Но больше всего меня поразила наша школа. Как раз та изба, напротив моего дома. И класс в школе был только один, где одновременно сидели и учились все школьники. В четвёртом классе было четыре ученика – это я добавился, Вера Копытова, её брат Игорь и Лариса В третьем классе Света Ягодкина, Люба Удальцова. Во втором классе Митька Лях…. Короче, нас в школе всего 12 учеников. Была в школе ещё одна небольшая комната, но это была комната молоденькой учительницы и там она жила.

Все подробности я познаю потом, потому что сегодня был первый день новогодних каникул и можно две недели спокойно гулять.

После обеда познакомился с соседями слева, их двери выходили на наше крыльцо или общее, чтобы вернее сказать. Фамилия у них Абросимовы и у них был сын Николай, но он старше меня на 4 года и учится в 8ом классе в ближайшем посёлке Лопач. Там была восьмилетка и с нашего посёлка там училось ещё двое – семиклассник Андрей и восьмиклассница, имени не помню. И Николай Абросимов с Андреем, как старшие пацаны, верховодили на посёлке. Но от того что они на целую неделю уезжали на Лопач на учёбу, то старшими среди пацанов оставались Игорь Копытов, брат Веры и я. Но об этом тоже узнаю позднее.

Слева от нас жил капитан Акишкин, врач и у него был сын – Сергей, одногодок моего брата. Кто жили в четвёртой квартире, не помню, потому что детей у них не было.

Быстро со всеми передружился и влился в дружный и тесный коллектив детворы. Так как были каникулы, да и погода способствовала, то мы с братом целыми дня пропадали на улице. В основном катались с горы на лыжах или на корытах. На Вижаихе надо было идти около километра до горы, откуда катались, а на Рассольной она была прямо перед посёлком и в двухстах метрах от моего дома. Мы забирались на самый верх и отчаянно мчались на лыжах вниз, с азартом прыгая через небольшой трамплин и меряясь, кто дальше прыгнул. Иной раз падали после прыжка, не удержавшись, и с размаху втыкались головами в снег или летели на животе в самое подножья горы, обрывая пуговицы на стареньких пальто или лёгких фуфайках. Вставали, становились вновь на лыжи и опять, расставив ноги с лыжами ёлочкой, шустро лезли на высоту, чтобы вновь лететь сломя голову вниз по лыжне и через слёзы, высекаемые ветром, разглядывать трамплин. А когда взлетаешь на него, надо ещё и сильно толкнуться ногами вверх, чтобы улететь ещё дальше, чем в прошлый прыжок. И опять летишь вниз, кувыркаясь через голову, теряя лыжи. А когда надоест кататься на лыжах, хватаем старенькие корыта, набиваемся туда и снова летим вниз в вихляющем стиральном агрегате и в какой-то момент, все дружно визжа, на полном ходу вываливаемся и летим вниз, чтобы через несколько минут вновь карабкаться на высоту.

Помимо высоты было ещё одно место детских игр, это замёрзшее болото около бани и вот там мы частенько катались, бегали и больно падали на твёрдый как камень лёд…

Я там один раз так хорошо приложился головой об лёд, что если был взрослым, то расшиб бы голову напрочь. А так мягкие, детские кости, зелёные искры из глаз и мозги только всколыхнулись и снова встали на место. Приходили мы после гулянок, с одеждой полностью заледенелой. Раздевались в коридоре и штаны, пальто просто стояли в полумраке прихожей, и лишь через минут десять, когда лёд на штанах подтаивал, они шумно падали на пол. Вот такие у нас были гулянки в детстве. Не то что сейчас.

Новый год мы встречали уже в благоустроенной квартире. Всё было расставлено по своим местам. Дед сколотил в кладовке уютный топчан, столик в изголовье, свет провёл и теперь это была его комнатка, где прижавшись к тёплому боку печки, он по ночам грел свои старые кости.

Отец с матерью совместили новоселье с Новым годом и за несколько часов до полночи, у нас за столом гудела хорошая компания сослуживцев отца с их жёнами. Мишка спал, я сытый и счастливый лежал на животе на диване болтая ногами в воздухе и восторженно наблюдал за взрослыми, которые спорили, ели, пили, общались друг с другом в непринуждённой обстановке праздника. А когда до Нового года осталось несколько минут, отец на правах хозяина наполнил стаканы и все торжественно встали, чтобы проводить старый Новый год и встретить следующий. Но вот в этот самый возвышенный момент произошёл казус. Наш шикарный радиоприёмник «Беларусь» негромко пшикнул, из его недр вырвалась струя чёрного дыма и он погас. Все весело зашумели за столом, а отец быстро метнулся в коридор, где у него был ящик с его инструментами и радио запчастями.

– Сейчас…, сейчас всё будет. Это конденсатор сгорел, – прокричал весело отец и уже через минуту ворвался в комнату с зелёным и длинным конденсатором в одной руке и плоскогубцами в другой. Развернул радиоприёмник, снял заднюю стенку. Выкусил плоскогубцами почерневший конденсатор, вставил новенький и сильно, пару раз обжал его концы, соединяя с чем положено.

