Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее – всю жизнь…

…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь – не может быть, чтобы она…

– Михаил Андреевич!

Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…

– Идем!

Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь – и ее бледное лицо рядом – как вспышка – невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…

…Потом – ее красные, искусанные губы.

И нас осталось двое – психиатр и его пациентка.

Моя загипнотизированная девочка…

…Частная жизнь должна оставаться частной.

Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому – привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.

Счастье – это другое, совсем другое. Это – взрыв. И редко, исчезающе редко – их череда. А совсем уникальный случай – заполучить такое счастье в вечное или, хотя бы, в длительное пользование. Фантастика…

У меня были тайны. Я изменял жене и раньше.

Человек может легко и до конца примириться только с одной единственной несвободой – несвободой от самого себя. Остальное – в щепки.

Но в этот раз…

И началась новая, совершенно другая жизнь…

Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что люблю ее – как себя. Если вам это о чем-нибудь говорит. Пока однажды…

Лучше я расскажу по порядку…

5. Ласточка и цветок

Встречались мы всегда у нее. Она жила со старенькой бабушкой – глухой и почти слепой, та принимала меня за Светиного однокурсника, встречала ласково и тут же неслышно исчезала.

Света ждала меня всегда. Так она и сказала мне после первого же настоящего, «взрослого», по ее выражению, свидания.

– Приходи, когда захочешь. Я всегда тебя жду…

Мужчины не любят слишком навязчивых женщин, и я – не исключение. Услышав такое, я насторожился. Потому, что не может, не должна молодая, красивая девчонка жить лишь ожиданием своего великовозрастного любовника. Кругом жизнь, масса соблазнов, тусовки всякие… Да и вообще – «слишком» до добра не доводит.

– Только, если оно – не взаимно. И как же по-другому, если – да… – произнесла она вслух, и я почему-то совсем не удивился…

Мы лежим на раздвинутом стареньком диване, моя голова у нее на животе.

– Ты читаешь мои мысли?

– Ага…

– Тогда… О чем я сейчас подумал, скажи…

…– Тебе есть хочется… А теперь ты, ну… Чего хочется сейчас, вот прямо сейчас – мне?

– Не знаю… Гипнотизировать я умею, а вот мысли читать… Хотя, это ведь твои мысли, да? Я думаю… Я просто уверен, что… Ну, вот… – я слегка поворачиваю голову и приникаю губами к ее теплому, гладкому животу. И он, дрогнув, подается мне навстречу…

…Я не буду вдаваться в интимные подробности, не ждите. Да и невозможно об этом так, чтобы… Но есть, есть такое, что пережить и испытать дано – немногим… Оно – как полет ласточки или цветок, вздрогнувший от взмаха ее крыльев… Это просто – попробуйте. Стать ласточкой или цветком – хоть на секунду. Чтобы понять…

– Чур, я ласточка – выдыхает она, и я уже ничего не вижу…

За год мы так и не смогли привыкнуть друг к другу.

В остальном все было, как обычно – больница, студенты, дом, семья… Вот только однажды жена сказала мне мельком:

– Ты как-то… молодеешь. Впрочем, тебе идет…

Я думал про нее все время, всегда. И дело не в теле ее. Хотя, конечно, и в теле. То есть не в самом теле, а в принадлежности его мне. И тоже – не только. Вот помните:

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука.
От мира целого
Ты далека
И все твое —
От неизбежного.

Власть – сладкая забава. Я был уверен, что она вся – моя. И так оно и было. Так – и не так. Ведь она умудрилась стать и моей неизбежностью – тоже…

С ней мне никогда не было спокойно.

Порой мне казалось, что она ускользает – и я бесился. Молча, не показывая вида. А иногда она растворялась во мне до исступления, и я начинал вспоминать, что есть и другая жизнь, опасался осложнений, перемен и даже пару раз всерьез собирался с ней порвать.

Все это заканчивалось одинаково смешно.

Я приходил – ноги сами несли меня к ней, она – ждала, иногда открывала дверь еще до моего звонка и стояла не шелохнувшись – звериное чутье. Дальше… мы просто бросались друг на друга, терзали друг друга, пили друг друга, а потом – не могли наговориться, иногда не произнося ни слова…

Казалось – так будет всегда.

…В тот год мне исполнилось сорок.

Юбилей, ресторан, друзья, коллеги, семья. И – Света. Она пришла без приглашения, но когда столько гостей… Поначалу я взбеленился, хотел улучить момент и… Но она вела себя вполне адекватно – сидела от меня далеко, общество свое не навязывала, на глаза не лезла. Правда, с женой и дочкой все-таки умудрилась познакомиться. Ушла рано. Подошла ко мне попрощаться, протянула руку и еле-еле слышно сказала: