Газета «Тайме» известила: «Эти два великих государя вступили на британский берег в Дувре, и понедельник, в половине седьмого часа пополудни. Пушки военных кораблей выпалили салют в ту минуту, когда государи сошли с корабля, и повторили то же, когда они вступили на берег, причем им отвечал полный залп береговых батарей. И радостные восклицания тысяч британского народа, раздиравшие воздух. Вид был великолепен: матросы все одетые в новые голубые куртки и белые штаны, стоя на реях присоединяли свои громкие искренние приветствия к рукоплесканиям толпы.» Увы, нам придется огорчить «патриотов» суровой правдой истории. К сожалению, самодержца всероссийского сопровождали не только великороссы. Был явный «перебор» шотландцев: фельдмаршал Барклай де Толли и баронет Виллис. И поляков. Аж два Адама – князь Чарторижский и граф Ожаровский. Это бы еще куда ни шло, а то ведь и Карл Несссльроде полу еврей. Можно бы назвать и другие не очень-то благозвучные имена, но и Карлы довольно, чтобы разъярить заединщнков по кличке «памятники». Сдается, самые рьяные из них, еще не учтенные зоологами, измордовали бы атамана Платова. За что, спросите? А за то, что не гнушался полукровки. (Кстати сказать, не возьму в толк. отчего щадят Шолохова. Он же чего себе напозволял? В жилах Григория Мелехова течет басурманство!) Так вот, в свите Александра Первого был и граф Платов. Еще юношей командовал он казачьим полком – времена Очакова и покоренья Крыма. (Это уж под пером сов. историков – «присоединение», а так-то, попросту, как на самом деле было.– покорение.) С тех времен служил да служил и дослужился в боях до генерал-от-кавалерии до атамана Войска Донского. Теперь в громах британского салюта слышался басистый отзвук его, Платова, отмщения Наполеону за нашествие на Россию. Смоленск отбил, маршала Нея побил, Данциг осадой обложил, под Лейпцигом пленил пятнадцать тысяч.

Взгляните на портреты жрецов Марса. Величие, голубеющее, как сталь. Беспощадность, багровеющая, как пожарище. Печать мысли, холодной, как выкладки гениального штаба. А поищите-ка доброту, днем с огнем поищите… Тем неожиданней два-три штриха в дневнике, изданном некогда и Германии. Графиня Фосс, придворная дама, повидала на своем веку фалангу эполетных немцев, австрийцев, русских. Знавала и Платова. Писала: «Он необыкновенно высокий, смуглый, черноволосый человек с бесконечно добрым выражением лица, весьма обаятельный и любезный. Платов вполне достоин уважения, как и все порядочные русские люди.» Другое дело официальные отчеты. Там Платов в числе сопровождающих лиц, а то и вовсе безымянный. На моем столе выдержки из «Таймс» и других лондонских газет. Читаю: «Союзные государи отправились на скачки в Аскот в сопровождении фельдмаршала Блюхера, генерала Платова и многочисленной свиты. Они ехали по Фулгамской дороге. Император был в простом коричневом сюртуке. Король в синем пальто. В Аскот прибыли около часа. Потом приехали королева английская и принцессы, вслед за тем принц-регент со свитой.

На другой день поехали на празднество в дом Берлингтона. Ужин начался в два часа ночи, на нем присутствовало две тысячи пятьсот персон. Император, первым встав из-за стола, подал пример и танцевал до восхода солнца».

Сообщали газеты и об экскурсиях: арсеналы, доки, фабрики, музеи. По слову Лескова, хозяева демонстрировали «разные удивления». Платов вил усы кольцами, бурчал: «И у нас дома свое не хуже есть», на что государь отвечал вполголоса: «Не порть мне политику». Политикой заняты люди политичные. А Платов, как лозу шашкой, подсекал побеги низкопоклонства. Англичане, замечает Лесков, объезжали атамана на кривой. «Особенно в больших собраниях, где Платов не мог вполне по-французски говорить: но он этим и мало интересовался. Потому, что был человек женатый и все французские разговоры считал за пустяки, которые не стоят воображения».

И верно, воображение женатого человека было занято другим. Лескову, наверное, не попалась на глаза «Старая записная книжка» Петра Вяземского, изданная в 1883 году. Жаль. В лесковском Сказе о Левше, вероятно, прибавилась бы колоритная страница. «Говорили,– писал Вяземский,– что Платов вывез из Лондона молодую англичанку и качестве компаньонки. Кто-то – помнится, Денис Давыдов,– выразил удивление, что он, не зная по-английски, сделал подобный выбор. «Я скажу тебе. братец,– отвечал Платов,– это совсем не для физики, а больше для морали. Она добрейшая душа и девка благонравная; а к тому же такая белая и дородная, что ни дать ни взять ярославская баба».

