– Отлично! Потому что именно ради этого я и хотел, чтобы вы познакомились с доньей Хуанитой, – сказал Дюко, и дама улыбнулась драгуну. – Донья Хуанита пересечет линию фронта и обоснуется в стане нашего противника. Время от времени она будет приезжать к вам за особыми материалами, которые будут поступать от меня. Вам следует уяснить, что это снабжение – ваша первостепенная задача.

– Снабжение? – спросил Лу. – Вы имеете в виду пушки? Боеприпасы?

За Дюко ответила донья Хуанита:

– Ничего такого, генерал, что нельзя перевезти на вьючной лошади.

Лу посмотрел на Дюко:

– Вы думаете, это так легко – проехать от одной армии к другой? Черт возьми, Дюко, есть кавалерийские заслоны британцев, есть испанские партизаны и наши собственные пикеты, и бог знает сколько других препятствий. Это не прогулка по Булонскому лесу.

– Донья Хуанита сделает собственные приготовления, и я полагаюсь на нее, – с невозмутимым видом ответил Дюко. – Вам нужно будет, генерал, показать даме ваше логово. Она должна знать, где и как вас найти. Можете это устроить?

Лу кивнул и посмотрел на женщину:

– Вы готовы отправиться со мной завтра?

– Хоть на весь день, генерал.

– Тогда мы едем завтра, – сказал Лу, – и, возможно, задержимся на послезавтра?

– Возможно, генерал, все возможно… – Дюко снова прервал начинающийся флирт. Было уже поздно, его ждали ужин и несколько часов бумажной работы, которую требовалось закончить. – Ваши люди теперь находятся на линии армейских пикетов. Будьте внимательны и не упустите прибытие новой британской части.

Подозревая, что его учат варить яйцо, Лу нахмурился:

– Мы всегда внимательны, майор, и следим за такими вещами. Не забыли? Мы – солдаты.

– Будьте особенно внимательны, генерал. – Дюко как будто не заметил выпада. – В ближайшее время ожидается прибытие Real Compañía Irlandesa, Ирландской королевской роты, и я хочу знать, когда она прибудет и где разместится. Это важно, генерал.

Лу бросил взгляд на Хуаниту – не связана ли Ирландская королевская рота с ее миссией? – но лицо испанки ничего не выражало. Не проблема, решил Лу, двух ночей вполне достаточно, чтобы женщина рассказала все. Он повернулся к Дюко:

– Майор, вы будете знать о каждом собачьем чохе на британской стороне.

– Хорошо! – сказал Дюко, завершая разговор. – Не стану задерживать вас, генерал. Уверен, у вас есть планы на вечер.

Лу взял свой шлем с еще влажным серым плюмажем.

– Донья? – спросил он, прежде чем открыть дверь на лестницу. – Так ведь называют замужнюю женщину?

– Мой муж, генерал, похоронен в Южной Америке. – Хуанита пожала плечами. – Желтая лихорадка, увы.

– А моя жена, мадам, – сказал Лу, – погребена на своей кухне в Безансоне. Увы. – Он придержал ручку двери, предлагая сопроводить донью Хуаниту по винтовой лестнице, но Дюко задержал испанку.

– Вы готовы отправиться? – спросил он, удостоверившись, что Лу его не слышит.

– Как скоро?

Дюко пожал плечами:

– Я подозреваю, что Ирландская королевская рота будет на месте в ближайшее время. К концу месяца – наверняка.

Хуанита кивнула:

– Я готова. – Она сделала паузу. – И британцы, конечно же, примут их с недоверием?

– Разумеется. Они были бы дураками, если бы ничего не заподозрили. Наша задача, мадам, состоит в том, чтобы ослабить противника, так что пусть они опасаются Ирландской королевской роты – и тогда, возможно, пропустят реальную угрозу… – Дюко снял очки и протер линзы полой сюртука. – А лорд Кили? Вы уверены в его чувствах к вам?

– Он пьяный глупец, майор, – ответила Хуанита. – И сделает то, что я скажу.

– Не давайте ему повода для ревности, – предупредил Дюко.

Хуанита улыбнулась:

– Вы можете читать мне лекции по многим предметам, но что касается мужчин и их капризов, не извольте сомневаться: я знаю все, что о них нужно знать. Не волнуйтесь насчет милорда Кили, он всегда будет милым и послушным. Это всё?

Дюко надел очки.

– Да, всё. Могу я пожелать вам хорошо отдохнуть ночью, мадам?

– Уверена, ночь будет роскошная.

Донья Хуанита улыбнулась и вышла из комнаты.

