– Женщина и чадо – самые опасные противники, – возразил тот же непримиримый глас. Это был суровый предводитель литвинов, Валдас Изок. – Ребенок – это будущий муж. Он вырастит и сделается тем опасным противником, о котором ты глаголешь…А его мать нарожает ему братьев, которые встанут вместе с ним!

– Ты слишком кровожаден, – из уст Гостомысла замечание прозвучало несколько снисходительно. Ему всегда не нравился этот один из самых дальних его соседей. – Не будь столь ярым. Может, и твою дочку пожалеют однажды…

– Не пожалеют. Посему и я не пожалею ни того врага, что на коне, ни того, что в колыбели, – отрезал Валдас Изок. – А кстати, не ты ли призывал наше войско разить греков без жалости?!

– Это всеконечно, я, – кивнул Гостомысл. – Но каждый воин сам определяет ту грань, которую не станет переступать.

– Это для твоего воина есть грань. А для моего нет! – хорохорился Валдас Изок, оправдывая жестокость своего свирепого войска.

– Мое дело – вдохновить на победу. А уж ее цену каждый выберет сам, – подмигнул Гостомысл. Он не впервые видел зарево чужих пожарищ и разбегающихся в страхе жителей. Он знал это горе. Но не упивался им. Его не захватывало то всемогущее безумие, когда чужая жизнь оказывалась в его руках.

****

Гостомысл понял, что задремал в своем походном шатре, лишь тогда, когда звонкий голос помощника выдернул его из сонной неги. Подняв голову, князь огляделся, пытаясь определить, которое нынче время суток.

– Ужели утро, Горыня? – зевнул хозяин Новгорода, потирая седую бороду.

– Вечереет, княже, – отозвался слуга. А потом заговорил тише, – тут такое дело…В гавани стояло несколько торговых кораблей. Их захватили. Но они не греческие…

– А чьи же? – вновь зевнув, Гостомысл потянулся. Спина и шея затекли, хотя спал он недолго. Первые дни осады самые трудные. Не время сладко почивать.

– Пока не знаю…Но варяги уже расценили эти суда как добычу…

– Расхитили? – поинтересовался князь, протягивая изрытую морщинками длань к корзине, где грудилась еда.

– Всех переубивали. А корабли захватили…– пояснил слуга.

– Пригласи ко мне Сверре, – распорядился Гостомысл, отломив ломоть хлеба, добытого намедни кем-то для своего князя. Тут же ему представилось дерзкое лицо предводителя варягов – Сверре. Молодой заносчивый тип, который и родную матушку пришьет, если посчитает, что сия мера необходима. И вот с этаким человеком пришлось идти в поход. И с ним же придется договариваться. Хотя, кажется, обо всем условились заранее. На берегу, что называется. Никого не трогать, кроме греков. По крайней мере, не получив на то разрешения предводителя, коим вроде считается Гостомысл. Хотя на деле тут каждый сам себе воевода. И все же…Разграбив чью-то дырявую посудину, можно поставить под удар не одно княжество! Но хаму-варягу до того дела нет, разумеется.

****

Густые сумерки окутали землю. Объятый легкой дымкой берег подрагивал под храп усталого войска. Но не всех сморил ночной сон. Некоторые персоны позволили себе отдохнуть в обеденные часы, тем самым освободив вечер. И теперь разложенные по кругу костры облизывались жгучими языками пламени, освещая сход.

– Сколько еще нам тут сидеть?! Не сегодня так завтра вернется император с войском, – гневился Валдас Изок. – Мы должны успеть отчалить до этого события!

– Мы, и взаправду, рискуем…Каждый последующий рассвет может обернуться для нас потерей добычи и новыми схватками…– поддержал глава Полоцка.