Не спешите укорять Матвея Ивановича примером земляка-станичника. Да, Земленухин остался верен своей законной старухе. Но Матвей-то Иванович не супругу привез, нет, компаньонку, и, значит, из закона не вышел. А главное, не «чужестранностью ея» пленился, а сходством с русской.

Платов умер четыре года спустя, не дожив до семидесяти. Я не стал доискиваться, что сталось с белотелой дочерью Альбиона. А, пожалуй, мог бы спроворить ходовой нынче товарец по части клубнички. Зависть берет, глядя на повсеместный триумф книженции про любовников Екатерины Второй. Но где ж платовской «ярославской бабе» конкурировать с неутомимой немкой, матерью нашего отечества?

Появилась у атамана и другая «подруга». Не благонравная и не дородная, но о ней минутой позже, а сейчас в контекст его лондонской жизни втиснем очередную цитату из «Тайме».

– Вчера утром император инкогнито вышел из отеля и несколько времени разговаривал на улице с графом Ярмутом. прежде чем народ узнал его. Потом со своим адъютантом и прочими отправился в Гайд-парк. Император был в красном английском мундире, на шляпе большой султан из перьев.

Прошу заметить, шляпа-то с перьями, а народ не сразу узнавал Александра Павловича. Оно и понятно: августейших понаехало сверх комплекта, пойди-ка разберись, кто есть кто. Пожелай Платов остаться инкогнито, потерпел бы фиаско. Его узнавали тотчас, с первого взгляда. И это тоже понятно, он был, так сказать, в единственном экземпляре, ни с кем не спутаешь. Спрашивается, почему же имя его столь редко встречаешь в выписках из «Таймс» и других газет? Вся штука в том. что выписки сделаны в свое время товарищем обер-прокурора святейшего Синода графом Толстым. Юрий Васильевич сосредоточился на особах голубой крови. Это не упрек, а всего лишь констатация. Надо ему и спасибо сказать. Он много занимался в Лондонском королевском архиве. Его перу принадлежит десяток исследований англо-русских связей XVI—XVII столетий. Он и в Девятнадцатое заглянул – опубликовал «Записки сэра Роберта Вильсона».

В грозу Двенадцатого года сэр Роберт состоял при главной квартире Кутузова, а прежде служил в русской армии, живал и в Петербурге. Не сочтите натяжкой предположение о лондонской встрече генерала Вильсона с генералом Платовым, было о чем вспомнить.

Было-то было, если только выдался часок, другой. У Матвея Ивановича скулы сводило – рауты и парады, обеды и ужины, этикетные визиты. Цимлянского, хоть убей, не поднесут. О водке-кизлярке и не мечтай. Сей кавказский продукт, замечает классик родной литературы, атаман любил «дерябнуть».

Протокольно скучая и маясь, Матвей Иванович не оставался равнодушным к почестям. Он посмеивался над жаждой наград, но от наград не шарахался.

На мой взгляд, самым почетным было присвоение его имени кораблю, спущенному со стапелей. Британская корабельщина, как признавали сами англичане, отличалась «военно-морским шовинизмом». И вот, пожалуйста, сочла за честь внести имя донского казака в адмиралтейские списки своего флота. Высший знак признания. Повторяю, это на мой взгляд, весьма субъективный.

А Матвею Ивановичу, может, больше пришлась по сердцу и, скажем так, по руке другая награда. Та, о которой мельком упоминалось в связи с младой компаньонкой.

Эта бьла в алмазном венце, с гербом Соединенного королевства и вензельным портретом своего нового владельца. Саблю преподнесли Платову от имени города Лондона. Ее сталь, изукрашенная надписями. казалось, пела гимны блистательному военному дарованию графа Платова, который с неколебимым мужеством сражался за мир, тишину и благоденствие Европы. На ее ножнах были оттиснуты золотом боевые эпизоды из походной судьбины Матвея Ивановича. Почетное оружие сопровождало лестное послание герцога Веллингтона, героя Ватерлоо. Лет десять тому «Известия» сообщили:

– После смерти Платова эта сабля некоторое время находилась у его потомков, потом была передана в музей истории донского казачества в Новочеркасске. В 1920 году она вместе со многими другими ценностями была вывезена за границу и оказалась в Чехословакии. В годы фашистской оккупации сотрудники Пражского Национального музея сохранили ценности, вывезенные из Новочеркасска. В числе переданных советским офицерам экспонатов, похищенных белогвардейцами, была и сабля Платова. Сейчас она вновь находится в экспозиции Новочеркасского музея истории донского казачества.