Дюко слышал, как звякнули шпоры на ступеньках; потом, когда она встретилась с Лу, поджидавшим ее внизу, донесся ее смех. Дюко закрыл дверь, когда эти двое засмеялись вместе, и медленно подошел к окну. В ночи по-прежнему хлестал дождь, но майор не обращал внимания на непогоду: его мысли занимала грядущая слава. Это зависит не столько от того, выполнят ли свой долг Хуанита и Лу, сколько от хитроумного плана, придуманного человеком, которого даже Дюко признавал равным себе, – человеком, чье страстное желание победить кичливых англичан не уступало желанию Дюко лицезреть триумф Франции. Этот человек уже в тылу у британцев, он занес туда порчу, которая сначала разложит армию Веллингтона изнутри, а потом приведет ее в западню. Картина победы развернулась в воображении Дюко во всем своем великолепии. Он видел кичливую британскую армию, поверженную в прах. Он видел императора, правящего всей Европой, а затем – кто знает? – и всем миром. Александру это удалось, так почему бы Бонапарту не повторить его успех? А начнется все с небольшой хитрости Дюко и его самого секретного агента на берегах Коа, возле крепости Алмейда.

– Это шанс, Шарп, ей-богу, это шанс. Настоящий шанс. За всю жизнь таких шансов выпадает немного, и их нельзя упускать. Этому меня учил отец. Он был епископом, и уж поверьте, человек не поднимется от викария до епископа, не хватаясь за каждый шанс. Вы меня понимаете?

– Да, сэр.

Массивная задница полковника Клода Рансимена надежно расположилась на скамье постоялого двора, а перед ним на простом дощатом столе высилась куча объедков. Тут были и куриные кости, и голые веточки винограда, и кожура апельсинов, и обглоданный скелет кролика, и куски хряща непонятного происхождения, и опустошенная кожаная бутыль. Обилие поглощенной еды заставило полковника Рансимена расстегнуть мундир, жилет и рубашку, чтобы развязать шнурки корсета и выпустить на свободу живот, так что часовая цепочка с печатками пересекала теперь полосу бледной и тугой как барабан кожи. Время от времени полковник звучно рыгал.

– Тут где-то есть горбатая девчонка, подавальщица, – вспомнил Рансимен. – Если увидите, скажите, что я съел бы кусок пирога. И немного сыра, пожалуй. Но не козьего. Не выношу козий сыр: он вызывает у меня сплин, понимаете?

Желтая отделка и серебряный кант на красном мундире Рансимена указывали на его принадлежность к 37-му Гэмпширскому линейному полку, в котором уже много лет не видели даже и тучной тени полковника. Еще недавно Рансимен занимал должность генерал-вагенмейстера и командовал обозниками в Королевской службе снабжения и транспорта, а также приданными ей португальскими погонщиками мулов, но теперь его назначили офицером по связи с Ирландской королевской ротой.

– Это честь, конечно, – говорил он Шарпу, – но ни неожиданной, ни незаслуженной она не является. Я сказал Веллингтону, когда он назначил меня генерал-вагенмейстером, что буду выполнять эту работу в качестве одолжения, но ожидаю награду за нее. Никто не станет тратить годы жизни, вбивая логику и здравый смысл в тупые головы обозников. Нет, конечно, упаси господь. Горбунья, Шарп! Вон она! Остановите ее, будьте добрым товарищем! Скажите ей, что я хочу пирог и настоящий сыр!

Пирог и сыр были поданы вместе с очередной кожаной бутылью и миской вишен, чего должно было хватить для удовлетворения последних притязаний Рансименова аппетита. Компания кавалерийских офицеров, расположившихся за столом в дальнем углу двора, заключала пари на то, сколько еды сможет поглотить этот толстяк, но полковник не обращал внимания на насмешки.

– Это шанс, – повторил он, основательно заправившись пирогом. – Не могу сказать, сулит ли это что-то вам – парень вроде вас вряд ли рассчитывает на многое в этой жизни, – но у меня точно появился шанс на Золотое руно. – Он посмотрел на Шарпа. – Вы ведь понимаете, что значит «real»?

– «Королевский», сэр.

– Выходит, вы не совсем необразованный, а? Именно королевский, Шарп. Королевская гвардия! Эти ирландские парни – королевские! Не какая-нибудь шайка кучеров да погонщиков мулов. У них есть связи при дворе, Шарп, а это означает королевские награды! Я даже вроде бы слышал, что испанский двор дает пенсию с указом о награждении Золотым руном. К этой штуковине полагается красивая звезда и золотая нагрудная цепь, но пенсия тоже лишней не будет. Награда за хорошо сделанную работу, понимаете? И это только от испанцев! Одному Богу известно, на что может расщедриться Лондон. Рыцарское звание? Принц-регент захочет узнать, как мы справляемся с этим делом. Шарп, он спросит о нас, разве не ясно? Он ждет, что мы примем этих ребят должным образом, как приличествует королевской гвардии. По меньшей мере орден Бани, так я думаю. А может, даже виконтство, почему нет? Есть только одна проблема… – Полковник Рансимен снова рыгнул и на несколько секунд оторвал задницу от скамьи. – Бог мой, так-то лучше. Освобождайтесь от газов, говорит мой доктор. Нет хуже для здоровья, чем держать вредные газы в себе, потому что тогда тело будет гнить изнутри. Теперь, Шарп, ложка дегтя в нашу бочку меда: эти королевские гвардейцы – ирландцы. Вы когда-нибудь командовали ирландцами?

