Мне не хочется стать привидением
Привидения – слишком добрые
Поживёшь здесь в ногу со временем,
Так захочется сделаться коброю
Леопардовой шкурой – пожалуйста,
На плечах у живых монет
Каплей крови иль каплей жалости,
Но не призраком глупым, нет!
Мне не хочется стать привидением
Привидения – слишком светлые
Незаметных здесь любят всё менее,
А все призраки – незаметные
Здесь народ от испуга бесится,
Погружаясь по горло в быт
Здесь чеченская кровь на лестницах,
Золотых от царских копыт
Мне не нравится быть привидением
И шататься по тёмным углам
Там, где строит вервольф-поколение
Ослепительно-зверский храм
С неба валится грязная манна
И отсутствие новостей
Иоанны да Чингисханы
Ищут новых путей-сетей
Мне не хочется стать привидением
Крутит ворон над белым айсбергом
Театральные виражи
В этот день первобытно-пасмурный
Как поймать тебя, подскажи
И когда на весенней лестнице
Ты окликнешь меня (или нет)
Мне не хочется, чтобы в глазах моих
Ты нашла мистический свет
Мне не хочется стать привидением
Бродит окунь в реке загадочной
Ищет окунь себе примет
Ищет окунь любви не сказочной,
А такой, чтоб на много лет
Не понять молодому окуню
Как проникнуть на нужный фланг
Так оставайся в спокойном коконе
Привидение-бумеранг!
А мне не хочется стать привидением.
Сегодня я как-то особенно рад
Трубите, беспечные трубы!
Меня пригласили на бал-маскарад
Мои кореша из рок-клуба
Отлично! Ништяк! Я люблю свой рок-клуб,
Москву и кремлёвские стены
И я встречу там многих друзей и подруг,
И женщину с мордой гиены
И женщина с мордой гиены шепнёт:
«Не хочешь ли выпить спиртяги?»
И я забухаю и с криком: «Вперёд!»
Её проведу до общаги
Но если потом она спросит: «Зайдёшь?»
Скажу ей: «Пока, дорогая!»
Я русский поэт. Я не верю в пиздёж
И в догмы грядущего рая
В раю этом выгодно маскировать
Кулак под надкушенный пряник,
Чтоб в море житейском скорее взорвать
Судьбы моей быстрый «Титаник»
Но пусть я не грелся у тёплой печи
За долгие зимние ночи,
Я должен отнять у фортуны ключи
От сердца по имени… Впрочем,
Вы правы. Конечно, не нужно имён
Без них веселей и понятней
Весь мир нарядил свой звериный закон
В цветастое пёстрое платье
И старый, как Библия, зверь Компромисс
Как прежде, спешит по дорогам
Но хочется верить, что, падая вниз,
Я, к счастью, теряю немного
А небо бегущей строкой облаков
Печатает белую книгу
О том, что отчаянье долгих веков
Главнее короткого мига
И день опускается снежной крупой
На чёрный от времени тополь
Но мне всё равно. Я остался живой
И нынче же вечером вместе с тобой
Мы едем лабать в Симферополь.
Осенью тридцать седьмого года
Ко мне прилетела добрая фея
Ворвалась глупой чайкой в окно коммуналки
Где я бухал, никому не веря
Сказала: «Ты чем-то мне приглянулся,
Может быть тем, что похож на многих,
На многих, кто к жизни теряет стимул,
Так вот тебе шанс весь мир переделать
Смотри: я дарю тебе чудо-машинку,
Нажмёшь на кнопку – и будет польза
Ты сможешь восстановить справедливость,
Ощутить себя властелином судеб»
Такие вот вещи сказала фея
И прыгнула снова на подоконник
Я закричал ей: «Постой! Забухаем,
Поговорим…» Но она улетела
И я вышел на улицу Маросейка
Цветомузыка-водка в крови играла
И одним мановением волшебной машинки
Исчезали плакаты, дома, проспекты
Все диктаторы мира, несмотря на охрану,
Умирали молча, как динозавры
И простые люди прыгали с башен
Осознав фашизм пятилетних планов
Я просеял толпы сквозь сито правды
И они поредели и стали меньше,
Но в глазах своих я не мог быть гадом,
Потому что знал: счастье так возможно
И под утро я заявился к любимой
И сказал: «Обиды должны быть забыты,
Чтоб для нас замкнулся весенний контур,
И настало вечное равновесие»
Но она мне сказала: «Какого чёрта!
