Однажды солнечной весной
Сказал Гагарин очень просто:
– Поехали!
Взмахнул рукой,
впервые
пробуравив космос.
Простой глагол стал обретать…
Нет, он не изменил значенье,
но в подсознанье
все сомненья в успехе —
стали исчезать.
Слова ведь вроде не дела.
В перипетиях ситуаций
мы слышим всякие слова
разнообразных мотиваций.
И важен в них порой не смысл —
Посыл! Призыв к движенью! Сила!
Слова, меняющие жизнь…
Поехали!
Вперёд, Россия!
Когда причёсочку надену —
Все парни влюбятся в меня.
Иду вот, вся такая, я,
А шлейф парней за мной – в НЕДЕЛЮ!
«…вампир при призрачной луне,
почуяв дев томленье…»
Ой! Надо ж по картинке мне придумать сочиненье.
– Послушай, батя, помоги. Рисунок – бред галимый!
Отец вздохнул. И снял очки.
– Что у тебя там, милый?
– Есть Лев…
– Лохмата голова. Серьёзный. Адекватный…
– Он всех сожрёт!
– В природе – да! Но наш Лев – толерантный… А рядом с Лёвой возлежит…
– Овца! И дочь Барана!
– Нет… Мы овечку назовём… усладой Тамерлана.
– КОГО?!
– Ребёнок, извини. Подумалось про книгу.
«…вампир скукожился, присев – похоже,
вместо вкусных дев придётся кушать фигу…»
– А птицу тоже назовёшь голубкой толерантной?
Отец! Она же свой помёт роняет Льву на лапу!
– Послушай, сын. Наш Лев – мужик! Он добрый, адекватный. К капризам женским он привык. Потом отмоет лапу.
– Я, папа, понял. Всё! Фигня! Картинка… сочиненье…
«…вампир расправил крылья для…
почуяв дев томленье…»
Когда я феечкой была…
Недавно. Прошлым летом.
Я во дворе всем раздала
Волшебные конфеты.
Вот Веронике, например,
Досталась шоколадка,
Иришке – трюфель,
Мне – эклер,
А Саше – мармеладка.
Уроки магии веду
Для всех я. Безвозмездно.
Колдую ветер, листья злю,
Учу всех падать в бездну.
По радуге мы прыгали
Хохочущей толпой!
Потом…
пришли к нам «силы тьмы»
И увели домой.
Ночью – блики на стекле
И АКЛЁ в любом окне.
ЙЫВОН ДОГ давно прошёл,
Выпал ГЕНС не понарошку,
В УЛОКШ замело дорожку,
ЫЛУКИНАК. Хорошо!
– Я фиятельный, я фнефный!
Фмех несу я, не фечаль!
Людям я дарю фадефды, —
врал один коварный месяц,
убеждая тех, кто вместе
с ним собрался в тайном месте
с разговорами на чай.
Вторит эхо:
– Враль, враль, враль…
Прямо от порога Ира
Закричала:
– Слышишь, брат!
Не напрасно я училась!
Долго-долго я училась!
Я пятёрку получила!
СветаВанна мне сказала:
Я – пятёрочный гигант!
И, разматывая шарф, прошептала:
– А для мамы
У меня есть мама-арт!
Если вспоминать про май,
то поникшему бутону
ветер говорил:
– Зелёный!
Ты не МАЙся!
ПодниМАЙся!
Распускайся!
Расцветай!
На Новый год среди детей
нет ведьм. Они – плохие!
Считается между людей,
что ведьмы очень злые.
Ну вот и ладно! Ну и пусть!
Но я других – не злее!
В Снегурочку я превращусь!
В прекраснейшую фею!
Как феей стать? Ищу в Сети…
Нашла! Мне нужно только…
массаж… солярий… бигуди
и маникюр какой-то.
Нет, это сложно. Доброту
найду в себе. В улыбке!
В костюме, что изобрету!
В косичку я себе вплету
волшебные снежинки.
Одним глазком взглянуть хочу,
как веселятся дети.
А Дед-Морозу я вручу
на Хэллоуин билетик!
– Послушай, дедушка, когда, —
спросила внучка деда,
легко скользя по корке льда,
– зима навалит снега?
– Да уж пора… Февраль… Метель… —
ответил дед сурово.
– Нет! Бабушке звони теперь, —
сказала внучка строго. —
Она на небе. Облака
и ангелы на небе.
Но бабушка… она была
всегда и всех – главнее.
Пусть убеждает всех их, чтоб
нас завалило снегом.
Чтобы упрятало в сугроб
меня и маму с дедом.
Чтобы подруги и друзья.
И много снежных горок.
Чтоб снеговик был у меня
весёлый, как котёнок…
Дед улыбается, смахнув
слезу с седой щетины.
А в небе… закружились вдруг
гигантские снежины.
Красню́ нашкодившие помидоры:
«С фитофторой якшаться, садовые,
Несалатно и нетоматно. Воры
Эти фито-фирусы фитофторовые!»
Вагончик-гусеница на дельтаплане ветки —
Finita-пируэт вдоль небоскрёба-груши.
Мрачна́ её карма! Сандалии моей комета
Уничтожает царевну-листогрызушу!
А вот тыкву-золушку изнежу барски
В компост-гипюре навозной пыли.
А ещё мне нравится тарабарский
Росчерк аллаха на коже дыни.
Теплы́нник-полюшко наискосок…
Косяками шмеля объеденный,
Взращивает свой тоненький колосок
На прогалине мёд-медве́девой.
И солнца белые эполеты
Жгут плечо сквозь загар-помаду.