– Тихо, тихо, – Гостомысл потряс ладонями, призывая князей успокоиться. Пока утомленное воинство дремало под звездами, командование вело оживленные споры о дальнейшей судьбе похода. Гостомысл умышленно устроил собрание в поздний час. Он не желал, чтобы рядовые слышали распри вождей. – Если все вы позабыли, то я напомню. Мы не уйдем, пока не получим от греков более, чем просто добычу. Нужно соглашение, обеспечивающее нам всякого рода благоприятствия…

– А если греки не заключат с нами мира? – сдвинул брови владыка Киева.

– Заключат, брат. Куда же они денутся, – усмехнулся Гостомысл. Его уверенный взгляд вселял решительность и в окружающих. – А посему, дабы это произошло скорее, мы должны продолжать приступ Царьграда.

– Мы уже третью седмицу делаем подкопы и воздвигаем насыпи к стенам, – напомнил Изяслав из Изборска. Этот князь слыл осторожным и расчетливым правителем. Его город был хоть и не самым большим, но зато одним из преуспевающих.

– Все верно, нам следует продолжать и подкопы, и насыпи, – подтвердил Гостомысл, понимающий, что должен найти как можно больше общего в тех, кто разрознен. И начинать следует со слов и рассуждений. Соглашаясь, а не опровергая.

– Ты можешь продолжать, а мы уходим! – рявкнул Валдас Изок, коего волновала сиюминутная выгода, и которую он уже получил. Дальнейшее его не беспокоило.

– Ну, разумеется, ты можешь идти…– Гостомысл никогда на людях не расставался со своим степенством. Хотя на самом деле каждый миг ощущал себя как на раскаленной печи, готовой вот-вот рвануть. Между князьями не водилось согласия. И он, конечно, не был над ними главным. Он являлся теперь лишь отцом похода, которого никто не слушался, если не имелось веских причин. – Твои люди разорили множество монастырей и церквей. Их котомки трещат от количества золотых чаш и прочей ценной утвари. Ты получил, что хотел. А мы все останемся, дабы завершить начатое. Добиться мирного соглашения на наших условиях…Мы заставим греков уважать наш славянский народ.

– Пока мы изображаем бурную осаду и ждем переговоров, идет и время, – подчеркнул практичный Ярополк, защитник Полоцка. – В город может вернуться греческая армия. И заявляю – я также отплываю со своими людьми вскоре.

– Ты тоже можешь отплывать. Однако я советую тебе задержаться, друг мой, – напоказ прощаясь и с этим князем, Гостомысл в действительности осознавал, что если хоть один его соратник свернет шалаши, то под ударом окажется все начинание. Грек увидит, что враг снимается и уже не будет щедр при заключении мира. – Не сегодня так завтра нам пришлют переговорщика, который будет умолять нас о мире…На наших условиях, вестимо…

– Может, мы сами должны отправить переговорщика?! – осенился мыслью хозяин Ладоги.

– Но к лицу ли нам это? – засомневался правитель Ростова.

– Не к лицу, брат, ты прав, – согласился Гостомысл. – И мы не станем никого отправлять. Греки сами придут к нам и сами попросят о мире, – невозмутимо повторил Гостомысл. – Наша задача напугать их зело сильно. Пусть слагают легенды о нашей свирепости…И пусть не сомневаются в том, что города им не отстоять.

– На кой ляд нам их город?! – проснулся дремавший до сего момента князь Белоозера. – Если мы его разрушим, то с кем будем торговать?!

– Мы не будем его рушить, – подсказал Изяслав очнувшемуся владыке Белоозера. – Токмо создадим видимость опасности…

– А буде греки вообще не напугаются нас?! – протестовал Валдас Изок.

Споры разгорелись с новой силой и велись в основном вокруг одной и той же темы. Кто-то предлагал поскорее убраться, удовольствовавшись лишь добычей. Кто-то настаивал на выгодном мирном соглашении, но таких было меньше. В разгар очередной словесной перепалки к уже порядком растревоженному Гостомыслу подошел Бойко и, склонившись, что-то прошептал тому на ухо.

