Часть I. Кашгария. Страна и люди: путешествие по Центральной Азии

Глава I

Отъезд из Маргелана. Земледелие в Ферганской долине. Араван. Священные змеи и сталактитовая пещера. Ош. «Трон Соломона». Целебная скала для бездетных женщин

Первое путешествие в Кашгарию, провинцию на западе Китая, я совершил в 1885 г. при следующих обстоятельствах.

В то время я служил чиновником по особым поручениям при губернаторе Ферганской области, генерале Н. А. Иванове^[25]. Согласно договору между Россией и Китаем от 1881 г.^[26] представителям обеих держав раз в три года надлежало инспектировать и приводить в порядок пограничные столбы, разделяющие два этих государства. Осуществить эту деятельность с российской стороны было поручено мне. Из Маргелана, где я тогда жил, мне предстояло отправиться в Кашгар, резиденцию китайской администрации, и оттуда, получив инструкции от российского консула в Кашгаре, выехать вместе с представителем Китая в сторону границы, которая проходила по хребту Тянь-Шаньских гор. На этом отрезке границы было 14 пограничных столбов, установленных на 14 перевалах Тянь-Шаня, через которые можно было переправиться из Китая в Россию.

Чтобы обрисовать тогдашние условия российской службы, замечу, что для поездки в соседнее государство, где мне в качестве официального лица надлежало вместе с представителем Китая объехать верхом около 700 км вдоль Тянь-Шаня, самой высокой горной цепи этой части азиатской возвышенности, я получил аванс в размере 200 руб., о которых по возвращении должен был отчитаться. Как поручику мне полагались 30 копеек суточных и «прогоны» на 1,5 лошади из расчета по 1,5 копейки за одну лошадь на один километр. Каким образом, располагая столь скудными средствами на дорожные расходы, можно было путешествовать по труднодоступным горам и к тому же в местности, населенной кочевниками, где буквально все, в том числе постель, палатки, консервы и т. д., приходилось везти с собой, то было ведомо одному российскому интендантству. Однако такой существовал порядок.

И все же я взялся за это поручение. За границу меня влекло непреодолимое желание побывать в краях, которые были по тем временам terra incognita.

Я был извещен о предстоящей командировке 7 августа, а уже 10-го выехал из Маргелана в Ош. Меня сопровождали пятеро оренбургских казаков в качестве конвоя и двое местных джигитов как личная прислуга. Багаж везли две вьючные лошади.

Весь караван состоял из восьми хорошо вооруженных людей, восьми верховых и двух вьючных лошадей^[27].

Дорога из Маргелана в Ош, проложенная через плодородную Ферганскую долину, поддерживается в хорошем состоянии. Живописные селения утопают в садах с раскидистыми абрикосовыми деревьями; повсюду персиковые и гранатовые деревья, фиговые кусты; толстые виноградные лозы, поддерживаемые деревянными опорами, напоминают тенистые беседки, где местные жители всей семьей проводят дни и ночи, предпочитая их темным и душным саклям (глинобитные лачуги с плоской крышей). Поля засеяны гигантской высоты кукурузой или джугарой (сорго), стебли которой так высоки, что всадник на лошади утопает в джугаровом поле, словно в море.

Плантации ароматных дынь являются одним из главных источников существования для местных жителей; гигантские арбузы, диаметр которых достигает 70 см, здесь такие сладкие и сочные, что в них даже сверкают сахарные кристаллы. Изгороди увиты горлянкой, огромные плоды которой выдалбливают и используют как кувшины для воды или как чилимы (кальяны) для курения табака через воду. Поля возделываются с особой тщательностью, при помощи искусственного орошения, так как с марта по октябрь дождей нет вовсе и растительность произрастает благодаря поливу каждые 2–3 дня водой из каналов (арыков). Длина их достигает ста и более километров: на таком удалении протекают горные реки, снабжающие арыки водой. Каждая пашня обсажена тутовыми деревьями, листья которых используют для разведения шелкопрядов, а получаемые в изобилии шелк и атлас окрашивают в яркие цвета и шьют из них ватные халаты и женские платья. Более влажные участки занимают поля, целиком засеянные рисом или хлопком; последний хотя и не так требователен к воде, как рис, но все же нуждается в ней гораздо больше, чем иные посевы.

Все это радует взор и вызывает восхищение и, несмотря на чудовищную жару, скрашивает время в пути.

На ночлег мы остановились в небольшом селении Араван, в роще великолепных платанов и карагачей, окружающих могилу какого-то святого. Тут же рядом с могилой возвышается скала, а из-под нее сильной струей бьет кристально чистая, ледяная вода. В этом источнике, не замерзающем в зимнее время, обитает какой-то вид коричневых змей, длиною до полутора метров и толщиною с запястье руки.

