Проводы Толстого прошли буднично и как под копирку напоминали все до этого проведенные весной. В шесть часов вечера собрались у него дома за большим столом, занимавшим всю комнату. Вместо стульев с одной стороны был диван, а с другой – длинная доска, накрытая скатертью, по торцам стола стояли по три табурета с каждой стороны. Сидели даже на подлокотниках дивана, нормально разместиться можно было, только когда народ уходил покурить. Часам к восьми движения за столом приняли хаотичный характер, гости равномерно расположились по всей квартире, включая даже лестничную клетку, на которой теперь постоянно кто-то курил. После девяти вся молодежь засобиралась на дискотеку, дав возможность родителям и родственникам немного передохнуть и слегка прибраться. На танцах продолжали пить, драк не случилось, настроение было хорошим. Еще дома у Сергея Валентин объявил о своих проводах и, соответственно, пригласил всех, вызвав этим бурную радость присутствующих. Большая часть молодежи после дискотеки пошла домой, пообещав вернутся к шести часам на автовокзал, остальные пошли обратно к Толстому домой, намереваясь продолжать до утра. К четырем часам утра за столом остались только взрослые и всего пять или шесть представителей молодого поколения. Все горизонтальные площади квартиры были заняты спящими гостями. В пять часов утра отец Толстого достал машинку для подстригания, и Сергея посадили посередине коридора на табурет. Первый взмах доверили родителю, после всем желающим. В результате с некогда пышной шевелюрой Толстого начали происходить такие изменения, которые могли родиться только в пьяных мозгах его друзей. За полчаса экзекуции он побывал сначала панком, потом индейцем, затем «под Ленина». Ржали и много фотографировали каждую версию. В половине шестого бедолагу отпустили мыться и собираться, попутно начали будить спящих. На вокзал прибыли без пяти шесть, народу было много, вместе с Толстым забирали еще восьмерых, и каждого провожали минимум двадцать человек. Прапорщик, издалека пересчитав призывников, спокойно курил в сторонке, ожидая автобус. Старенький ПАЗик приехал в десять минут седьмого, придав своим появлением ускорение в наливании алкоголя по кружкам и стаканам, принесенными с собой провожающими. «Прощаемся!», – громко крикнул прапорщик и первым вошел в автобус. Раздались причитания родственников, женщины одновременно в голос заревели. Обнимаясь и целуясь со всеми подряд, призывники прорывались к автобусу. Провожающие, обступив ПАЗик, начали его раскачивать. «Прекратить! – заорал наполовину высунувшийся из окна прапорщик. – Прекратить!». Водитель автобуса сильно нажал на газ в попытке испугать толпу, но только окончательно раззадорил ее этим. Тогда он с треском врубил передачу и нажал на педаль акселератора. К его удивлению, автобус, надрывно ревя двигателем, стоял на месте. Шофер, высунув голову в форточку, посмотрел назад, задние колеса бешено крутились в воздухе. Вся молодежь и даже некоторые взрослые, заранее сговорившись, по команде подняли заднюю часть автобуса и держали его на весу, громко улюлюкая. Продолжалось это несколько секунд, после чего автобус бросили, и он резко сорвался с места. Рев толпы стал оглушительным, в руках провожающих остался бампер от ПАЗика. Стоявший неподалеку милицейский «уазик» включил фары и начал медленно двигаться в сторону толпы. Заметив это, толпа бросила бампер и неторопливо начала расходится. Из «уазика» вылез молоденький милиционер в звании младшего сержанта и, открыв дверь багажного отделения, затолкал туда запчасть от автобуса. Провожающие, не обращая внимания на милицию, допивали, принесенное собой и понемногу расходились по домам. Уже через пятнадцать минут площадь перед автовокзалом опустела, и обо всем произошедшем на ней напоминал только мусор, брошенный прямо под ноги.