Отдайте – визу вздорного лета
Дождям Оранжевого Листопада!
Предположим, вы – троллейбус.
Или даже: вы – автобус.
Да и ма-аленькой ма-фын-кой
Тоже быть ужасно классно!
И нестись, хлебнув бензина!
Грязью брызгаясь в прохожих!
И пибикалкой пибикать:
– Ща тут всех позадавлю!
В кустах есть зверь, и он – пушист,
глаза блестят в листве.
Я слушаю, как он шуршит.
– А ну! Иди ко мне!
Таится. Мамочкин совет
мне – угостить его.
В просвет ветвей кидаю хлеб,
а надо – молоко.
Тогда кричу я:
– Мо-о-ко!
Ко мне! Зве-ю-га! Пить!
В ответ – молчок. Понять легко.
Боится, стало быть.
А я звеюгу не боюсь!
Ни пасти, ни когтей!
И маленькими ножками
и ловкими ладошками
топчу я к зверю – дверь.
Заскарде́ли в чистом поле
Педротра́вные цветы.
Уезжаю в Педротро́лье
От кавы́лдры-суеты.
Чу-чу-тра́м завыли дёмны.
Закурлыкали, ярясь.
Педрока́рдоворот томный
В глубине тулды́чит слась.
Но тарлы́ки-увенклю́и,
В перламу́торной тиши
Казата́тора ревнуя,
Навострили мурмыши́.
Взвейся, ма́вон педрокры́лый,
С мавомо́нчиком в суме,
Бы́лься, кра́морное рыло,
Картора́рвом, как во сне.
Раскуси́сь, варча́жья сила,
Распузы́чься наконец.
Вот он, закусив удила,
Вольтаклю́ревый упе́ц!
Олбодра́лись, фарисеи!
Распузы́чили тузе́ц!
Слава, слава, пермонзе́льный
Вольтаклю́ревый упе́ц!
В Педротро́лье суперкайфно
Завело́ся, как во старь:
Турлыки́ надели «Райфл»,
Взычь запу́пилась печаль.
Сюсь-Насюсия явилась,
Негой томною полна.
В Казата́тора влюбилась
Необычнейше она.
Но коварный Казата́тор
Крысь свою яви́л на ясь:
Сю́сь-Насю́сию покинул,
В глубине тулдыча слась.
Сю́сь-Насю́сия, решаясь
На хитрющий полумер,
Казата́тору являет
Вольтаклю́ревый пример:
«Что ж, мол, ты, козёл и немощь,
Заскарде́л, как старый дёмн?
Иль не ведаешь измены,
Возвращающей дождём?»
Но коварный Казата́тор,
Увенклю́йкой пренебря́,
Ры́лил в сторону рота́тор,
Мавомо́нчиком дымя:
«Мол, дипёпольно и вра́льно
В Педротро́лье. Грустно мне.
Солнце здесь полуподвально
И луна – наедине».
Вот такую вот грусня́ру
Наблюда́лся я, постясь. —
Не являйся! Не влюбляйся!
Не тулды́чь в глуши́не слась!
А Минздрав-пэр-Педротро́лья,
мавомо́нчика лелея,
обещал всем по контролю
увенклю́я-челове́я,
проявляющего сычь.
И туды-сюды, говея,
шлялась Взычь!
Кир-пич…
кир-пич…
Насосавшись мавомо́на,
Казата́тор впал в нирвану,
пренебря́ иерихоном,
вознеся́ свои зубы́.
Ерепенилось канканом, шляясь,
Взычь! (Сюды-туды.)
Но в нирване ма́вон колкий
напузы́чился в зубы́.
Казата́тор и́кал громко,
завещав зубы́ потомкам,
зу́бы возложив на полку,
ма́вон запупи́в в… Анды́.
А по тонкой кромке ломкой,
по безоблачным обломкам,
Солнца волоча постромки,
шлялась Взычь!
Туды-ы-ы! Сюды-ы-ы!
Зуб за зуб. За око – око.
В Педротро́лье вновь я был:
Там чудну́ю фиалфо́ку
Сте́йшинц Чёндре подарил.
«Ах, серебряная Чёндра,
Будьте вновь женой моею,
Будьте вновь моей че-Чёндрой,
Я без вас осатанею!»
Чёндра очень помутилась
И, внимая воплю дёмна,
Соглашалась быть любимой,
Соглашалась быть че-Чёндрой.
Но сомненья чрев позорный
То́чит Стейшинца, смакуя,
И тарлы́к Мульча́ка вздорный
Строит всякие козю́ли.
Всю историю про это
Нежной эД моей пушистой
Я рассказывал однажды,
Позабыв про боль и стыд.
Дальше было… знает каждый:
Лето, дождь, тоска, морока…
– А серебряная Чёндра?
Долго плакала навзрыд.
И – завяла – фиалфо́ка.
Есть место, куда приходить неохота!
Однако, как Солнце, идём на работу.
И кто-то – доволен! А кто-то – как в бой!
Но лучше бы – здесь и сейчас – выходной!
Мечты – нереальны! Проблемы – глобальны!
И жизненный пульс не совсем оптимальный.
Гнетёт это всё. Если честно – беда!
Вот как бы найти компромисс?! Иногда
Такое бывает. Энергии полный,
Несёшься мечтательным парусом! Волны!
И звёзды! И ветер! – Вокруг и везде!
И рыбки иллюзий мелькают в воде…
Пора просыпаться? Зачем? Неохота…
Но должен?! Как Солнце? Опять на работу?
Филонить и пыжиться? Или – как в бой?
Нет! Лучше бы здесь и сейчас – выходной!
О проекте
О подписке