Цитаты из книги «Чтец»

Неграмотность сродни невменяемости, неполноценности, неразумности.

Мы открываемся друг другу, ты мне и я тебе, мы погружаемся друг в друга, ты в меня, я в тебя, мы растворяемся друг в друге, ты во мне, я в тебе. Только в эти мгновенья я – это я, ты – это ты.

Я проснулся с мыслью о том, что Ханна мертва. И о том, что никогда не избавлюсь от своей тоски, хотя, наверное, она адресована вовсе не Ханне. Это была тоска по дому.

Я застеснялся нашей связи. Знаю, такое отрицание – самый незаметный вид предательства. Со стороны даже непонятно, действительно ли человек отказывается от кого-то или только хранит чужие секреты, оберегает от неприятностей, скандала. Но тот, кто отказывается, вполне отдает себе отчет, что он делает. А такой отказ не менее разрушителен для близости, чем самое гнусное предательство.

Мне часто приходилось делать в жизни что-то, не приняв соответствующего решения, и наоборот, я многого не делал, хотя и принимал твердое решение

Подобной истории быть просто не могло, поскольку никогда не шел такой судебный процесс и, следовательно, не было женщины с трудной судьбой, какая выпала героине романа. Автобиографичность романа в другом. Она в том, что сквозь придуманную историю просвечивает реальная жизнь, подлинная судьба сначала немецкого гимназиста, потом юриста и взрослого человека, который бьется над самыми трудными вопросами немецкой истории XX века и послевоенных десятилетий. Поэтому так важна достоверность деталей, обстоятельств, пейзажей, места действия. Эта достоверность и заставляет поверить в художественный вымысел, который призван драматизировать события, побуждая читателя примерить их на себя.

Я застеснялся нашей связи. Знаю, такое отрицание – самый незаметный вид предательства.

Почему самые прекрасные события теряют задним числом свою прелесть, когда обнаруживается их подноготная?

Не знаю, как я набрался смелости опять пойти к госпоже Шмиц. Может, таким образом мое нравственное воспитание восстало против себя? Ведь если вожделенный взгляд столь же греховен, как удовлетворение вожделения, а вызываемые грезы столь же греховны, как то, о чем я грезил, то не проще ли удовлетворить само желание и совершить сам грех? С каждым днем я убеждался, что не могу отделаться от греховных мыслей. А раз так, то я захотел и самого деяния.

Нет, я не выдавал никаких тайн, не компрометировал Ханну. Я никому не рассказывал ничего такого, о чем следовало молчать. Наоборот, я скрывал то, чего не должен был бы скрывать. Я застеснялся нашей связи. Знаю, такое отрицание – самый незаметный вид предательства. Со стороны даже непонятно, действительно ли человек отказывается от кого-то или только хранит чужие секреты, оберегает от неприятностей, скандала. Но тот, кто отказывается, вполне отдает себе отчет, что он делает. А такой отказ не менее разрушителен для близости, чем самое гнусное предательство.