Собственные проводы Валентин запомнил плохо, не потому, что напился, а просто частые чередования лиц и напутственных речей слились в одну общую липкую массу, выделить из нее более значимые события не получалось, и воспоминания о проводах навсегда остались в памяти Вали, как слайды не связанных между собой фотографий, сделанных в один день. Его не подстригали, так как уже несколько лет он стригся исключительно «под машинку». Вместо этого всех гостей попросили расписаться на строительной телогрейке, в которой Валентин собирался уехать в армию. Идея всем так понравилась, что к утру, когда засобирались на вокзал, телогрейка была похожа на книгу жалоб и предложений, гости не ограничивались автографами, а писали длинные пожелания хорошей службы, в некоторых местах виднелись следы женской помады. На вокзале все прошло намного тише и спокойнее, чем ранее. Виной тому новенький рейсовый Икарус, раскачивать и ломать который провожающие не решились. Пятерых призывников посадили в конце салона, и автобус плавно тронулся. Через окно Валентин смотрел на маму, которая тихонько плакала, уже когда автобус отъехал от перрона, она, спохватившись, запоздало начала махать рукой, надеясь, что сын ее видит. Валя видел и даже махнул рукой в ответ, но больше машинально. Автобус повернул, и толпа провожающих исчезла, за стеклом побежали серые дома с темными окнами, город еще спал. Именно таким он и остался в памяти Валентна на два года его отсутствия.

До областного центра ехали два часа. Под равномерный гул двигателя, после бессонной ночи Валентин задремал. Проснулся он, когда кто-то настойчиво тряс его за рукав разрисованной телогрейки. Открыв глаза, Валентин не поверил увиденному. Автобус и люди оставались теми же, что и два часа назад, а тот, который будил его, был в форме с васильковыми погонами и лычками сержанта, на погонах желтели большие буквы ГБ.

– Вставай, – тряс его сержант.

Пытаясь осознать, что происходящее не сон, Валентин схватил военного за рукав шинели и сильно дернул на себя.

– Ты что? – еле удержавшись на ногах, крикнул сержант. – Вставай, говорю, на выход.

Оглянувшись и не обнаружив своих соратников, Валя встал и пошел вслед за сержантом. Четверо призывников с прапорщиком курили на остановке. «Еле растолкал», – сказал сержант, подходя к ним. Валентин спросонья озирался в попытке сориентироваться, единственное, что он понял, что находятся они в центре большого города.

– Кури, – услышал он приказ прапорщика.

– Не курю.

– Тогда жди, сейчас докурим и пойдем.

Икарус уехал. По широкой дороге мчали автомобили, прохожие совершенно не обращали внимания на курящую группу призывников на остановке.

– Докурили? Тогда за мной. Сержант замыкающий, – скомандовал прапорщик.

Прошли буквально пятьдесят метров и завернули в арку большого дома. Во дворе стояло одноэтажное здание с единственным входом и табличкой справа от двери, на которой Валентин разглядел надпись «Областной военкомат». Внутри было много народа и как-то суетливо. «В зал веди их», – бросил прапорщик сержанту, а сам направился в комнату дежурного. В большом зале, куда привел сержант, находились, судя по внешнему виду, такие же призывники, половина из них спала, развалившись на креслах. «Располагайтесь», – махнул рукой на зал сержант. Свободные места были только на первом ряду, и все пятеро заняли их в ожидании дальнейшего. Через десять минут дверь открылась, и прежде чем кто-то зашел, сержант вскочил на ноги и громко крикнул: «Встать! Смирно!». Встать получилось не у всех, спящие испуганно вытаращив глаза, пытались подняться, но получалось плохо. «Вольно», – сказал вошедший майор с васильковыми просветами на погонах. Дождавшись, когда в зале наступит относительная тишина, он начал:

– Здравствуйте. Обращаться ко мне можете «товарищ майор». Моя фамилия Козлов, я командир двенадцатой роты Отдельного орденов Октябрьской революции и Красного знамени Краснознаменного Кремлевского полка. Будем знакомы.