– Князья…– Гостомысл несколько раз хлопнул в ладоши, дабы привлечь внимание к своей речи. – Всех нас беспокоит то, о чем сейчас думает наш враг. И мы немедленно узнаем его мысли. Но прошу вас, проявите терпение. Мы не должны предстать пред нашим нежданным гостем разрозненными крикунами…

В ночной мгле вырисовались неясные силуэты. Двое дружинников вели под руки нарядно одетого мужчину. Он не пытался вырваться, не кричал и, возможно, шел бы самостоятельно, если б ему позволили.

– Синьор Флавио – знатный человек, купец и советник дожа Венеции…– представил гостя Бойко.

Участники совета принялись перешептываться, с недоверием поглядывая на пришельца и оценивая его богатый наряд.

– Я помню о Венеции лишь то, что там варят соль! – с самодовольным и одновременно возмущенным видом сообщил Валдас Изок. – Зачем нам нужен на нашем совете этот чужак?!

– Прошу, Синьор Флавио, – не обращая внимания на ворчание своих собратьев по оружию, Гостомысл жестом указал на свободное место возле костра, приглашая гостя принять участие в беседе. Расторопный слуга тут же положил на землю кусок шкуры, на которую затем усадили венецианца. – Не бойтесь нас, Синьор Флавио…– продолжил Гостомысл на языке гостя, чем немало подивил присутствующих. Никто из них не говорил на венецианском наречии. – Итак…Вы действительно советник дожа?

– Иногда помогаю ему в вопросах торговли…– уклонился от прямого ответа гость, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Как же получилось так, что вы оказались захвачены, Синьор Флавио? – продолжал Гостомысл допрос, пока остальные с любопытством разглядывали новое лицо.

– Я тайно покинул город, хотел вернуться в Венецию…– ответил гость. Он пытался казаться солидным и важным, но было видно, что его пугает то положение, в котором он очутился.

– На чем? На жар-птице? – пошутил Гостомысл.

– Я не ожидал, что мои корабли уже захвачены…– на самом деле Синьор Флавио опасался этого, но надеялся, что, тем не менее, его суда, груженные товаром, каким-то образом уцелели. Поскольку потерять за раз столько ценностей для него было сравнимо лишь с потерей головы.

– Все суда захвачены! – рявкнул Валдас Изок, которому не понравилось упоминание о кораблях, у которых нашелся хозяин. Невзирая на то, что предводитель литвинов не понимал слов гостя, он сразу смекнул, о чем речь, поскольку тот жестикулировал и несколько раз указал в сторону моря, где качались на волнах суда.

– Разделите с нами вечернее винопитие, Синьор Флавио…– предложил Гостомысл, попутно приказывая слуге подать гостю чашу.

Вино, взятое в монастырях Византии, было ароматным и крепким. Никто из присутствующих не считал нужным разбавлять его водой так, как полагалась в обычных обстоятельствах. В какой-то мере именно это расточительство помогло развязать язык сконфуженного гостя. И уже вскоре он разговаривал с Гостомыслом много свободнее, а глаза его заблестели от выпитого.

– Вчера на проповеди патриарх Фотий сказал, что город окружен варварами…– вспоминал гость, делая очередной глоток напитка, помогающего ему преодолеть страхи. – Однако я представлял варваров иначе…

– Для нас нет ничего оскорбительного в слове «варвар», Синьор Флавио…Так греки называют тех, с кем не могут договориться, кто сильнее их и кого они опасаются…Для нас же это слово означает отвагу, – Гостомысл вел речь от лица всех присутствующих. Он умышленно говорил на венецианском языке, поскольку остальные не знали последнего. А значит, не могли влезть в беседу и уж тем более контролировать ее. Видя, как нетерпеливы его соратники, мудрый Гостомысл решил попросту не дать им возможности проявить себя взбалмошными и неуправляемыми. – Синьор Флавио, вы видите опустошенные и обезлюдевшие земли окрест вас. Это сделали наши руки. Но не мы ответственны за это беду. К сожалению, на этот шаг нас толкнули греки.