– Всё…, потом припаяю…, – мигом щёлкнул по клавише цвета слоновой кости, с досадой произнеся, – не успел…

Из радиоприёмника лились торжественные звуки Гимна Советского Союза.

– Антоныч.., Антоныч.., – неслись со всех сторон восторженные клики, – да ты рекорд поставил по ремонту приёмника, – все зачокались стаканами, выпили, дружно прокричали – УРАааааа и застолье покатилось своим чередом.

Каникулы пролетели быстро и 11 января мать меня повела в школу. Вернее, мы с ней просто перешли дорогу и зашли в бревенчатую избу. Тут меня все уже знали, осталось только представить учительнице, уезжавшей на каникулы в другой посёлок, чтобы она записала меня во все свои документы.

Молоденькая девочка, это с высоты уже моих преклонных лет, а в то время, для моего возраста, взрослая девушка, которую мы звали по имени и отчеству Елена Павловна. Она закончила в прошлом году восьмилетку, которая считалась в стране в то время всеобщим средним образованием и так как в стране не хватало учителей, то летом прошла педагогические курсы в областном центре и получило право преподавать в начальных классах. Доброжелательно улыбаясь, она быстро записала мои данные в классный журнал, показала место за партой рядом с Игорем Копытовым и начала занятие. Вера Копытова с Ларисой сидели за нами и это был наш четвёртый класс. Дала всем, то есть четвёртому, третьему и второму классам задание по материалу, а сама стала более плотно заниматься с первоклассниками, которых было всего два. Потом со второклассниками и лишь в конце урока добралась до нас и урок закончился. Она прозвенела в ручной колокольчик и мы высыпали во двор на перемену. Побегали, побесились и по звонку колокольчика снова забежали в школу. Вот так, в принципе, мы и учились. Да и учить то там было нечего – Родная литература, арифметика, русский язык, рисование, пение. Так что учёба особо нас не затрудняла. И рассказывать тут в общем то и не о чём. И свободного времени было навалом, которое в основном шло на гулянки. Но наступили сильные январские морозы, когда особо не погуляешь и мне на глаза попалась, первая в моей жизни серьёзная фантастическая книга Герберта Уэллса «Война миров», рассказывающая о нашествии марсиан на землю. Я до этого читал только сказки и был просто ошеломлён, столкнувшись со взрослой литературой и открывшимся новым миром. Я просто влюбился в Герберта Уэллса как в писателя и прямо запоем прочёл всё остальное, что сумел нарыть в нашей крохотной поселковой библиотеке, которая представляла собой два небольших стеллажа в клубе, за экраном – «Первые люди на Луне», «Человек невидимка», «Машина времени».

Потом пошёл в читку Жюль Верн. И для себя открыл окно уже в другой новый мир и теперь с недоумением смотрел на сказки и другие детские книги и удивлялся – Как я мог с увлечением читать это? Вот с этого времени и стал заядлым книгоманом. Читал всё, что попадалось и первой жертвой стала домашняя библиотека, которую отец с матерью старательно собирали.

Одновременно, каждый день, с нетерпением ожидал прихода газеты Пионерская правда, где на последнем развороте, да во весь лист печаталась фантастическая повесть про советского лётчика, которого немцы сбили и тот пока падал без парашюта на землю, приобрёл способность летать и начал воевать таким образом с фашистами. Конечно, наивная детская дичь, но блин…. Как я ждал, да не только я, но и мой друг Игорь Копытов, каждый выпуск газеты. Дело было зимой, отличный зимник и почту доставляли чуть ли не каждый день. Но когда были сильные морозы или долгие метели, заметающие дороги, то почта опаздывала. Но зато потом приходило сразу несколько номеров Пионерской правды и мы с Игорем прямо впивались в эти драгоценные для нас газетные листы, прямо проглатывая содержание новых глав.

Но, конечно, книги, как бы их не полюбил, были на втором месте, а на первом это детство, когда ты гуляешь, играешь и дружишь с такими же как и ты сам. И всё это на свежем воздухе. Несмотря на то, что посёлок был маленький и его окружал густой лес, засыпанный глубоким снегом, для нас детворы было полно мест для игр и развлечений.

Мы бегали по единственной поселковой улице, катая друг друга на самодельных санках. Катались на них по укатанной дороге с самого верха горы, копали в снегу извилистые ходы или же прыгали с крыш сараев в сугробы, даже не понимая, что под снегом может много чего таиться опасного для нашей жизни или здоровья. Помню, мы с Игорем и другими пацанами пошли на солдатскую полосу препятствий прыгать в снег. Там стояла приличной высоты сколоченная вышка, вот оттуда и хотели сигать. Залез первым, прицелился и прыгнул. Надо сказать, приземлился в глубокий снег и по пояс ну очень удачно, когда под весёлые крики друганов выдрался из снега, то даже не шуточно испугался – приземлился буквально в десяти сантиметров от тонкой, но прочной жердины стоявшей под снегом строго вертикально. Ещё чуть-чуть и нанизался бы на неё. Смерть лёгким ветерком пронеслась мимо, а детский испуг уже через несколько минут просто улетучился. Но я получил хороший урок на всю жизнь. Хоть потом и прыгал всё равно, но уже с оглядкой и помня всегда про ту жердь.

