К чести Ивана с Николкой надо отметить – ребята не колебались ни секунды. Банда мотоциклистов, не дождавшаяся подкрепления, была зажата в переулках и рассеяна винтовочными залпами. Уцелевших переловили подоспевшие из Фанагорийских казарм солдаты резервного батальона подполковника Фефелова; стрелкам пришлось не только воевать с бандитами, но и отбивать их у толп разъярённых москвичей.

Дело было сделано; порталы схлопнулись и, похоже, навсегда. О дороге домой оставалось забыть; Иван, его отец, доктор Каретников – все они, сами того не желая и не ожидая, из гостей превратились в жителей того самого прошлого, куда раньше ходили на экскурсии.

Кроме Николки, о гостях из будущего знали несколько человек – лейтенант Никонов, моряк и специалист по минному оружию, барон Евгений Корф, бывший кавалергард, а ныне, владелец фехтовального клуба в Москве. А ещё – шестнадцатилетний Яша, племянник еврея-часовщика. Юноша мечтал о карьере сыщика – и начал её, схватившись сначала с международным авантюристом, бельгийцем ван дер Стрейкером, а потом и с куда более серьёзным противником.

Но теперь, после кровавой неразберихи в Москве, после пулемётных очередей на Троицкой площади Санкт-Петербурга и учебного ПТУРСа, чуть было не угробившего царя в его же собственном возке, скрывать что-либо стало решительно невозможно. Пришельцы были взяты в оборот Жандармским отделением, и… победителей, как известно, не судят. Александр Третий оценил помощь, оказанную гостями из будущего и их «местными» друзьями и, как водится, не остался в долгу. Награды, чины, ответственные посты, а для Вани с Николкой – направление на учёбу в Морское училище. «За богом молитва, а за царём служба не пропадает»!

Гимназисты-«волчата», герои московских боёв, были отмечены медалями и личной благодарностью Государя. Такие же награды достались Ивану с Николкой – Александр знал, чем им пришлось пожертвовать ради победы.

Медаль «За храбрость», учреждённая в 1807-м году, предназначалась для «награждения воинов иррегулярных формирований» (например, казаков и ополченцев) за отличия в боевых действиях, а также за подвиги, проявленные в схватках с нарушителями общественного порядка и хищными зверями, как в военное, так и в мирное время». Носить медаль полагается на георгиевской ленточке – Ваня, примерив её, довольно хмыкнул, увидав столь популярную в его времени чёрно-оранжевую полоску.

Медали были обязательны к ношению с повседневной формой. Ване с Николкой пока не полагалось кадетских знаков отличия: шинели и голландки без погон, фуражки без кокард и ленточек придавали их владельцам вид арестантов. Николка с Ваней понимали, что это может стать предметом насмешек, так что медали придутся кстати – такими не может похвастаться ни один воспитанник Училища. Не зря дежурный офицер поглядывает на награды с заметным уважением.

– Кадет Овчинников! Кадет Семенов!

– Я, господин лейтенант! – Николка вытянулся во фрунт. Иван, чуть замешкавшись, последовал его примеру.

– Вижу, вы получили обмундирование?

Мальчики кивнули.

– Заканчивайте, и через четверть часа явиться в вестибюль, одетые по форме для выхода в город. С шинелями. Сегодня вам разрешено переночевать дома – попрощаетесь с родными, возьмёте с собой, что понадобится. А завтра, к первому уроку извольте в училище!

Мальчики радостно переглянулись. Прыжок головой в омут откладывался по крайней мере, до завтрашнего утра.

* * *

– И за что нам такое счастье? – пробурчал Иван. – Именно Морской корпус… то есть Училище? И что, царь самолично велел нас туда определить? Забот у него других нет, что ли?

– А что мы могли сделать? – развёл руками Олег Иванович. Сын уже не в первый раз заводил этот разговор, и всякий раз заканчивал жалобами и невнятными обещаниями вылететь из Морского Корпуса на первых же экзаменах.