Все молчали.

– Я буду сопровождать вас к месту службы, – продолжил он. – Сержант будет мне в этом помогать, – кивнул в сторону кремлевца майор.

Все молчали.

– Теперь к делу. Кто из вас Селиванов? – обвел взглядом зал майор.

– Я Селиванов, – раздался ответ с последнего ряда.

– Вставай, – как-то по-отечески тепло попросил его майор.

Назвавшийся Селивановым встал.

– Молодец, – похвалил его военный. – Теперь собирай вещи – и праздновать второй день. У него вчера свадьба была, – отвечая на повисший в воздухе вопрос, сказал майор. – Экономный, наверное? – спросил он Селиванова. – Решил и проводы, и свадьбу объединить?

– Нет, так получилось, – не понимая, в шутку или всерьез отправляет его домой майор, пробормотал не состоявшийся призывник.

– Все, собирай вещи, поздравляю с бракосочетанием, – подвел итог майор. – Теперь всех касается, – сразу забыв про Селиванова, продолжил он. – Сейчас раздеваемся до пояса и на медкомиссию.

«Опять комиссия. Сколько можно», – подумал Валя, стягивая с себя свитер.

– Смотри-ка, сержант, ни одного с наколкой, я-то думал, что повезет, и второго сразу отсеем, не получилось, – услышал Валентин, находясь ближе всех, разговор военных. «Значит, один лишний, – подумал он. – Теперь все по-новому. Хоть бы не забраковали из-за перелома от качели». Домой Валентину решительно не хотелось. Следующие два часа призывники толкались в очередях к кабинетам врачей. Осматривали быстро и как-то халатно. Валентин задержался только в кабинете у зубного. Женщина-врач с марлевой повязкой и в очках, быстро осмотрев его, спросила: «Пломба давно выпала?» – «Месяц назад где-то?», – ответил Валя. – «Ставить будешь?» – «Когда?» – «Сейчас». – «А вам это надо? – стесняясь своего перегара, спросил Валя. – В армии поставлю». – «В армии вырвут. Не жалко?» – спросила врач. – «Вас жалко», – ответил, краснея, призывник. – «Работа у меня такая. Я быстро», – уговаривала женщина. – «Ну хорошо. Давайте», – чувствуя себя неловко, позволил Валя. Вместо одной пломбы сердобольная стоматолог, расковыряв еще один зуб, поставила две. Через полчаса, покидая зубного, Валентин встретил недоброжелательные взгляды будущих однополчан, скопившихся в очереди перед кабинетом. Зубной был последним в списке врачей, и Валя отправился в зал, где осталась одежда. Сержант явно скучал, к вошедшему призывнику он не проявил никакого интереса. Валентин оделся и сел на свое место в ожидании остальных. Приблизительно через полчаса постепенно вернулись все призывники, еще через пятнадцать минут пришел майор.

– Встать! Смирно! – заорал сержант.

– Вольно, – садясь на стул возле трибуны, разрешил, майор. – Фролов кто? – Подняв взгляд на зал, назвал он фамилию очередного «счастливчика».

– Я! – неожиданно раздался голос парня сидевшего рядом. Это был Дима, земляк Валентина. Успели познакомиться на вокзале, фамилию тогда Валя не запомнил или не расслышал, но сути это не меняло.

– Я Фролов, – повторил Дима.

– Так, Фролов, собирай вещи, домой поедешь, в военкомате отметишься, и пусть тебя в другие войска призывают.

– А в чем дело? – спросил Дима у майора. Ростом он был выше 190 сантиметров и внешне очень крепок, настолько крепок, что с трудом верилось в его возраст. Выглядел он лет на двадцать – двадцать два, не меньше.

– Лишний вес, – спокойно ответил майор. – Для кремлевца много. Похудеть тебе надо килограмм на пятнадцать.

В полной тишине несостоявшийся воин-кремлевец начал собираться. Дождавшись, когда он выйдет, майор продолжил:

– Пять минут на сборы и строиться на улице, – скомандовал он. – Сержант старший, – закончил майор, выходя в коридор.