Змеи время от времени выползают из воды и греются на солнце. Приезжающие на могилу местные паломники их не трогают, так как они не ядовиты и, согласно поверью, оберегают могилу святого и самих паломников от джиннов и других нечистых духов, обитающих в ветвях этих прекрасных деревьев.

Селение Араван со всех сторон окружено скалистыми горами. На одном из склонов высоко, под самым небом, находится сталактитовая пещера^[28], соединенная с группой таких же пещер узкими переходами, в которых можно передвигаться только ползком на животе. Чем дальше вглубь, тем великолепнее становятся пещеры, а их стены – все белоснежнее. По преданию, эту пещеру в скале обнаружил тот самый святой, который погребен в роще. Переползая на животе из одной пещеры в другую, я не мог избавиться от мысли о том, что вот-вот случится столь частое в этих краях землетрясение и коридор, где я нахожусь, окажется завален. Ближайшая ко входу пещера не производит особого впечатления; ее стены закоптились от огня, который разводят паломники, посещающие могилу и пещеру. При могиле есть мечеть и несколько мулл, наживающихся на легковерности местных жителей, находящихся под большим впечатлением от незамерзающего источника с ледяной водой, священных змей и чудесной пещеры со сталактитами и сталагмитами.

От Аравана до Оша 24 км. Ош – это уездный городок, лежащий на берегу бурной горной реки Ак-Бура (что значит «белый верблюд») на высоте около 900 м над уровнем моря. Местные климатические условия едва ли не самые лучшие во всей Ферганской долине. Жара здесь не столь мучительна, так как по ночам, чрезвычайно душным в других районах, дует прохладный ветерок с гор. Зимой почти всегда выпадает снег, но быстро тает; бывают, однако, зимы, когда снежный покров держится 2–3 недели, так что можно даже ездить на санях, чего никогда не случается в других частях Ферганской долины. Свежая, чистая вода из Ак-Буры подводится с помощью арыков к полям, что дает возможность их обильного полива и благоприятствует садоводству. Городок утопает в зелени, и более всего его европейская часть, расположенная выше сартовской части вверх по течению реки. В Оше уже созревают яблоки, а завезенные три года назад из Франции груши дали урожай сказочно сладких, весом до одного килограмма плодов; под тонкие ветви грушевых деревьев пришлось устанавливать подпорки с сетчатыми мешками, в которых и вызревали плоды. Поражает здесь также изобилие абрикосовых деревьев. Вообще абрикосовые деревья распространены в Ферганской долине так широко, что их используют в качестве топлива. Достопримечательность Оша – высокая, почти двухсотметровая скалистая гора, верх которой словно обрублен. Она носит название Тахт-и-Сулейман («Трон Соломона») и притягивает летом тысячи паломников, в основном женщин.

На одном из склонов горы есть отвесная скала, отполированная спинами мусульманских женщин. Стоит бесплодной женщине трижды соскользнуть с этой скалы (разумеется, под соответствующие молитвы муллы), и она навсегда исцеляется от бесплодия, которое, по местным понятиям, является Божьей карой и служит поводом для развода.

Ежегодно сюда стекается множество молодых паломниц, желающих излечиться от бесплодия.

Глава II

Лангар. Воспоминания о событиях 1876 г. Посольство к Бадаулету. Нападение шайки Мулла-Худай-Берды. Посол Куропаткин ранен. Подкрепление. Судьба правителя Кашгарии Якуб-бека и его потомков

Расстояние в 70 км между Ошем и укреплением Гульча мы преодолели за один день, хотя дорога шла через крупные перевалы, достигающие в высоту 2100 м. До ур. Лангар можно было добраться даже на повозке, но дальше в горы уходила узкая тропа. Лангар запомнился мне очень ярко еще в 1876 г. вследствие интересного происшествия, имевшего политические и дипломатические последствия, в котором мне довелось участвовать. Поэтому я позволю себе сделать отступление и рассказать об этом эпизоде.

Западной частью Кашгарии правил в те времена Якуб-бек^[29] – авантюрист, сарт по происхождению, родом из-под Ташкента. Подняв население Кашгарии на антикитайское восстание, он захватил семь округов. Китайские войска частью отступили за пустыню Такла-Макан, частью сдались Якуб-беку и приняли ислам. Последних Якуб-бек включил в состав своей армии, назвав их «янги мусульман» («новые мусульмане»). Прогнав китайцев, Якуб-бек взял титул Бадаулет («счастливый») и провозгласил себя ханом Джеты-шаара («Семиградья»). В благодарность за избавление от китайцев народ стал именовать его Аталык-гази («воин за веру»).

