Глава 4

Граф Гленкирк ухаживал за своей будущей невестой с элегантностью и грацией французского придворного. Когда Эллен каждое утро приносила Катрионе завтрак, на подносе всегда лежал какой-нибудь подарок от Патрика. Он мог быть как очень простым: например, сосновой веткой с позолоченной шишкой, перевязанной красной бархатной лентой, – так и весьма дорогим – вроде резной шкатулкой из слоновой кости, в которой покоилась дюжина цветочных бутонов из бриллиантов. Катриона и Патрик все лучше узнавали друг друга во время коротких верховых поездок по покрытым декабрьским снегом холмам и длинных пеших прогулок по спящим под снегом садам.

Патрик Лесли был хорошо образован, и его юная суженая, которая с такой настойчивостью боролась за возможность учиться, с удовольствием внимала его словам. Графа порой даже забавляло такое несоответствие: столь серьезный острый ум в совершенно юном цветущем теле. В то же время его очень волновала ее наивность и полная неосведомленность в обычных вещах. Выросшая в закрытом мирке Грейхейвена, она почти ничего не знала о жизни.

Их бракосочетание планировалось в День святого Валентина, а после пасхальных праздников собирались без особых церемоний связать себя узами брака Адам и Фиона. Вся семья уже знала, что церемония всего лишь формальность: они уже давно жили вместе. Фиона, всегда стремившаяся к стройности, теперь все больше округлялась и становилась похожей на кошку, которая ест одни сливки.

– Да она скоро замурлыкает, – хихикнула как-то Эйлис Хей. – Я только надеюсь на то, что мой Джейми будет так же хорош, как говорят девушки про кузенов Патрика и Адама.

– Так же хорош в чем? – не поняла Катриона.

Большие голубые глаза Эйлис раскрылись еще шире, и она опять хихикнула.

– О, Кэт! Умеешь же ты пошутить!

– Я и в самом деле не представляю, о чем ты говоришь!

– Да я о постели, гусыня ты этакая! – раздраженно воскликнула Эйлис. – Ходят слухи, что Гленкирки доводят девушек до безумия от наслаждения. Дождаться не могу июня, когда наконец смогу это проверить.

– Боже! Эйлис, да ты развратница не лучше Фионы!

Глаза Эйлис тут же наполнились слезами, и она так тряхнула в негодовании головой, что светлые волосы взметнулись вверх.

– Я, как и ты, Катриона Хей, девственница, но на этом наше сходство заканчивается! Я мечтаю о ночах в супружеской постели и готова для Джейми на все. Ты же холодна как ледышка. Смотри: если не изменишь свое отношение к плотским удовольствиям, граф будет искать утешения на стороне. И кто посмеет упрекнуть его за это?

Катриона отшатнулась от кузины. С тех пор как вся семья собралась на Рождество, Гленкирк вел себя в высшей степени корректно. Ни разу больше не повторился тот вечер у камина, когда граф ясно выказал свои чувства к ней, которых она раньше не замечала и до сих пор не была уверена, что сможет с ними справиться, но испытать их еще раз очень хотела.

Тем же вечером, одевшись только в мягкую ночную сорочку из льна, она пробралась из своих апартаментов и спряталась в алькове рядом с комнатами графа. Там было холодно, к тому же Гленкирк вернулся лишь поздно вечером. Катриона выскользнула из своего убежища и последовала за ним, он обернулся.

– О, Катриона, милая. Что случилось?

Заметив, что она дрожит, Патрик быстро накинул свою подбитую мехом домашнюю куртку ей на плечи.

– Что могло заставить тебя прийти сюда в столь поздний час?

От страха и стыда она буквально окаменела, поэтому ему пришлось подхватить ее на руки и усадить в кресло у огня.

– Итак, что все-таки стряслось?

Едва слышно Катриона пролепетала:

– Я хочу… мне надо, чтобы мы занялись любовью.

– Что за странная просьба?

– Пожалуйста, умоляю! Я правда хочу этого! О, милорд, мне ведь совершенно ничего не известно! Моя мать старалась исправить ситуацию, но, по ее рассказам, любовь очень высокодуховное чувство, тогда как же объяснить намеки Эйлис по поводу репутации Гленкирков? Фиона, например, ничуть не стесняясь, спит с Адамом и выглядит вполне довольной, даже задирает перед остальными нос. Все это далеко не духовно. Я же не представляю, чего ожидать. Пожалуйста, покажи мне, научи, хотя бы немного!