Оставшиеся тридцать новобранцев вырвались на улицу, многие закурили. Майор вышел через десять минут, с высоты крыльца он осмотрел оставшихся и громко крикнул: «В колонну по два становись!». Как это сделать, никто не знал, все начали оглядываться и переминаться с ноги на ногу, не зная, с чего начать. «Вольно, – вздохнул майор. – За мной идите, сержант замыкающий». Так, толпой, которая по ходу движения все-таки построилась в некое подобие колонны, двинулись за майором. Перешли большую улицу и два квартала шли прямо, потом майор свернул направо, к большому зданию, отделанному белым мрамором. Подойдя ближе, Валентин прочитал табличку на фасаде: «Областное управление Комитета государственной безопасности» – гласила она. Через проходную по одному мимо дежурного прапорщика прошли сразу на второй этаж. В зале гораздо большего размера, чем в военкомате, сержант скомандовал: «Размещайтесь». И подождав последних, добавил: «Не расходиться, вести себя тихо, я скоро приду, суточные выдавать буду». Известие о том, что будут давать деньги, вызвало восторг призывников. «Тихо!» – рявкнул сержант и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Зачем им нужны суточные, Валентин не понимал. У каждого из тридцати призывников была сумка или рюкзак, были даже пара чемоданов, в которые родители напихали продуктов, не зная, когда их детей будут кормить. На запасах, которые бережно упаковала мама Валентину, он мог спокойно прожить неделю, на что при этом тратить деньги, он не понимал. Пока ждали сержанта, начали потихоньку знакомиться. Выяснилось, что из тридцати призывников восемнадцать были из столицы области, остальные двенадцать представляли областные военкоматы. После того как Фролова отправили домой, настоящих земляков у Валентина осталось трое. Вернее, двое прямо из города, где жил Валя, и третий был из деревни, находившейся неподалеку от города. Городских звали Сергей Марков и Дима Балышев, деревенского – Дима Курилко. Время шло, никто не приходил, делать было нечего. Один из призывников в наступившей тишине вдруг спросил:

– А что, никто не хочет голову полечить?

– А что, есть? – спросил кто-то в ответ.

– Конечно, – радостно подтвердил первый.

Звали его Сергей Литвин из центрального района города, был он высок, крепок, светловолос, сквозь короткий ежик волос на его голове отчетливо белели шрамы, которых Валентин насчитал восемь штук.

– Так наливай, раз есть, – вставая, сказал парень в широченных клешах с ярко-желтым лампасом во всю длину брюк.

Только сейчас Валентин обратил внимание, что практически все призывники были в штанах с лампасами, только цвет был у всех разный. На штанах у Сергея они были красные, почти генеральские.

– Володя, – протягивая руку с непонятно откуда взявшимся стаканом, представился «желтый» Сергею.

– Сергей, – еще раз назвал себя обладатель красных лампасов. Пока Сергей наливал в стакан водку, Вова внимательно изучал его голову.

– Поди, пару шрамов-то мои будут, – вдруг сказал он, не отрываясь от своего занятия.

– Может быть, – ответил Сергей. – Кто вас, тракторо-заводских, помнить-то будет? Что было, то было, теперь у всех одинаковые штаны будут, – протягивая обратно «желтому» стакан, закончил он. Дело в том, что вся молодежь большого города была поделена на районы, между которыми постоянно вспыхивали конфликты, перерастающие в крупные драки на пограничных пустырях районов. Чтобы как-то различать своих, каждый район пришивал на штаны лампас определенного цвета. Именно поэтому можно было определить принадлежность каждого к той или иной банде с рабочих окраин города.

– Теперь все земляки! – завершил мысль «красный». – Подходи, народ, кто будет? – Пригласил он остальных.

