись все и не скрывали смеха, а Насонкин, обрушивая остатки крыши, вылез и, возмущённо сопя, остановился рядом с нами. Хотел нас отругать, но наверно, представив, как он выглядел – тоже рассмеялся.

– Александр Владимирович – это убожество. Это не землянки, а пещеры. Пошли смотреть дальше.

Прошли и осмотрели позиции самоходок – тот же бардак. Кучами громоздились ящики со снарядами, кругом различный мусор и остатки пищи. Открыли задний люк машины старшего офицера батареи: лучше бы не открывали. Из люка к ногам проверяющих посыпались разноцветные одеяла, подушки и матрацы. А в глубине машины виднелась посуда и ещё какие-то гражданские вещи. Всё это было достаточно неприятно. Зашли на Пункт Хозяйственного Довольствия, а там шарахается пьяный командир батареи капитан Ахтямов. До меня доходили слухи, что отчаявшись справиться с пьянками Ахтямова, Чикин поставил его заведовать пунктом хозяйственного довольствия дивизиона. Вышли с ПХД, а рядом стоит баня, из которой во все стороны хлещет вода, собираясь в громадную лужу перед полевыми кухнями. По приказу полковника Насонкина были построены офицеры дивизиона. Лучше бы их не строили. Многие офицеры в строю стояли выпившие, форма грязная. Небритые, кое кто уже отпустил бороду. Говорить с ними было не о чем. Насонкин плюнул и направился к ПРП.

У машины полковник резко обернулся и спокойным тоном, за которым слышался едва сдерживаемый гнев, сказал: – Чикин, ты знаешь, что я отношусь к тебе с уважением и всегда тебя поддерживаю. Если, ты, завтра до 10 часов не исправишь положение. А я завтра проверю устранение всех недостатков, то я вычёркиваю тебя из списка офицеров, к которым отношусь с уважением.

Под горячие заверения подполковника всё сделать и исправить, мы молча забрались на ПРП и отправились в первый дивизион. Настроение у меня было паршивое, не лучше оно было и у остальных.

Услышав звук подъезжающей ПРП, к нам вышел Семёнов. Вышел он из палатки в тёплой куртке одетой на белое нательное бельё и без головного убора. Независимо и почти пренебрежительно посмотрел на меня: мол, ты меня дёргаешь, командуешь мной, а накормить обедом и помыть в бане без меня не можешь.

– Хорошо, Константин Иванович, я тебе припомню этот взгляд, – мстительно подумал я. Насонкин медленно осмотрел с ног до головы Семёнова.

– Что, Константин Иванович, похвалил тебя, так ты теперь думаешь, что можешь в таком виде к начальнику подходить? Может быть, ты меня ещё по плечу похлопаешь? – Насонкин зло вперил взгляд в командира дивизиона.

– Я, товарищ полковник, работаю здесь, – почти с гонором прозвучал ответ.

– А мы, что хернёй тут занимаемся? – Взорвался начальник. Семёнов заюлил, поняв что перегнул палку: – Товарищ полковник, Вы меня неправильно поняли….

Но было поздно, у Насонкина окончательно испортилось настроение. Пока Константин Иванович оправдывался, мы зашли в палатку, где был накрыт для нас обед. Но увидев кожаную мягкую мебель, которую Семёнову подарил третий батальон, начальник пришёл в ярость.

– Копытов, пошли отсюда. Я это видеть не могу. – Резко развернулся и решительно направился к ПРП. Тычков засуетился вокруг Насонкина: – Товарищ полковник, товарищ полковник разрешите я здесь останусь, помоюсь в бане. – Мы подошли к ПРП, полковник повернулся к командиру дивизиона.

– Семёнов, давай сюда свой УРАЛ, а Тычков приедет потом на ПРП. Всё Семёнов, – прервал попытку Константина Ивановича оправдаться, – иди отсюда, я тебя видеть не могу.

Пока мы ждали машину, я отошёл с Тычковым в сторону: – Слушай, чего Насонкин так внезапно взбеленился? Вроде бы после второго дивизиона он несколько успокоился.

– Боря, Насонкин, не любит мародёрства в любом его проявлении, а тут кожаная мебель прекрасная стоит, вот он и взбеленился.

– Да, Тычков, ты завтра подойди ко мне, есть у меня к тебе пару вопросов.