– Ну что же… – нарочито серьезно протянул Гленкирк. – Конечно, можно попробовать, но если вдруг испугаешься или передумаешь, скажи, чтобы я остановился.

– Хорошо, Патрик!

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. Одной рукой он обнял девушку, а другой медленно, чтобы не испугать, приспустил ее ночную сорочку, обнажив чудесную упругую грудь цвета слоновой кости, увенчанную темно-розовым соском. Несколько мгновений он с восхищением смотрел на нее, затем накрыл ладонью и легонько сжал, тут же почувствовав, как дрожь прошла по всему ее телу. А большой палец уже начал свой танец вокруг розового соска, заставил его напрячься и приподняться над восхитительным полушарием. Он услышал, как Катриона тихонько ахнула, и по его губам скользнула довольная улыбка. Он склонился поцеловать ее и почувствовал, как его домашний халат соскользнул на пол, оттого что она обхватила обеими руками его шею. Осторожно сняв сорочку с прекрасного тела, он принялся ласкать бархатистую кожу. От его прикосновений девушка дрожала всем телом, всхлипывала, бормотала что-то, и что есть сил, прижималась к нему. Внезапно он прекратил свои ласки, но она запротестовала:

– Пожалуйста, милорд! Еще! Я совсем не боюсь.

Но слишком велико было уже его собственное вожделение, и Патрик не мог поручиться, что сумеет остановиться, не овладеть ею здесь и сейчас.

– Мы должны, Кэт! Если я не отправлю тебя сейчас в твою комнату, то не смогу удержаться и совершу непоправимое.

– Прошу вас, милорд! Именно этого я и хочу, прямо сейчас.

Будь на ее месте кто-нибудь другой, Патрика не пришлось бы долго уговаривать, но это Кэт, его девственная суженая, которая только-только начала пробуждаться для любовных наслаждений.

– Нет, милая. В свете утра все будет восприниматься иначе. И если я позволю себе сейчас воспользоваться твоей слабостью, ты меня возненавидишь. Всему свое время и место.

Со вздохом он помог Кэт надеть сорочку, подхватил девушку на руки, и отнес обратно в ее комнату, осторожно уложив в постель и прикрыв одеялом.

– Спокойной ночи, любовь моя!

После того как Патрик закрыл за собой дверь, Катриона Хей долго лежала без сна и прислушивалась к тишине ночи. В камине негромко потрескивали дрова. Где-то вдалеке ухала сова, ей подвывали волки. Теперь девушка начинала понимать, что имела в виду мать, но точно так же понимала Эйлис и проникалась сочувствием к кузине Фионе. Вспоминая события полуторачасовой давности, она почувствовала, как напряглись груди, а щеки охватило жаром. Остаток ночи Катриона пребывала в беспокойном полусне-полубодрствовании.

С Гленкирком они встретились утром, перед традиционной прогулкой верхом, и граф приветствовал ее в своей обычной манере. Кэт последовала его примеру, и все шло как обычно, пока они не оказались на безопасном удалении от замка. Тогда, медленно повернувшись к нему, она произнесла:

– Я ни о чем не жалею – имейте это в виду.

Он широко улыбнулся.

– Так и сожалеть не о чем, Кэт. Мы всего лишь целовались и ласкали друг друга… обычное дело для влюбленных.

– Я снова приду к тебе, – твердо заявила Кэт.

Патрик усмехнулся.

– Лучше оставайся в своей кроватке, как хорошая девочка, или я не отвечаю за последствия.

Повернувшись к нему, она надула губки.

– Я не хочу оставаться в одиночестве.

Он всмотрелся в ее лицо и понял, к своему величайшему удивлению, что его будущая жена вовсе не кошечка, а истинная тигрица, и, уже серьезно, предупредил:

– Не советую упорствовать, иначе придется поучить тебя хлыстом, так что не сможешь сесть на свою чудесную попку. И я не шучу.