– Вашу судьбу решила устроить лично императрица Мария Фёдоровна. И велела устроить своих подопечных в «лучшее в Империи учебное заведение». Я испугался, что имеется в виду Пажеский корпус, но Бог миловал – нечего вам делать в этой «кузнице придворных кадров». Речь заходила и о Павловском училище, но Морское, я полагаю, всё же, получше. Флот, техника, математика, точные науки…

– Видел я эту технику! – хмыкнул Иван. – Хайтек эпохи стимпанка!

– Предпочитаешь шагать по плацу с винтовкой? – поинтересовался отец. – В Павловском на строевые занятия времени отводится вдвое больше, чем у вас, а дисциплина не в пример жёстче. Один цук чего стоит! Да и Никонов за вас попросил.

– Ему-то зачем? – удивился Николка. – Барон, вроде, говорил, что лейтенант с головой ушёл в свои мины?

– Уйти-то он ушёл, – согласился отец. – но нам сейчас нельзя замыкаться на чём-то одном. Барон требует перенести на бумагу всю информацию по флоту и кораблестроению. Работы – непочатый край; мы ведь тащили в прошлое все подряд, не имея выяснить что точно там имеется – «потом, мол, разберемся». Вот это «потом» и настало. Людей, умеющих обращаться с компьютером, почти нет: ты да Виктор, а ему доверия – сам понимаешь… Мы с Макаром люди иной эпохи, а Ольга… ей не до того.

Ваня согласно кивнул. Сразу после покушения, когда история путешествий во времени получила огласку, лейтенант Никонов испросил соизволения жениться на гостье из будущего. Откладывать свадьбу не стали, тем более, что Ольга была, как здесь говорят, «в интересном положении». Так что, рассчитывать на её помощь не приходилось – молодая женщина с упоением вживалась в новый для неё мир. И теперь Никонов, произведённый в капитаны второго ранга, разрывался между беременной женой, Минным комитетом и ведомством Корфа.

– Вот вас с Николкой и отрядят в помощь Сергею Алексеевичу. – продолжал отец. – Так что учёба – учёбой, а главная ваша задача – помочь Сергею Алексеевичу разобраться в базах данных.

В здании Морского училища расположены «офицерские классы»; там вам с Николкой и обустроят уголок. Список оборудования составишь сам; помещение, охрана и прочее – это забота нашего новоиспечённого «кап-два». Так что готовься, часа два-три в день у тебя на это уходить будет.

– Три часа? – возмутился Ваня. – А ты наше расписание видел? Там свободные окошки по полчаса, не больше! А жить когда?

– С расписанием – это ты к Никонову. – Олег Иванович заметил, что сын приободрился, услышав, что и в училище, он не будет отлучён от своих любимых компьютеров.

– И привыкай, теперь только так. Ты у нас незаменимый специалист, так что и спрос будет соответствующий. А хочешь облегчить себе жизнь – натаскай Николку, будет тебе помощник…

– Помощник! – фыркнул Иван. – Да тут десятка мало!

Было видно, что препирается он скорее для очистки совести.

– Только чтобы училищное начальство в наши дела не лезло! Пусть Сергей Алексеич объяснит, что нам придётся и по ночам работать, и вообще…

– То есть, режим побоку? – ехидно поинтересовался отец. – Объяснить-то он объяснит, но вы не зарывайтесь. Учти, Корпус – это не твой гуманитарный лицей, там выскочек, которым начальство дает особые послабления, могут и невзлюбить.

– Ничего. – ответил повеселевший Иван. – Как-нибудь разберусь. Ты вот что лучше скажи, не передумал уезжать? Нечестно всё-таки: в Сирию вместе ездили, а тут такое интересное дело, а мне сиди, зубри?..

– А ты что, решил, что теперь и учиться не надо? – осведомился отец. – Между прочим, императрица собирается следить за вашими успехами, так что не расслабляйся. И вообще, что ты забыл в Александрии? Я ведь туда больше для очистки совести еду, ну и Евсеина поторопить – что-то застрял наш доцент в бурхардтовых подвалах. А в Конго нам вряд ли придётся ехать, других дел полно. Скатаюсь в Египет на пару месяцев, к лету вернусь. И устроим вам каникулы – съездите с Николкой в Севастополь. В подготовительных классах практических плаваний ведь не положено?