Подполковник радостно засуетился, он любил давать разные советы, превращая их в нудные поучения и долгие лекции, из-за чего его не любили сослуживцы. Он готов был часами рассказывать об обкапывании палаток, чтобы во время дождя туда не попала вода, или же поучать, как воспитывать личный состав, при этом имея минимальный опыт общения с последними.

Путь до командного пункта полка я и Насонкин проделали в молчании. Расстались мы также молча. А в 16 часов приехал Чикин, долго извинялся передо мной и обещал всё исправить. После извинений стал настойчиво приглашать к себе на баранину, но я отклонил предложение.

* * *

С утра пошёл дождь, как-то сразу стало грязно и мерзопакостно. Но через два часа дождь прекратился, выглянуло солнце и опять стало на улице и на душе нормально. Сегодня решил подежурить до обеда на ЦБУ: поработать над документами, да и дух перевести после поездок. Командир на утреннем совещании предупредил, что завтра едем в 752 полк на показные занятия, а это 60 километров туда и обратно. А после обеда прочитал только что пришедшую телефонограмму – в 15 полку снайпером убито три солдата. Пули попали в сердце, ухо и голову – работал профессионал.

* * *

Занятия в 752 полку перенесли на более позднее время, а за всей суматохой и боевыми действиями как-то забыли, что сегодня день части. На совещании командир поздравил всех с праздником и объявил, что в 14 часов будет праздничный обед, на который пригласил всех командиров подразделений. День стоял отличный, почти летний. После совещания я нагрел воду и хорошо помылся, подшил свежий воротничок, начистился и наодеколонился – к празднику готов. Стоял около салона свежий, чистый, впервые за много дней спешить никуда не надо, все распоряжения отданы, артиллерийский механизм работал чётко и отлажено. Насонкин с офицерами уехали в Екатеринбург. Накануне они опять ездили во второй дивизион с проверкой. Вернулись довольные: Чикин все недостатки устранил, и посидели они тоже неплохо.

Я не спеша прогулялся по расположению, зашёл на позиции миномётного взвода, который вызвал на командный пункт, чтобы огнём миномётов периодически простреливать наиболее опасные места зелёнки в тылу полка. Тут же пристрелял ещё несколько опасных мест в зелёнке и подошёл к командиру полка, который стоял у прилетевшего вертолёта и рассказывал в видеокамеру о деятельности полка. Закончив, он подозвал меня к себе: – Борис Геннадьевич, как начальник артиллерии доложите Командующему об артиллерии полка.

Майор снимавший видеокамерой вскинул её на плечо и приготовил снимать, а я на несколько секунд задумался и кивнул головой, давая знак, что готов. Увидев красный огонёк над объективом начал говорить: – Товарищ Командующий, хочу сразу сказать слова благодарности за оказанную помощь в комплектование и подготовки артиллерийских подразделений Вам лично и офицерам округа, участвовавшим в мероприятиях боевого слаживания полка. По результатам боевых действий за октябрь месяц, артиллерия 276 полка была признана лучшей среди артиллерийских подразделений группировки. Хочу также заверить, что мы и дальше будем также хорошо выполнять свой воинский долг.

Я кивнул головой, подводя итог произнесённому и красный огонёк погас. Пообщавшись ещё несколько минут с командиром ушёл в сторону ЦБУ, где просидел на связи с дивизионами до 14 часов, а в 14.30 мы построились у офицерской столовой и стали ожидать прилёта командующего группировки. Командир нервно бегал вдоль строя и раздражённо матерился: – … Даже на пьянку вовремя собраться не могут. Борис Геннадьевич, где твой Семёнов?

Но я молчал, лишь стискивая со злостью зубы: помимо Семёнова, в строю не было командира первого батальона и третьего. Опоздание на совещания, построения на различные мероприятия были бичом полка и война не внесла здесь разнообразия. Но когда в воздухе появился вертолёт с командующим, все опоздавшие стояли в строю и преданными глазами смотрели на командира полка, который лишь досадливо махнул рукой.

Подняв тучу пыли вертолёт сел и из открывшийся двери выскочил Гончаров и его обычная свита, состоявшая из кучи полковников, над которыми возвышалась фигура начальника артиллерии группировки.