У меня есть бой-френд, и мне с ним нормально»
И я то и дело нажимал на кнопку
И всё время пил из бутылки водку
После, помню: орал и братался с чернью,
Спал в метро. По пьяни потерял машинку,
Мир вернулся вспять. Я очнулся дома,
И холодный ветер стучался в окна
Мы будем жить и выживать на земле своих предков
Жить и выживать на земле своих предков
Жить и выживать на земле своих предков —
Не надеясь на чудеса.
Гул затих.
Я вышел на подмостки.
– Кто таков?
Нет, я не Гамлет
Я другой
Как он, гонимый миром мурхур
Но только с русскою душой.
Не всё прогнило в Датском королевстве,
Но всё, что было ценного – прогнило.
Так быть или не быть?
Вот в чём вопрос.
Достойно ли склоняться под ударами судьбы
Иль надо оказать сопротивленье?
Или не надо…
Взмурхурить?! Уснуть?..
Я мог дворами
Но я через арку шёл
Мне так хотелось по зубам им навернуть.
Один из них сейчас ментом. Такой козёл!
И я мочил его в той арке много раз
Он был всегда готов на разный заподляк
И я его с размаху бил под левый глаз
И каждый вечер реставрировал синяк.
Тогда в моих очах возникнет интерес —
Когда на Эльсинор пойдёт войной бирманский лес.
А так… Карету мне, карету, метафизический Годзилла!
Грузи меня в роллс-ройс, зови меня Джеймс Джойс,
Вези меня со свистом в Иллинойс.
О, где ты, где ты, где ты, о, белая карета?
Прохановы свирепствуют на свете.
Под натиском спецназа и ОМОНа
Оделась ли ты на ночь, Покемона?
Гитару я сломал твою. Кремону
Но так тебе и надо, покемону.
Летиция, предстань передо мною
Бирманским тигром, страшным носорогом,
Медведем русским, кем-нибудь другим…
Прохановы свирепствуют на свете.
Да, я пьяна. Да, я пьяна
Так много выпила бокалов,
Что даже счёт им потеряла
И остаётся мне уйти
И остаётся мне уйти.
А вам остаться.
Чёрный сентябрь. Оборвавшийся маятник
Ладно, на наших руинах взойдут города
Помнишь, вчера, на последнем экзамене
Ты не сумел объяснить, что такое мечта
Брось свой глоток запрещённого воздуха
В жертву напалмовым ежеминутным дождям
Девочка в Парке Культуры и Отдыха
Купит кулёк леденцов и пошлёт всё к чертям
Сам себе стрелок, сам себе мишень,
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд по земной коре
А в моём дворе, а в моём дворе
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР
Слёзы не иволги, слёзы кукушкины
Ты их сумей различить, распознать, оценить
Панки сойдутся на площади Пушкина
Будут глядеть на витрины и «Балтику» пить
Двое сопьются, а трое повесятся,
А остальных по местам распихает родня
Волки не воют на блеск полумесяца
Цой, Сукачёв, Достоевский – какая попсня!
Сам себе стрелок, сам себе мишень
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд на краю огня
А вокруг меня, а вокруг меня
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР
Новый millenium, ну его к лешему
Дети прокуренных комнат вдыхают туман
Прошлого – нет, и луна ошалевшая
Сонно ползёт ко мне, как недобитый душман
Фары авто, как контактные линзы
В их жёлтом свете понятно, чей будет черёд
Чёрный сентябрь. Оборвавшийся маятник
Что там на наших руинах взойдёт, не взойдёт?
Сам себе стрелок, сам себе мишень
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд по коре земной
А передо мной, а передо мной
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР.