– А кто его знает? – пожал плечами мальчик. – Ещё не выяснял. Да и когда оно, это лето… Так ты скоро едешь?

– Послезавтра. Я написал Антипу, – помнишь нашего сирийского «Мушкетона»? – он будет ждать в Одессе. Оттуда на пароходе, в Александрию, ну а дальше видно будет. Сборы закончены, чего откладывать?

– Видал я твои сборы… – проворчал Иван. – на два месяца, говоришь? А барахла набрал на полноценную экспедицию: снаряга, оружие, аптечка…

– Мало ли что в дороге случится? – усмехнулся Олег Иванович. – К тому же я не один, а с командой – поручик, военный топограф, и урядник при трёх казаках. Они составят мне компанию до Александрии, а если понадобится, то и дальше: в Занзибар, а оттуда – по пути Юнкера, от восточного побережья к озеру Виктория. Сам Юнкер недавно вернулся в Россию и пару дней назад он выступил с докладом о своем путешествии на собрании Русского географического общества. Я там был, и познакомился с Васильем Васильичем. Мелькнула, признаться, мысль, зазвать его с нами, но увы, здоровье не позволяет. Семь лет в Центральной Африке – это не шутка! А жаль, интереснейший человек, и места те знает отменно.

– А говоришь – «туда-сюда». – хмыкнул мальчик. – Мне-то зачем лапшу на уши вешать, я что, не понимаю, что ты на Конго нацелился?

– Не факт, не факт… – покачал головой отец. – Может и обойдётся. Но ты прав, этого варианта я не исключаю. Путешествие в Чёрную Африку – это год-полтора, не меньше. А ты пока поучишься, да и Никонову поможешь. Будешь под присмотром, а то вам с Николкой дай волю – еще какой-нибудь портал отыщете, лови вас потом у неандертальцев!

IV

Из путевых записок О. И. Семёнова.

Вот и взялся я за очередную тетрадь путевых записок. В предыдущую я писал крайне неаккуратно, да и события, в ней затронутые, не связаны с путешествиями – не считать же за таковое переезд из Москвы в Петербург?

Итак, впереди снова Одесса, волны Чёрного, Мраморного и Средиземного морей, берега Африки. Два года назад мы с Иваном вот так же покинули Одессу на пароходе, везущем паломников в Святую Землю. Мы тогда не понимали, что нас ждёт; не понимаю я этого и сейчас. Остаётся лишь ощущение тайны и неких грандиозных возможностей, скрывающихся за горизонтом. И надо решиться, сделать шаг, а уж там – только успевай ноги переставлять…

Тогда, летом 1886-го года, мы с сыном отправились в Сирию, в Маалюлю, известную пещерными христианскими святынями и монастырями. Обрывок древнего манускрипта, припрятанный открывателем портала, доцентом Евсеиным, и найденный моим сыном и его приятелем, недвусмысленно указывал именно на этот городок; у нас были основания предполагать, что в крипте древнего православного монастыря скрывается документ, способный пролить свет на тайну межвременного портала. Так что ожидать мы не стали; пароход, зафрахтованный Палестинским православным обществом, доставил нас в Сирию, а оттуда мы двинулись в Маалюлю – верхом, через пустыню.

Поначалу дела шли гладко; заветный манускрипт удалось скопировать без особого труда. А вот возвращаться пришлось не проторенной дорогой, а крюком через Ирак, ныне багдадский вилайет Османской Империи, Аден и Александрию. Случались на пути и стычки с разбойниками, и плавание по Евфрату, и красоты древних развалин Пальмиры…