Поздно вечером она заявилась в его комнату и, протянув ему хлыст из кожи газели, сбросила ночную сорочку. Он швырнул хлыст в огонь камина, притянул ее, нагую, к себе и принялся целовать. Рука его скользнула к пушистому холмику. Она всхлипнула, но не остановила его…

Празднества Двенадцатой ночи закончились, братья и сестры разъехались по своим домам. Граф настоял, чтобы Катриона вернулась в Грейхейвен на несколько недель, чтобы потом снова приехать в Гленкирк, уже на собственное бракосочетание. Катриона не хотела уезжать, но поскольку каждую ночь она упорно приходила к Патрику в комнату, он чувствовал, что, если не получит передышки от этой пытки, то сделает нечто такое, о чем им потом обоим придется жалеть.

За пару недель до бракосочетания она вернулась в Гленкирк с целым караваном приданого: одежда, драгоценности, ткани, домашняя утварь, мебель. К смятению Патрика, она поселилась в апартаментах графа и графини, к которым примыкала и спальня Патрика. На дверях между комнатами никогда не было замков, и, если бы он велел поставить их сейчас, это вызвало бы массу разговоров. В первый вечер после возвращения невесты он намеренно допоздна засиделся с Адамом в надежде, что к тому времени, когда вернется, она уснет.

Наконец, пожелав брату спокойной ночи, Патрик направился к себе. Дверь между двумя спальнями была открыта. Он прислушался, но из другой спальни не доносилось ни звука. Быстро раздевшись, он собирался забраться под одеяло, когда услышал нежный голос:

– Патрик, любовь моя, приди ко мне, постель уже согрета.

Повернувшись, он обнаружил ее стоящей в дверном проеме между двумя комнатами, совершенно обнаженную, как и он сам. Он не мог оторвать взгляда от ее чудесных полных грудей и длинных стройных ног. Волосы цвета темного меда падали густой тяжелой волной до тонкой талии. Блеск глаз не скрывал даже полумрак.

– Если я разделю с тобой сегодня постель, то хода назад уже не будет. Я больше не стану просто ласкать тебя, а возьму твою девственность. Не пожалей потом!

– Пойдем, Патрик.

Кэт сделала несколько шагов к своей спальне, и он последовал за ней.

– Ты уверена, милая?

– Не могу ждать больше ни мгновения. Пожалуйста, не заставляй меня упрашивать!

Она юркнула в постель и протянула к нему руки. Патрик лег рядом, притянул ее трепещущее тело к себе и принялся целовать. Почувствовав, как всю ее охватила дрожь, он приподнялся на локте и попытался взглянуть в глаза.

– Ты уверена?

– Да, милорд.

Его губы принялись изучать ее тело, а когда сомкнулись на маленьком твердом соске, от восхитительных ощущений – наслаждения и страха – она заметалась. Его рука исследовала влажное тайное местечко у нее между ног – поглаживая, лаская, подразнивая. Осторожно он ввел в нее палец, и она изогнулась дугой, принимая его, непроизвольно напрягаясь. Он был очень осторожен, не желая причинить ей даже малейшей боли.

Однако он не торопился. Впереди у них целая ночь, и Патрик хотел, чтобы Кэт вознеслась к вершинам наслаждения. Она была у него далеко не первой девственницей, и он по своему опыту знал, что возбужденные девушки испытывали меньшую боль при проникновении.

Он взял ее ладонь и положил на свой напряженный орган. Она не только не отдернула руку, а, напротив, хоть и неловко, но нежно погладила его, вдруг нагнулась и… поцеловала бархатистую головку.

Крупная дрожь охватила все его тело. Повернув ее так, чтобы обеспечить себе доступ к каждой выпуклости и впадинке, он стал ее целовать. Их языки горели пламенем страсти, изучая и сжигая друг друга. Она извивалась под ним, и Патрик был счастлив, что сумел заставить ее задыхаться от наслаждения. Склонив голову к ее тайному местечку, он коснулся губами крошечного бугорка, затем проник языком в призывную маленькую расщелину. Катриона испуганно вскрикнула.

Лаская губами и языком нежные складки, он развел ей бедра. Дождавшись, когда она содрогнется, достигнув пика, он приподнялся на руках и осторожно вошел в нее. Ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, когда она резко подалась ему навстречу. Замерев на мгновение, он посмотрел на нее: вся покрытая легкой испариной, она казалась… испуганной.

Лаская дрожащее тело, он попытался успокоить ее, и Кэт едва слышно пролепетала:

– Мне больно, Патрик! Ужасно больно…

– Потерпи еще минуту, дорогая! Мгновение, а затем будет лучше.