– Немного, сэр.

– Понятно. А у меня под началом, после того как нашу службу объединили с ирландским извозчичьим корпусом, были десятки этих пройдох. Уж кого-кого, а пэдди я знаю как свои пять пальцев. Служили когда-нибудь в Ирландии, Шарп?

– Нет, сэр.

– А мне вот довелось. Нес гарнизонную службу в Дублинском замке. Полгода мучений, Шарп, – и ни одного сносно приготовленного блюда. Видит бог, я стараюсь быть добрым христианином и любить ближних, но с ирландцами это непросто. Нет, из некоторых получаются лучшие на свете друзья, но какие же они тупицы! Ей-богу, Шарп, я иногда спрашивал себя: уж не морочат ли они мне голову? Не притворяются ли, что не понимают самых простых приказов? Как вам такое? И вот еще что, Шарп. От нас с вами требуется предельное благоразумие. Ирландцы… – тут Рансимен с трудом наклонился вперед, как будто хотел доверить Шарпу нечто очень важное, – в большинстве своем римские католики. Паписты! Так что будем осторожнее в высказываниях на теологические темы, чтобы не вызвать возмущение! И пусть мы с вами знаем, что римский папа есть реинкарнация вавилонской блудницы, но, заявив это вслух, мы делу не поможем. Понимаете, что я имею в виду?

– Вы имеете в виду, сэр, что на Золотое руно тогда рассчитывать не придется?

– Вот молодец! Я знал, что вы поймете. Будем дипломатичными, Шарп. Будем понимающими и сдержанными. Давайте относиться к этим парням так, словно они англичане. – Рансимен задумался над собственным предложением и нахмурился. – Ну почти англичане. Вы ведь из рядовых, да? Наверное, такие вещи не вполне для вас очевидны, но помните одно: помалкивайте о папе римском, и худа не будет… Да, и скажите своим парням, пусть тоже помалкивают, – поспешил добавить Рансимен.

– У меня, сэр, католиков хватает, – сказал Шарп. – Как и ирландцев.

– Так и должно быть. Каждый третий в этой армии – ирландец! Если когда-нибудь вспыхнет мятеж… – Полковник Рансимен вздрогнул, представив бунтующих папистов в красных мундирах. – Нет, об этом лучше не думать. Просто не обращайте внимания на их мерзкую ересь, пропускайте мимо ушей. Невежество – вот единственная возможная причина папизма, как всегда говорил мой дорогой отец, а сжигать их на костре – единственное известное лекарство. Он был епископом и в таких делах разбирался. И еще одно, Шарп: я был бы обязан, если бы вы не обращались ко мне «полковник Рансимен». Замена еще не случилась, так что я остаюсь генерал-вагенмейстером и называть меня следует генералом Рансименом.

– Конечно, генерал, – согласился Шарп, скрывая улыбку.

Прослужив в армии девятнадцать лет, он хорошо знал таких, как Рансимен. Этот человек покупал себе каждое повышение вплоть до подполковника, а дальнейшее продвижение застопорилось, потому что получить звание выше можно только по выслуге лет или за заслуги. Но если Рансимен хочет называться генералом, почему бы и не подыграть? Шарп уже понял, что договориться с Рансименом будет нетрудно, а враждовать с ним из-за мелочей нет смысла.

– Вот и чудесно! А! Видите хлюпика? Того, что уходит? – Рансимен указал на мужчину, вставшего из-за стола. – Он оставил полбутылки вина. Видите? Заберите, Шарп, будьте добрым товарищем. Пока та горбунья не унесла. Я бы сам сходил, но чертова подагра житья сегодня не дает. Давайте же, умираю от жажды!

Подбирать, как нищему, с чужого стола Шарпу не пришлось. От унижения его спасло появление майора Майкла Хогана, вернувшего капитана к столу, заваленному остатками Рансименова обеда.

– Добрый день, полковник, – сказал Хоган, – притом чудесный день, не правда ли?

Шарп заметил, что Хоган нарочно усиливает свой ирландский акцент.