На улицах Басры – древней Бассоры – мы оказались втянуты в кровавые события вогабитского мятежа. Из города вырывались на паровом тягаче, наскоро заблиндированном бронёй, мешками с песком и шпалами. Германский инженер-механик Курт Вентцель, помогавший нам в этом непростом предприятии, оказался археологом любителем; он-то и познакомил меня с хранителем собрания египетского хедива, профессором археологии Бургхартом. И тут случилось то, что ценители «попаданческого» жанра в фантастике, не назвали бы иначе, как «роялем в кустах»: профессор много лет назад отыскал в собрании редкостей египетского хедива некий артефакт, стопку странных металлических листов, напрямую связанных с нашей загадкой. Мы вынуждены были открыться старому археологу – и не пожалели, так как приобрели неожиданного союзника и единомышленника. Его находки стали недостающим паззлом в картине, которую мы тщились собрать; и вот теперь я снова отправляюсь в Александрию, рассчитывая добавить в мозаику очередной кусочек.

Спасибо Евгению Петровичу Корфу – наш дорогой барон сумел добиться для меня разрешения отправиться в Египет для «научных изысканий». Положение всех причастных к тайне, таково, что и на менее масштабные действия требуется Высочайшее соизволение. Я был наполовину уверен, что получу отказ; другая же половина «меня» ворчливо предсказывала, что одним отказом дело не ограничиться. Однако ж – нате вам! Похоже, свежеиспечённый начальник Департамента Особых Проектов убедил царя, что данный вояж имеет наиважнейшее значение для интересов Российской Империи, так что разрешение было получено в самые короткие сроки. Мало того, мне не придётся оплачивать экспедицию из собственных, не таких уж и обильных средств – расходы отнесены на бюджет Д. О. П. Выделена даже охрана, хотя, формально поручик Садыков, офицер корпуса военных топографов, послан с целью «уточнить некоторые картографические сведения, доставленные экспедицией Василия Васильевича Юнкера». Похвальна, конечно, столь трогательная забота военно-картографического ведомства о трудах этого замечательно географа; но всё же, рискну усомниться в том, что интересы русского Генерального Штаба простираются до берегов Конго. Да и какие там уточнения – Юнкер вернулся буквально вчера, и до обработки материалов экспедиции дело дойдёт не скоро. Хотя – кто знает? Во времена моей молодости соответствующее ведомство СССР полагало областью своей деятельности всю планету. Может, и любопытство их предшественников простирается столь же далеко?

При поручике состоит казачий урядник с тремя станичниками; эти вызвались в путешествие своей охотой и, к тому же, имеют опыт среднеазиатских экспедиций. Конечно, Средняя Азия – не Экваториальная Африка, но всё же, спутники мои люди бывалые, и я рад им. Что-то подсказывает мне, что Александрия станет лишь начальным этапом…

В Одессе к нам присоединился Антип – отставной лейб-улан, которого мы подобрали в Малой Азии. Антип попал туда в числе паломников, но заскучал – и принял предложение наняться к нам в качестве эдакого Мушкетона или «проводника джентльмена» из романов Буссенара. Показал он себя превосходно, что в перестрелках на улицах Бассоры, что в александрийских похождениях, что – немаловажное обстоятельство! – в экспедиционном быту. Антип оказался мастером на все руки, недурным поваром, хорошим стрелком. И, ко всему прочему, прекрасным знатоком лошадей и прочих кавалерийских премудростей. Он и Ваньку моего натаскал, да так что тот удивлял верховыми ухватками конников-реконструкторов в двадцать первом веке.

Вернувшись с Ближнего Востока Антип решил осесть в Рязани, но заработанные деньги не пошли ему впрок. Попытка заняться торговлишкой не увенчалась успехом – то ли, не было в бывшем улане коммерческой жилки, то ли оказался он слишком честен для этого занятия. В марте я получил от него слёзное письмо с просьбой пристроить к какому ни то делу, так что предложение отправиться в новое путешествие пришлось кстати. В Д.О.П.е его кандидатура не вызвала возражений; Незачем говорить, что подготовка экспедиции, и в особенности, подбор участников, проистекали под неусыпным наблюдением ведомства Корфа.

И вот я, как встарь, кейфую на палубе парохода. Погоды стоят отличные, разве что прохладно; Антип аккуратно таскает мне то пиво, то кофе, то грог из корабельного буфета – чего ещё, скажите на милость, желать путешественнику? Имущество упаковано в десяток сундуков и кофров, в кармане – рекомендательное письмо к российскому консулу в Александрии. Все заботы ждут нас на берегах Египта, а пока есть возможность подробно описать соображения, побудившие меня к этому вояжу.