Народ оживился, выяснилось, что каждый прихватил с собой горячительное. Обладатель красных лампасов невольно стал центром распития и более близкого знакомства призывников. За этим занятием их застал сержант, про которого уже все забыли.

– Вы что, с ума сошли? – грозным шепотом зашипел он, держа дверную ручку так, чтобы никто не открыл дверь снаружи. – Быстро сели на места, – уже громче сказал он.

На место сели, но посуду не убрали.

– Вы хоть понимаете, где вы находитесь? – продолжал сержант. – Выгонят к чертям собачим в Советскую армию, узнаете тогда!

– Так это тебя выгонят, – засмеялся Литвин. – Нас-то за что, мы присягу не принимали.

– Так и не примите. Фамилия? – не успокаивался сержант.

– Литвин, – ответил Сергей.

– Я тебя запомнил, – пытаясь испугать призывника, зло процедил сержант.

– А Кремлевский полк не Советская армия, что ли? – спросил вдруг Валентин.

– Китайская, – Ответил за сержанта Литвин.

Зал потонул в хохоте.

– Тихо! – заорал сержант. – Вы что тут устроили? Вам проблемы нужны? – побагровев, переходя на командный тон, зарычал он.

– Успокойся сержант, – миролюбиво перебил его Сергей. – Ну что орать, сам, что ли, на проводах не пил? С какого района, лучше скажи.

– С области я, – вдруг спокойно ответил сержант.

– Ну вот, можешь же нормально общаться, – продолжил так же спокойно Сергей. – Накати лучше, – протянул он свой стакан. – Выйди на шухер, – отправил в коридор ближнего к дверям парня Сергей, помогая сержанту сделать правильный выбор. Повисла пауза, все ждали, что дальше. Сержант, поколебавшись, взял стакан и залпом опрокинул содержимое внутрь.

– А-а-а-а-а! – зашумел зал.

– Тихо! – теперь остановил пыл призывников Сергей. – Что орем? Сказано же, тихо! Все сидим, пьем, не орем, – подвел он итог конфликта, подмигнув сержанту, занюхивающему водку шапкой. – Мы тихонько, не переживай, – закрепляя результат, он протянул сержанту куриную ногу.

– Ладно, только тихо, – сдался кремлевец. – Позовите этого? Как его?

– Ну, из коридора? – щелкая пальцами, пытался вспомнить имя соратника Сергей.

Дальше пили уже без опаски, через некоторое время Литвин спросил сержанта:

– Расскажи хоть, что это за Кремлевский полк? А то народ не понимает, че там делать-то?

– Служить, что делать? – вопросительно посмотрев на стакан, ответил тот.

Перехватив взгляд сержанта, Сергей наполнил стакан и вместе с бутербродом протянул его будущему однополчанину.

– Полк как полк, – неопределенно начал сержант.

– Маршировать, поди, с утра до вечера? – наводящими вопросами постарался разговорить сержанта Литвин.

– В первую роту попадешь, будешь маршировать, – обращаясь к одному Сергею, ответил сержант.

– А ты в какой? – продолжал расспрашивать Литвин.

– В девятой. Мы у Мавзолея не стоим.

Вторые полстакана на секунду приостановили допрос. Дальше вопросы посыпались со всего зала. Сержант еле успевал поворачивать голову в сторону очередного. Выяснилось, что полк состоит из трех батальонов, первые два строевые, третий строительный. В первом и втором батальонах по пять рот, в третьем три роты, всего тринадцать. При этом у Мавзолея стоят только те, кто служит в первой роте. Со второй по девятую строевые роты несут караульную службу по охране самого Кремля и правительственного аэропорта Внуково, десятая рота пожарная. Валентин даже представить себе не мог, сколько всего разного было в полку. Одно он понял сразу: у Мавзолея ему не стоять точно. Сержант сказал, что рост «первопостников» должен быть 185 и выше, у Валентина было 180 ровно. Радоваться этому или расстраиваться, он еще не решил, но точно для себя определил, что третий батальон не для него. Что интересного в ремонте, пусть даже и в Кремле.