– Жарко, – отозвался Рансимен, промокая салфеткой стекающий по пухлым щекам пот. В следующий момент, осознав, что сидит с голым животом, полковник безуспешно попытался стянуть края корсета. – Чертовски жарко.

– Это все солнце, полковник, – совершенно серьезно объяснил Хоган. – Я обратил внимание: когда солнце, день обычно выдается жаркий. Вы заметили?

– Ну конечно, все дело в солнце! – растерянно согласился Рансимен.

– Значит, я прав! Удивительно, да? А как насчет зимы, полковник?

Рансимен перевел страдальческий взгляд на оставленную бутыль. Он хотел было снова отправить за ним Шарпа, но подавальщица оказалась проворнее.

– Проклятье! – уныло пробормотал Рансимен.

– Вы что-то сказали, полковник? – Хоган взял из миски пригоршню вишен.

– Ничего, Хоган, просто приступ подагры. Мне нужна хассонова вода, но здесь ее чертовски трудно найти. Вы не могли бы послать запрос в Лондон, в конную гвардию? Должны же штабные понимать, что мы здесь нуждаемся в лечении. И еще кое-что, Хоган…

– Говорите, полковник. Я к вашим услугам.

Рансимен покраснел. Он понимал, что над ним смеются, но, пусть и был выше ирландца по званию, побаивался Хогана из-за его близости к Веллингтону.

– Как вам известно, я все еще генерал-вагенмейстер, – через силу выговорил Рансимен.

– Совершенно верно, полковник, совершенно верно. И должен сказать, превосходный. Веллингтон вспоминал о вас буквально на днях. Хоган, сказал он, вы когда-нибудь видели, чтобы фургонами распоряжались так умело?

– Веллингтон так сказал? – удивился Рансимен.

– Да, полковник, так и сказал.

– Что ж, я вовсе не удивлен, – кивнул Рансимен. – Моя дорогая матушка всегда говорила, что у меня организационный талант. Но суть в том, майор, – продолжил полковник, – что, пока замены не найдено, я остаюсь генерал-вагенмейстером, – он сделал упор на слово «генерал», – а посему был бы весьма обязан, если бы вы обращались ко мне…

– Мой дорогой генерал-вагенмейстер, – прервал Хоган мучительную попытку Рансимена, – почему вы не сказали сразу? Конечно, я буду обращаться к вам как к генерал-вагенмейстеру и прошу прощения, что не додумался до этой простой любезности самостоятельно. Но теперь, дорогой генерал-вагенмейстер, вы должны извинить меня: Ирландская королевская рота достигла окраины города и мы должны ее встретить. Вы готовы? – Хоган кивком указал на выход.

Перспектива физического усилия смутила Рансимена.

– Прямо сейчас, Хоган? Сию минуту? Но я не могу. Рекомендация доктора. Человек моей конституции должен отдохнуть после… – Он сделал паузу, подбирая правильное слово. – После… – И снова потерпел неудачу.

– После трудов праведных? – любезно предложил Хоган. – Очень хорошо, генерал-вагенмейстер, я передам лорду Кили, что вы встретите его и его офицеров на приеме у генерала Вальверде сегодня вечером, а сейчас Шарп отведет солдат в Сан-Исидро.

– Вечером у Вальверде, – согласился Рансимен. – Очень хорошо. И еще, Хоган… О моей должности…

– Не благодарите, генерал-вагенмейстер. Вы только смутили бы меня благодарностью, право слово! Я уважаю ваши пожелания и прикажу всем остальным поступать так же. Идемте, Ричард! Где ваши зеленые кители?

– В пивной, сэр, при постоялом дворе, – сказал Шарп.

Стрелки должны были отправиться вместе с ним в форт Сан-Исидро, заброшенную крепость на португальской границе, чтобы там помогать капитану в обучении Ирландской королевской роты тактике стрелкового боя.

– Боже мой, Ричард, ну и глупец же этот Рансимен! – добродушно заметил Хоган, когда они вышли за ворота постоялого двора. – Смешной дуралей, наверное худший генерал-вагенмейстер за всю историю. Пес Макгиллигана и тот бы справился с этой работой лучше, а он был слепой, припадочный и зачастую пьяный. Вы не знали Макгиллигана? Хороший сапер, но свалился со старого мола в Гибралтаре и утонул, выпив две кварты хереса, упокой Господь его душу. Бедный пес был безутешен, так что пришлось пристрелить. Парни из Семьдесят третьего Хайлендского сделали все честь по чести: с полной расстрельной командой и последующими воинскими почестями. Рансимен нужен лишь для того, чтобы польстить ирландцам. Пусть мнят, будто мы принимаем их всерьез. Но это не ваша задача, вы меня понимаете?

– Нет, сэр, – сказал Шарп. – Совершенно не понимаю, сэр.