Была у меня ещё одна увлекательная игра, в которую играл только один. Ещё на Вижаихе, а потом на Рассольной, зимой, я находил чистое снежное пространство с несколькими небольшими причудливыми бугорками, служившими для меня разнообразными целями. Набирал в кучу обледенелые снежные комки, стараясь брать одинакового размера с предназначением быть снарядами. И начинал, прицелившись, кидать в выбранные бугорки, обозначенные для меня как – пушки, пулемёты, танки или линии окопов, если на снегу образовывались линии. Мне очень нравилось, как вокруг импровизированных целей, когда ближе, когда дальше образовывались воображаемые воронки от снарядов и в эту игру мог играть часами, даже не подозревая, что когда–то, во взрослой жизни, стану профессиональным артиллеристом.

А вечерами, когда мы с Мишей укладывались вдвоём спать на диване, выключался свет и я начинал рассказывать младшему брату разные фантастические истории из жизни пацанов Рассольной.

– …… и вот Серёга Акишкин, вместе с Лёшкой Бессолицыным, Митька Лях тоже с ними был, стащили у своих отцов кучу капсюлей, две банки дымного пороха. А у солдат с нашей казармы утащили канистру бензина и решили всё это взорвать недалеко от посёлка, чтобы поглядеть какой получится взрыв. Всё сделали как надо и стали решать – Кто будет поджигать?

– Лёшка должен поджигать, потому что он больше всех стырит у отца капсюлей и пороха…, – авторитетно подсказывал брат.

– Ан нет…, – возражал я, – Лёшка как раз сказал, что это должен сделать Акишкин. Но пока они так решали, то не заметили, как Митька Лях достал из кармана спички, отцовскую папиросину и решил закурить. Но стоял рядом с кучей и как только он чиркнул спичкой, то всё это как – ДОЛБАНУЛО…, – последнее слово я неосторожно и громко выкрикнул в ночной темноте, отчего сразу со спальни родителей донёсся недовольный сонный голос матери.

– А ну тихо там… Спать быстро, полуночники. Нам завтра с отцом на работу….

И понизив голос, я продолжал: – Как взорвалось всё, как задымилось кругом, ни черта не видно. Кто-то в дыму вопит. А Митька Лях стоит, вылупив глаза, и смотрит испуганно в дым. А дым рассеялся и стоит около взрыва Серёга Акишкин рот разинув и без штанов… У него штаны взрывом унесло, а Лёшка Бессолицын бегает вокруг с обожжённой задницей и хлопает себя по дымящейся жопе и чего-то орёт…., – брат неосторожно громко заливается от смеха, представляя такую смешную детскую картину, а мы снова из спальни получаем родительский окрик. Притихнув, продолжаю рассказывать про дальнейшие весёлые приключения наших пацанов.

Да и сами шкодили не по делу и опасно. У отца был фотоаппарат, куча проявленных плёнок и решили мы с братом сделать дымовушку. Скрутили, свертели, завернули в золотинку от давно съеденного шоколада. И нет чтобы зажечь её на улице. Зажгли прямо в спальне родителей. Держал в руках Мишка, а я поджигал. Так она как пыханула, как задымила. Да так неожиданно, что мы, блин, испугались и в испуге кинули её на кровать родителей. Выскочили из спальни и закрыли дверь.

Что делать? Ведь сейчас пожар будет, а родителей дома нет. Через минуту приоткрыли дверь, а оттуда дым как повалил…. Дома был только дед, которого мы боялись. Но страх большого пожара пересилил и мы ломанулись в его каморку, где он спокойно читал книгу, даже не представляя, что сотворили внуки.

– Дед, горим…. В спальне…., – проорали мы в эту благостную каморку и деда как подорвало. Вскочил, побежал в комнату, нырнул в едкий и густой дым и через секунд тридцать выскочил оттуда с ватным одеялом в руках, с чёрным, тлеющим пятном прямо посередине и выбежал на улицу. Где и затоптал одеяло в снегу. Больше там ничего не пострадало, через пятнадцать минут дым через форточки выдуло на улицу, но остался стойкий запах горелого тряпья. А вечером мы от родителей получили хорошую трёпку.

Частыми гостями поселковая детвора была и в местной пожарке, которой заведовал добрый бесконвойник дядя Коля и он всегда встречал нас с радостью и грустью. Хоть он и был зеком, но пользовался за свой честный характер уважением у офицеров и остальных жителей посёлка. Да и попал он в лагерь по русской дурости из-за выпивки и всегда привечал нас, тоскуя по своим детям, оставленным им где-то далеко. В пожарке, вместе с дядей Колей проживала безропотная лошадь Машка, а также большой и умный пёс Шарик, любимец всего посёлка и он позволял нам играться с ним по всякому. Но один раз он меня хорошо тяпнул и за дело.