<1997–1998>
Если мгла за краем постели
Если в небе разрывы шрапнели
Если в зеркале не отраженье твоё,
А создание Мэри Шелли,
Что гуляет уже веками
И в кино, и на телеэкране
Ничего, не грусти, Мэри Уолстонкрафт…
Ностальгия в моём стакане
О, Мэри Шелли,
Придумай нам армию
Армию монстров, детей Франкенштейна,
Что оставит весь мир в руинах
И тогда уже будем плясать
На твоих именинах
Если в небе рвёт когти солнце
Если руки сжимают кольца
Не как символ надежды, не как талисман,
А чтоб выбросить их в оконце
И у бритв симпатия к венам
Вспышка поздней любви к сиренам,
Что поют для нас, истекающих кровью,
Не подверженной переменам
Если снова поднята тема
Если Ромул прикончил Рема
И ты скрылся от самого себя
Навсегда в глубинах Мальмстрема
Между нами дождь серой тканью
Не прорваться ни сойкой, ни ланью
Вместо Вечного Воскресения здесь
Будет Вечное Напоминанье.
<1997–2000>
Безболезненна тварь, что не чувствует радость
Обитать в облаках без прицела на старость
Но весна – это мисс Откровенное Свинство
У неё как положено ей большие стальные глаза
И она непрерывно играет в рулетку
Как зверушка, бежавшая с бойни обратно в железную клетку
В этой клетке она понимает – вокруг сплошная шиза
Я умру барсуком, но я хочу возродиться вертушкой
Раскрутить весь ваш мир и коснуться верхушкой
Белых небес, рождённых в чёрной крови
Я живу как кровавый Мамлеев блокадной весны
Этот крохотный ослик под знаменем первой любви
Мои руки слабы и непрочны как нервы
Бессловесной испорченной нерпы, лакающей воду,
Предлагающей пищу, любовь и свободу уроду
Он берёт только пищу и мы его кормим из рук
А ещё я хочу взять ружьё и убить всех продавшихся сук
Я хочу стать военным ответом тебе, раз ты умерла
Но я знаю, что каждый военный ответ – это чья-то герла
И по первому снегу ползут гусени́цы Волшебной Зимы…
<1990–1992>
Взорванная вечность, белоснежная, как снег
Ярость вырастает, как бамбуковый побег
По пересеченьям свежевскопанных дорог
Я гуляю, как солдат без ног
Город ухмыльнётся как трёхмесячный щенок
Над страной завьётся перекрашенный дымок
Вопреки правительству, начальству и семье
Я зарою грусть в сырой земле
Улицы опустели
Так началась неделя
Так я узнал – не осталось Маресьевых здесь
На этой земле
Время многогранно, да меня не наебёшь
Ну-ка, спекулянт, скажи мне, что ты продаёшь?
Вдруг я, для примера, захочу приобрести
Журавля, зажатого в горсти
Впрочем – я не фраер, мне не нужен твой товар
Под моими лапами прогнётся тротуар
Пусть они транслируют предательские сны
Не угаснет искорка войны
Я иду по городу, как берберийский лев
После революции не будет королев
После революции не будет королей
Долларов, дойчмарок и рублей
А пока – довольствуйтесь вселенской мерзлотой
Сытым барским рыком над сгоревшею мечтой
Песнями повстанцев сквозь асфальтовый ковёр
Пауза – оборван разговор.
Чисто поле кивнуло колосом
Накануне оледенения
Пёстрый филин в свободном поиске
Обозначил своё владение
Небо красилось звёзд коронами
Я стоял один в оцепенении
И стрелял боевыми патронами
В жирных птиц своего сомнения
А Земля переполнилась криками
Сердце бьётся в её глубине
Это Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне
Зацвели огоньками пустоши
В знак почтения к суеверию
Неожиданной веткой хрустнувшей
Зазвенел телефон доверия
Воздух взвился змеёй-воронкою
Над скрестившимися дорожками
А пятилетка шла похоронкою
Выбивая дробь босоножками
А весною земля пахнет горечью
Как и всё на этой войне
Это Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне
В мёртвом городе сжался точкою
Синий дождь из платочков ситцевых
Что с того, что мы обесточены
Снегопадом надежд неистовых
Ведь последнюю тварь сомнения
Застрелил в упор на закате я
Чтобы Гостья Из Настоящего
Мне раскрыла свои объятия
Сытость алчная, бей пропащего
Оказавшегося на дне
Ведь нынче Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне.
О проекте
О подписке