Информация эпохи застоя требует примечания эпохи гласности. Как ни относись к упомянутым белым офицерам, а «похитителями» не сочтешь. Похитители не отдают драгоценности в музей. Похитители – это те, кто, распевая «Вышли мы все из народа», крал драгоценности московского государственного хранилища. И привет, с концами, поминай, как звали!

Такая же участь, неровен час, постигла бы и алмазный венец, сработанный старинными мастерами-ювелирами. Возможен и вариант. Помнится, поднесли золотое оружие генсеку тов. Брежневу Л. И. То-то был бы хорош с платовской саблей на боку. Угодливость лакеев не есть догадливость. Видать, никто из политбюро не заглянул в Новочеркасский музей.

Напоследок вот еще что. В восемьсот пятьдесят третьем году, к столетию со дня рождения знаменитого земляка, в Новочеркасске, им же основанном, воздвигли памятник атаману Платову. Десятилетия спустя Матвея Ивановича сменил на постаменте Владимир Ильич, основатель и партии, и государства нового типа.

Слыхал, будто начался сбор на восстановление памятника Платову. Расчетный счет открыт в банке на… м-да, в банке на улице Ленина. А что ж прикажете делать с образцом монументальной пропаганды? Будь моя воля, перенес бы на другое место. В назиданье внукам: не сотвори себе кумира.»

***

Я позволил себе привести статью господина Давыдова¸ где за резвым стилем, все – таки сильно сквозит «страх иудейский» перед казачеством, без купюр и не омолаживая ее, поскольку она характерна и показательна для понимания проблем казаков современным около интеллигентным обществом. И как ни противно, а возражать на такие статьи нужно. Разумеется, не для того чтобы переубедить господина Давыдова (носящего фамилию, правда если свою), воспетого в Поднятой целине сына проститутки, приехавшего «исправлять» голодом и расстрелами наш народ для новой (лагерной) жизни, его не переубедить. У него и ему подобных, как забито между серым веществом и лобной костью, происхождением и воспитанием убеждение, что казаки – разбойники, с тем они и во гроб лягут, а для казаков! Им надо знать как искажают нашу историю, как мажут дегтем имена наших героев. Старшему поколению не привыкать молчать и терпеть , а молодым такое надо знать!

Памятник Платову мы восстановили! И стоит он на своем пьедестале. Не обошлось в этом восстановлении без чуда! Дело в том, что «вождь и учитель» стоял на квадратном подножье, а памятник Матвею Ивановичу, восстановленный по рисункам и фотографиям, на круглом. Так вот когда чугунного Ильича убрали, оказалось, что под квадратом его подножия, остался выбитый в камне круглый след от первого атаманского памятника. И новый монумент Матвею Ивановичу лег в старый след – миллиметр в миллиметр! А ведь никто не примерял! Восстанавливали памятник, так сказать, на глазок, по старым фотографиям. «Вона как оно все промыслительно!» – утирали в многотысячной толпе коричневыми своими натруженными руками глаза старые казаки. Те, кто помнили еще тот первый памятник герою атаману, и все что происходило на этой казачьей площади прежде, включая молебен Краснова, расказачивание, парад казаков вермахта, и расстрел 1962 года…

А статья – полезная. Она типична для восприятия казачества большинством наших современников. Лампасы, нагайки, исторические анекдоты… Не будем за это ругать господина Давыдова. Он, судя, по всему, из репрессированных. Сочувствуем. Но, думаю, что там, в лагерях и зонах, если он встречал донцов и кубанцев, он ни о чем их не расспросил, а и расспросил бы – так ничего бы не понял. Зона то у них была общая, правда, я уверен, что сидели то они по разным причинам. Не исключено , что казаки за то что служили в Вермахте, вероятно, про такое г-н Давыдов и не слыхал. Но ему, как настоящему «советянину» – все, всегда и так ясно. А мне вот нет! Потому и хочется разобраться, что же за человек был Матвей Иванович Платов, и соответствуют ли многочисленные анекдоты о нем исторической правде.