– А долго тут сидеть? – спросил кто-то из зала.

– До восьми вечера. Кстати, получите суточные, – вспомнил сержант, доставая из внутреннего кармана ведомость с фамилиями призывников. Раздав деньги, сержант сказал:

– Кто курит, по два человека могут выходить, в конце коридора туалет. Куда вскочили, по два человека, я сказал, – посадил он вдруг поднявшихся разом призывников.

– Литвин за старшего, – назначил он самого активного следить за порядком и первым вышел на перекур. Последующие часы все занимались чем хотели: кто-то пил, кто-то спал, некоторые даже писали письма, как они и, главное, когда собирались их отправлять, было непонятно. Пересчитав весь алкоголь, решили половину оставить на поезд, все-таки ехать полутора суток. Ровно в восемь вечера пришел автобус. Всех посадили в салон, и десять минут ждали майора. Зайдя в автобус, он потянул носом воздух и укоризненно посмотрел на сержанта.

– Остаточное, – соврал тот, пытаясь дышать в сторону.

За двадцать минут доехали до железнодорожного вокзала. Всех построили на перроне. Вдруг не пойми откуда появилась толпа родственников местных призывников. Майор сначала пытался прекратить родственные объятия, но быстро понял, что бесполезно, махнул рукой и отошел в сторону. Родственники, воспользовавшись бесконтрольностью, изрядно пополнили запасы алкоголя и закуски для своих чад. В восемь пятьдесят подошел поезд. Майор поделил всех на три части и рассадил в три вагона по десять человек в каждый. Ровно в девять вечера поезд тронулся и, набирая скорость, повез будущих воинов-кремлевцев в сердце родины.

В вагоне поезда Валентин занял верхнюю по ходу движения полку. Кинув телогрейку на матрас, он развязал свой рюкзак и выложил все запасы на стол купе. Из десяти мест, предназначенных для новобранцев, только четыре были в купе плацкарты, остальные в проходе, поэтому все призывники, расположившись на своих местах, вскоре собрались в купе. Предупрежденные сержантом о возможной проверке майора, алкоголь не доставали. Через полчаса, когда поезд уже миновал городские окраины и набрал приличную скорость, пришел майор. Убедившись, что призывники ведут себя тихо и не распивают, он пожелал всем спокойной ночи и ушел в свой вагон. Выдержав паузу минут в десять, достали водку. Валентин, выпив больше для приличия, залез к себе на полку и, свесив голову, наблюдал за происходящим сверху. Пить ему больше не хотелось и вскоре, укрывшись, расписанной телогрейкой, он заснул. Пару раз его будили будущие сослуживцы, тыкая в нос стаканом с водкой, но поняв, что это бесполезно, потеряли к нему интерес. Бессонная ночь проводов и последующий день, полный новой информации и водки, сделали свое дело. Валентин спал крепко и без сновидений. Утром, проснувшись, он с удивлением заметил, что праздник последних гражданских дней продолжался, только теперь в купе были посторонние мужики и, самое главное, девушки. Кто-то на нижней полке под Валентином играл на гитаре и громко хрипел матерные песни популярной группы «Сектор Газа». Свесив голову, Валентин увидел музыканта, им оказался Литвин, непонятно что делающий в этом вагоне, ехать он должен был рядом с майором.

– Дембель проспишь! – оборвав на полуслове песню, поприветствовал он Валентина. – Ну, ты спать, уже одиннадцать, – продолжил он, отложив гитару, – надо майору сказать, чтобы тебя в пожарную роту зачислили, спишь, как пожарный.

Купе взорвалось смехом. Валентин, неожиданно ставший центром внимания, слез вниз.

– Только вместе с тобой, – парировал он. – Веселый ты.

– А то! – заржал Сергей. – Мне хоть в пожарные. хоть к Мавзолею, главное, чтоб кормили.

Услышав о еде, Валентин понял, что голоден.