– Полк, Смирно! – Командир полка приложил руку к головному убору и направился к командующему, приближающийся к строю офицеров.

– Товарищ командующий, офицеры штаба и командиры подразделений 276 полка построены. Командир полка, полковник Никитин.

Гончаров принял доклад, обнял командира полка, после чего подошёл к офицерам: – Здравствуйте товарищи!

– Здравия желаем товарищ командующий! – Дружно и слитно ответил строй.

– Поздравляю вас с Днём части! – Ответом было троекратное Ура.

Генерал достал из кармана наградной пистолет и тут же вручил его полковнику Никитину. Они снова обнялись и троекратно поцеловались.

Обед прошёл на высоте: столы были накрыты прекрасно, атмосфера праздничная. Командующий вёл себя непринуждённо, что создавало особую обстановку. После произнесения нескольких тостов из палатки выскочил начальник службы РАВ группировки и улетел на вертолёте за подарками, через пятнадцать минут вертолёт прилетел обратно и Гончаров наградил биноклями командиров батальонов и меня в том числе. После моего ответного слова, в котором я от имени награждённых поблагодарил за бинокли командующего, вертолёт снова взлетел и нач. службы РАВ привёз ещё и шлемофоны, на недостаточное количество которых намекнул в ответном слове. РАВист теперь сидел и настороженно глядел на каждого кто подымался с тостом, ожидая, что ему опять придётся лететь за каким-нибудь имуществом. Вертолёт летал ещё пару раз, но что он привозил, я уже не помню.

Улетал командующий уже в темноте, а получив доклад, что вертолёт приземлился благополучно, мы вернулись обратно в офицерскую столовую за столы. Выпили ещё раз за день полка, посидели минут десять и в 20:00 вывалили на улицу смотреть артиллерийский салют, который я заказал дивизионам. Слитно прозвучал залп двадцати четырёх орудий, а через сорок секунд над Горагорском в воздухе расцвели факелы осветительных снарядов. Высота была небольшая поэтому несколько факелов упали на землю и горели ещё там, отбрасывая причудливые тени в разные стороны. Прозвучал ещё залп и ещё один ряд осветительных снарядов повис в воздухе, но уже выше. Командир полка вошёл в азарт и приказал в честь дня части отсалютовать из всех видов оружия, что было на КП полка и через несколько минут в небо в разных направлениях понеслись трассера из автоматов и пулемётов. Я тоже приказал командиру миномётного взвода осветить зелёнку и накрыть её осколочными минами по пристрелянным целям. Только над зелёнкой разгорелся факел осветительной мины, как к нему потянулись трассы зенитной установки ЗУ-23у, к ним присоединились и трассера выпущенные из пулемёта с расположения разведчиков. Один миномёт непрерывно подсвечивал местность, а остальные три клали мины в зелёнке.

Опомнился я лишь, когда командир миномётного взвода доложил мне, что на позициях осталось только тридцать осколочно-фугасных мин.

– Стой! – Заполошно закричал я командиру взвода, хотя он стоял рядом со мной, – Семёнов, дивизионам – Стой!

Командир дивизиона находился недалеко от меня и по радиостанции руководил салютом дивизионов.

– Самара, Полтава – Стой! – Продублировал команду офицер.

– Константин Иванович, пусть доложат о расходе снарядов.

Доклад был удручающий: были израсходованы практически все осветительные снаряды. Я с досады плюнул на землю и дал себе зарок впредь так не заводиться.

Банкет закончился в кунге командира полка, куда Никитин пригласил заместителей и меня.

* * *

Утро началось с поисков бушлата, кепки, которые я нашёл в офицерской столовой, а немецкую каску принёс Семёнов. Не испортило мне настроение и сообщение о том, что в первом дивизионе во время чистки оружия замкомвзвод не отстегнул от автомата магазин и произвёл случайный выстрел, ранив себя в бок.

Я сидел в палатке ЦБУ, когда пришли для установки взаимодействия офицеры ВВ. Обсудив ряд вопросов, они задали осторожный вопрос: – Товарищ подполковник, а что у вас тут вчера произошло? Что за стрельба была?

А узнав, что мы так отмечали день части они пришли в восторг: – Товарищ подполковник, так классно и красиво было. Красота, ничего подобного не видели. Правда, сгорело три дома чеченцев в результате салюта, но так духам и надо.