И не давая ей возможности протестовать, он, напрягшись всем телом, вошел в нее до упора, прорвав преграду. Глаза ее расширились, и она вскрикнула от боли, но он заглушил ее крик поцелуями. Через несколько мгновений боль начала стихать, а когда почти исчезла, он стал медленно, нежно двигаться внутри ее. Кэт тут же подхватила его темп и стала двигаться вместе с ним. Волны наслаждения постепенно накатывали на нее, а когда стали особенно интенсивными, одна такая волна закружила ее и накрыла с головой. Она услышала протяжный крик и не сразу узнала собственный голос. Сознание затуманилось, а когда Кэт пришла в себя, то обнаружила, что заливается слезами в объятиях Патрика.

Его терзали угрызения совести и ненависть к себе. Покрывая поцелуями ее мокрые от слез щеки, он молил простить его за грубость. Кэт оборвала его покаянную речь смехом сквозь слезы.

– Какой же ты глупый! За что же мне тебя прощать? За то, что наконец-то сделал то, о чем я столько просила?

Она обхватила ладонями его лицо.

– Я люблю тебя, милый! Слышишь? Просто схожу по тебе с ума, милорд! Я бы не перенесла, если бы ты когда-нибудь отверг меня за своеволие.

Патрик удивленно посмотрел на нее и внезапно расхохотался.

– Ты и вправду слишком своевольная, но я люблю тебя всем сердцем и поэтому прощаю. Только на будущее запомни: в этом доме я буду хозяином!

– До тех пор пока я буду его единственной хозяйкой, милорд! – не осталась в долгу Кэт, и он снова рассмеялся.

– Какая же вы дерзкая шалунья, мадам!

Патрик легонько толкнул ее в груду подушек и предложил:

– А теперь спать, если не хочешь, чтобы утром весь замок знал, чем мы тут занимались.

Она вопросительно вскинула бровь, и он не смог удержаться от смеха.

– Нет, сегодня больше ничего не будет, моя ненасытная. Если не хочешь сегодняшним утром переваливаться как утка, одного раза вполне достаточно. Но у нас еще будут такие ночи, я буду любить тебя не останавливаясь до утра. Да и разве может человек с огнем в душе насытиться тобой, любовь моя?

Утром, убираясь в спальне, Эллен обнаружила пятна крови на постельном белье Катрионы, но никому ничего не сказала: кому какое дело, если жених и невеста провели брачную ночь до того, как отпраздновали бракосочетание. Ее беспокоило лишь одно: что, если ее юная хозяйка выходит замуж за человека, которого не любит? И вот теперь она могла больше не переживать – Катриона никогда не отдалась бы до свадьбы Гленкирку, если бы не любила.

К сожалению, об этом узнала и Фиона. Конечно, никто не поделился с ней этой информацией, но своим инстинктом бродячей кошки она сама все поняла. За три дня до свадьбы, увидев Катриону, шагавшую по коридору, она сказала, изображая деликатность:

– Ну, наконец-то ты уступила ему, кузина. Здорово, что все-таки отважилась! Да и чего уж, если скоро свадьба, верно?

Катриона покраснела оттого, что ее секрет раскрыт, но не пожелала, чтобы последнее слово осталось за Фионой, и ехидно поинтересовалась:

– Ревнуешь, кузина?

Фиона только рассмеялась.

– Послушай, моя маленькая Кэт. Я сплю с мужчинами с тринадцати лет, и за все это время не было такого, кто смог бы передо мной устоять, если бы я его захотела. Твой драгоценный Гленкирк не исключение.

– Вранье! – бросила ей в лицо Катриона.

– О нет, – ядовито улыбнулась Фиона. – Я попробовала их обоих, но предпочла Адама. Но чтобы ты не сомневалась… – И Фиона принялась в деталях описывать спальню Патрика.

Не говоря ни слова, Кэт пошла прочь, а уединившись в своих покоях, достала теплые замшевые штаны для верховой езды, шелковую рубашку, сапоги на меху и плотную меховую куртку.

– Куда вы собрались? – воскликнула ничего не понимающая служанка, когда Катриона отправила ее в конюшню с наказом оседлать Бану.

– Понятия не имею! – сказала Кэт, взлетая в седло. – Но когда почтенный граф Гленкирк вернется из поместья Форбсов, скажи ему, что я скорее выйду за самого дьявола, чем за него!

Развернув и пришпорив Бану, она поскакала по опущенному подъемному мосту в сумерки зимнего вечера.