Тем временем генерал-губернатор Туркестана, генерал-адъютант К. П. фон Кауфман^[30], овладел Кокандским ханством и присоединил этот прекрасный край к Российской империи. Выслав свергнутого хана Худояра^[31] с сыном в российскую глубинку (в Тулу^[32]), он решил установить дипломатические отношения с ближайшим восточным соседом, правителем Джеты-шаара Бадаулетом Якуб-беком. Кашгария в те времена была абсолютной terra incognita^[33].

Итак, было организовано посольство к Бадаулету. Начальником посольства был назначен штабс-капитан Алексей Куропаткин^[34] (впоследствии занимавший в течение многих лет пост военного министра, а также пост главнокомандующего российской армией во время русско-японской войны). Заместителем посла стал его брат, артиллерийский капитан Нил Куропаткин^[35], а функцию офицера для поручений при после́ выполнял я, в то время будучи в чине корнета^[36]. Кроме того, к нам были прикреплены топограф, штабс-капитан Н. Старцев^[37], а также переводчик-татарин, капитан А. Сунаргулов^[38].

Посольство сопровождали 50 хорошо экипированных джигитов на отличных лошадях, 15 оренбургских казаков, а также 60 вьючных лошадей, которые везли посольский багаж и дары для Бадаулета от правителя Туркестана, генерал-адъютанта Кауфмана.

Из Оша мы выступили в полдень. Погода стояла великолепная, местность казалась совершенно спокойной. Аталык-гази охотно согласился принять посольство и отдал необходимые распоряжения, чтобы облегчить наше передвижение. Казалось, ничто не должно было препятствовать нашему приятному путешествию в неведомую Кашгарию. Меж тем судьба распорядилась иначе.

Переночевав в 18 км от Оша, мы двинулись дальше в сторону Гульчи. Впереди ехал отряд из 20 джигитов во главе со своим командиром Хаким-беком на великолепном туркменском аргамаке. В трех четвертях километра от них двигались мы вчетвером, замыкал нашу группу только один казак. Старцев вместе со вторым ординарцем остались где-то в стороне и вели топографические работы. Позади, в километре от нас, растянулась вереница вьюков в окружении джигитов и остальных казаков из конвоя, которые охраняли посольскую кассу и вьюки с ценными подарками для владетеля Джеты-шаара. Так как впереди ехал отряд джигитов, мы передвигались совершенно без опаски, весело разговаривая.

Неожиданно раздался ружейный залп. Пули засвистели со всех сторон.

Посол, штабс-капитан Куропаткин, был ранен в левую руку выше локтя. Мой конь упал как подкошенный: пуля угодила ему прямо в лоб. Нил Куропаткин и Сунаргулов не пострадали. Казак после залпа повернул назад и поскакал к своим товарищам, ехавшим позади в нескольких километрах от нас.

Оказалось, что в каких-нибудь двухстах-пятистах шагах от дороги, по которой мы ехали и мирно беседовали, был глубокий овраг, по дну которого протекал пересохший в это время года ручей. В этом овраге укрылись около ста вооруженных разбойников из шайки кипчаков (одного из самых воинственных племен среди местных киргизов) под предводительством Мулла-Худай-Берды («от Бога данный»). Нападавшие, разумеется, были прекрасно осведомлены о передвижении посольства, ибо укрылись в овраге так хорошо, что ни мы, ни джигиты, ехавшие впереди в клубах пыли, не заметили засады.

Тем временем к стрелявшим в нас в овраге присоединилась толпа вооруженных всадников, ведущих под уздцы лошадей без седоков. Все оседлали коней, но, не сумев выбраться верхом из глубокого оврага на дорогу, на которой мы находились, частью бросились атаковать джигитов, а частью двинулись вперед, пытаясь найти выход к дороге.

Мы сгрудились вокруг раненого начальника посольства, заслоняясь лошадьми от одиночных выстрелов. У каждого из нас имелся только палаш, защищаться нам было нечем. Лишь по счастливой случайности у Нила Куропаткина оказался револьвер Смита-Вессона, который он вытащил из седельной кобуры.

Вдруг мы увидели, что разбойники, которым удалось выбраться на дорогу, мчатся на нас. Впереди, значительно опережая остальных, на превосходном сером коне скачет старик с длинной седой бородой, в огромной чалме, держа в левой руке зеленое знамя пророка и обнаженный кривой ятаган в правой. Он был уже почти в 30 шагах от нас, беспомощно стоявших посреди дороги, и тут Нил Куропаткин выстрелил. Старик еще какое-то время продолжал двигаться в нашем направлении, затем покачнулся, выпустил знамя из руки и упал на дорогу, а конь его описал полукруг и ускакал в сторону. Мчавшаяся за стариком группка из 20–30 наездников при виде упавшего вожака повернула назад вслед за его конем.