В январе прошлого года мы отослали Вильгельма Евграфовича Евсеина, доцента Московского университета и первооткрывателя портала, в Александрию, в гости к археологу Бурхардту. После того, как мы с доцентом нащупали подход в исследовании загадочных «александрийских» пластин – научились совмещать их, как паззлы, в большие квадраты, в результате чего на образовавшихся листах проступал скрытый текст, – встал вопрос о расшифровке остальной «картотеки». Но грозные события последних месяцев не позволили уделить изысканиям должного внимания. А потому, доцент отправился в Александрию в одиночку и там, в тиши бурхардтовых подземных «лабораторий» занялся исследованиями. Результатом (пока, увы, единственным) оказался способ «закрытия» порталов; эти сведения сразу пришлось употребить в дело, и в результате мы застряли в прошлом. Нет, я не виню сына за то, что он принял это решение; более того – я сам посоветовал ему прибегнуть в критический момент к этому средству. Так что теперь «тоннель в будущее» закрыт, и, похоже, надолго. Евсеин полагает, что навсегда, но здесь я с ним не соглашусь: на пластинах наверняка отыщется подходящее средство, намёки на это есть.

Иного пути в двадцать первый век всё равно нет, так что нельзя упускать даже мимолетный шанс. Да и покровители наши в лице Департамента Особых Проектов, крайне в этом заинтересованы.

Даже поверхностного знакомства с информацией из будущего, оборудованием, трофейной техникой – средствами связи, мотоциклами, оружием – хватило, чтобы посвящённые впали в эйфорию. Сведения из будущего носят не только военно-технический характер. Рискну утверждать, что на первом месте по важности вовсе не информация о калибрах, броненосцах и лошадиных силах моторов. Куда важнее, например, всё, что касается ключевых персоналий – политиков, венценосных особ, учёных, военных. Прибавьте «послезнания» об общих тенденциях в международных отношениях, во внутреннем положении государств, в экономике, международной торговле, идеологии. А как насчёт секретов европейских разведок и контрразведок? Роковые тайны рухнувших империй муссируются на исторических форумах в Интернете, а здесь эти секреты берегут как зеницу ока… А подноготная революционных и террористических организаций, вроде тех же эсеров в России и по всей Европе?

Но мало получить эти сведения: надо передать их компетентным и высокопоставленным особам – чиновникам министерства внутренних дел, дипломатам, лицам, радеющим о развитии промышленности и экономики. И немедленно расстаться с иллюзиями касательно скрытности. Как ни настаивал Корф, как ни пытался убедить государя усилить режим секретности – всё зря. В России девятнадцатого века представление о гостайне пребывает в зачаточном состоянии. И захоти царь и его верные жандармы обеспечить должную конфиденциальность – всё равно бы ничего не вышло. Слишком многие в курсе; и слишком сильна в российской верхушке привычка решать дела кулуарно. Слишком крепки традиции «неформального обмена информацией», попросту говоря – сплетен.

Люди, которым предстоит иметь дело с отобранной информацией, не относятся к числу тех, кому можно передать папку с «совсекретными» материалами, не сообщая, откуда они взялись. Так мог поступить разве что Иосиф Виссарионович – да и то, лишь в плохом попаданческом романе. В реальной же ситуации сведения об происхождении информации не менее важны её содержания. Министру иностранных дел мало знать о настроениях в правящих кругах той или иной державы, важно еще и представлять, откуда взялись эти сведения – хотя бы, для того, чтобы оценить их достоверность.

Так что круг посвящённых уже в первые дни превысил три десятка человек. К ним прибавились разного рода адъютанты, личные помощники, заместители – и это не считая письмоводителей, мелких чиновников. И, разумеется, домашние, друзья, карточные партнёры и родственники – здесь не принято скрывать интересную новость от супруги или, скажем, партнёров по еженедельному висту.