– Мне это ведомо…– неожиданно согласился гость. – Вчера на проповеди патриарх Фотий призвал жителей города к покаянию и молитве. Среди прочего он назвал сей набег «народа от краев земли» карой небесной. Город погряз в грехе и беззаконии…

– Неужели? – удивился Гостомысл. – Разумные слова из уст мудрого человека. Который отчего-то не желает договориться с нами.

– Как это «не желает»? – гость поперхнулся напитком. Откашлявшись, он продолжил. – Желает. Разумеется. Но кто может вести такие переговоры в отсутствии императора?

– А император разве не в городе? – изобразил показное удивление Гостомысл.

– Нет, он не в городе. Но ему отправили гонца, – проговорился гость.

– Кто же защищает город?

– Патрикий. Никита Оорифа, – гость вновь отхлебнул вина. – Храбрый человек. Он получил свой титул от самого императора, поскольку одержал множество побед для империи…

– Если Никита Оорифа столь храбр и искусен, странно, что он до сих пор еще не здесь…– схитрил Гостомысл, пытаясь выведать истинные причины промедления греческой стороны.

– Силы в городе совсем небольшие, – вздохнул гость. Они едва ли сгодятся для обороны. Их не хватит и для успешной вылазки. Так что храбрость тут бессильна.

– А быть может, патрикий не видит опасности для города, потому и не идет к нам навстречу.

– О нет, он видит! – заверил гость. – Городом завладели страхи. Люди напуганы. Молятся целыми днями. Патриарх Фотий пытается успокоить и приободрить население, но это почти невозможно.

– Коли патрикий и Фотий не могут сражаться, то отчего же они не силятся спасти свой город иным путем…Хотя бы переговорами…Зачем не пришлют к нам посланника?

– Посланника? Императора нет на месте, чтобы высочайшим указом назначить такого человека. А никто из знати не решается выступить в качестве посла добровольно…– выразил свое мнение гость.

– Это почему же? – Гостомысл сдвинул брови. Неужели переговоры затягиваются лишь оттого, что никто не осмеливается покинуть осажденный город? А тем временем, чем дольше греки сомневаются, тем более неуправляемым становится сей набег. Того гляди, князья сговорятся да и отбудут от этих стен, оставив повелителя Новгорода одного на чужих берегах.

– В городе полагают варваров нещадными и жестокими. Особенно после того, как в жертву их кровавым богам были принесены захваченные пленные, – вспомнил гость.

– Ах, да, – для порядка согласился Гостомысл, который хоть и слышал о таком эпизоде лишь мельком, но все же расценил его положительным. Стало быть, греки все-таки напуганы. В жертву и правда были принесены пленные. Сей ритуал затеяли варяги, которые пожелали умилостивить своих грозных богов. Гостомысл не стал спорить со Сверре, лично пролившим кровь греков на сооруженный наспех алтарь. Для несчастных пленников любой конец оказался бы печален. Вопрос состоял лишь в том, близок ли этот конец.

– К тому же, говорят, что разграблены и близлежащие острова…– продолжал гость. – Поговаривают, патриарх Игнатий, который был отправлен в ссылку на Принцевы острова, убит…

– Патриарх в плену у Сверре, – шепнул сообразительный Бойко на ухо князю. Друг Гостомысла так же, как и остальные присутствующие, не понимал речи гостя, но зато различил имя важного заложника. – Варяг полагает получить за него выкуп.

– Патриарх жив и здоров. Он наш гость, – сообщил Гостомысл венецианцу. – Мы не злодеи, Синьор Флавио. И избегаем бессмысленных жертв.

– Разумеется, – поддакнул гость, который в действительности считал напавших жестокими безбожниками. Впрочем, его мнение постепенно менялось.