В это время сзади, гоня лошадей во весь опор, прискакали казаки и привели с собой лошадей с посольской кассой и вьюками с самыми ценными подарками. Сняв с животных кожаные сумки, мы сложили из них баррикаду для защиты раненого начальника посольства. Казаки быстро сбатовали^[39] лошадей и уложили их на бок, сформировав из них четырехугольник, хотя бы частично служивший для нас укрытием.

Неожиданно мы видим, как к нам мчится плотная масса наездников числом в 80–100 человек с криками: «Алло! Алло!» Казаки дают залп уже за 600 шагов, а затем продолжают непрерывный обстрел. Атакующие теряют нескольких всадников и, не выдерживая огня, рассыпаются в разные стороны. Атака повторяется еще раз и вновь рассыпается на расстоянии 150–200 шагов от нас. Часть посольского багажа на самых хороших лошадях присоединяется к нам; багаж мы снимаем и укладываем в форме четырехугольника вместо лошадей, которые теряют терпение и не хотят лежать, особенно когда слышат топот атаки. Часть вьюков попадает в руки разбойников, которые на наших глазах потрошат их и разворовывают.

Ватага собирается снова, но уже на некотором отдалении, после чего начинается своего рода спортивное состязание, подобного которому мне не доводилось видеть никогда в жизни.

От ватаги отделяются два-три батыра (лихих наездников, храбрецов), которые, спрятавшись за лошадьми, скачут галопом, чтобы забрать тело своего предводителя и зеленое знамя пророка. Казаки подпускают их как можно ближе и начинают обстрел. Батыр или падает на землю, или же описывает полукруг вдалеке от тела вожака и возвращается к своим.

На окрестных горах, до этого безлюдных, появляются верховые. Их количество растет с каждой минутой, и вскоре горы кишат всадниками, напоминая муравейник. Неизвестно откуда до нас долетает пуля крупного калибра, выпущенная, по всей видимости, из большой одностволки – из тех, какие местные жители используют при обороне своих крепостей. Через мгновение свистит другая, третья; десятая пуля тяжело ранит казачьего коня.

Положение становится неприятным. Хочется есть, пить, но местность кругом абсолютно безводная, и, хотя у нас достаточно консервов, приготовить их не на чем. Мы грызем сухари, которые оказались в казачьей сумке.

Особенно тяжелым оказалось положение раненого начальника посольства. Рану промыть не удалось, так как воды не было. О настойке йода никто и не вспомнил, хотя, вероятно, она и была в дорожной аптечке. Мы наложили на грязную рану повязку, чтобы остановить кровь. Началась лихорадка; чтобы утолить жажду, мы даем раненому глоток вина, после чего жажда усиливается. А на горах скапливается все больше людей. Мы почти не сомневаемся, что с наступлением ночи с нами будет покончено.

Неожиданно, около пятого часа пополудни, со стороны Оша мы замечаем огромное облако пыли. Нам удается разглядеть внушительное количество лошадей, меж которых белеют солдатские рубахи. Мы понимаем, что это спешит подкрепление.

Оказалось, что предприимчивый командир наших джигитов, Хаким-бек, сразу же после первого ружейного залпа соскочил со своего великолепного туркменского скакуна, посадил на него 15-летнего сына (который собирался проводить его до Гульчи и вернуться назад), вложил ему в руку нагайку и велел во весь опор мчаться в Ош и сообщить о нападении местным властям. Мальчуган, несмотря на погоню, которую организовали догадавшиеся о его намерениях разбойники, за час преодолевает 35 км, врывается на двор местной администрации и рассказывает о случившемся.

Уездный начальник, не теряя времени, собирает роту пехотинцев (кавалерии в Оше не было), реквизирует всех лошадей, каких только удалось найти, сажает пехотинцев по двое на одну лошадь, остальным приказывает держаться за стремена и спешит к нам на помощь. Мы вздохнули с облегчением.

Пехота сделала несколько залпов из дальнобойных берданок, и горы сразу же опустели. За четверть часа шайка исчезла без следа, и снова воцарилась тишина вокруг.

Мы повернули назад к ближайшему источнику воды, приготовили чай, накормили солдат консервами из посольских запасов и, уложив посла на носилки из двух шестов, привязанных к седлам двух лошадей, к утру возвратились в Ош.

Само собой разумеется, что с отправлением посольства к Якуб-беку было решено подождать до выздоровления посла, а поскольку генерал свиты Скобелев, тогдашний военный губернатор Ферганской области и командующий войсками, немедленно организовал карательную экспедицию для окончательного покорения кочевников, то я отказался от участия в посольстве и в качестве ординарца при генерале отправился в новый поход^[40]. Вернулся я из него поздней осенью, когда начальник посольства, капитан Куропаткин, поправился и уже находился в Кашгарии^[41].