– Мы поступим надлежащим образом, Синьор Флавио…– Гостомысл оглядел озадаченные лица князей, которые уже с трудом сохраняли молчание, хотя и не могли ничего добавить в этой беседе. – Мы отпустим вас, Синьор Флавио. Вы вернетесь обратно в город. Также мы даруем свободу и патриарху Игнатию…Благородные люди не должны умирать по ошибке и в бессмысленности.

– Благодарю, владыка, – гость был не только признателен, но и немало озадачен столь внезапной милостью.

Когда венецианца увели на достаточное расстояние, поднялся шум, которого Гостомыслу едва удалось избежать в присутствии свидетеля со стороны греков.

– Зачем ты его отпустил?! – возмутился всем недовольный Валдас Изок. – Мы могли получить за него выкуп! Хватит с меня! Завтра я отплываю! Коли ты решил, что можешь один тут править за всех!

– Не будь столь мелочным, любезный соратник, – усмехнулся Гостомысл. – Требовать выкуп за случайного пленника здесь к лицу лишь варягу. Мы не таковы.

– Честно говоря, я такожде не постигаю, к чему сии щедроты, – вставил свое слово прагматичный Ярополк. – И дело не в выкупе. Ты сказал, что нам следует ждать посланника мира. Но теперь мы его и вовсе не дождемся. Лучше уйти сейчас, пока не вернулся император со своей армией. Я также буду готовиться к отплытию на рассвете следующего дня…

– Не будем спешить, други…Задержимся еще на пару дней…– Гостомысл наконец позволил себе потянуться, дабы размять затекшие косточки. Это действие казалось непринужденным. Хотя в действительности старый князь ощущал, как поводья норовят выскочить из его рук. – Синьор вернется в город. В город, где, по словам Синьора, царит хаос и паника, кстати…Итак…Синьор вернется обратно в Царьград. Приведет с собой Игнатия. Расскажет о том, что мы не дикое племя, и с нами вполне возможно столковаться…Напуганный Царьград пойдет на уступки более значительные, чем те, что сравнимы с нашей добычей…Мы получим не только золотые чаши и подобную мелочевку…Мы подтвердим наше славное имя, известное ратным искусством и справедливостью.

****

Гостомысл стоял на палубе и любовался спокойными водами, сияющими на солнце. Море было тихим.

– Словно сами боги благословили нас на обратный путь, – в своей привычной манере описал Бойко ясную погоду.

– Да, хорошее море…– подтвердил Гостомысл, вдыхая ароматный морской воздух. В такие моменты ему казалось, что он свободен от всех мирских забот и обязательств.

– Ты великий человек, мой князь, – Бойко гордился своим прославленным другом, который не только сумел сплотить князей на этот поход, но также удержал их всех под своей десницей. Из Греческого Царства корабли уносили с собой не только добычу и довольных воинов, но и выгодные соглашения о торговле и сотрудничестве. – Греки надолго запомнят «скифский» народ с «края земли»…Кстати, я все хотел спросить тебя…– Бойко понизил голос. – Я видел, что некоторые князья были готовы уплыть, бросив нас одних у стен града…Но все изменилось после разговора с помощником дожа…

– Он подоспел крайне вовремя…– признал теперь уже Гостомысл.

– Так вот я хотел узнать…Ты владеешь венецианским?! – изумлялся Бойко. – Откуда?!

– Матушка Лады…Моей младшей дочки…– кивнул Гостомысл. И погрустнел. Упомянутый ребенок прожил недолго.

– Ох…– вздохнул Бойко огорченно. Он и сам потерял нескольких детей, которых забрали болезни. – Итак…Значит, тебя обучила женщина? – Бойко решил увести своего князя от печальной темы в столь радостный день.

– Представь себе такое, – усмехнулся Гостомысл.

– Меня восхищает, что ты видишься с женами не для того лишь, чтоб получить потомство…– хихикнул Бойко. – Недаром тебя зовут Многоумным Гостомыслом!

– Мда, и все же надеюсь, еще какое-то время смогу не токмо о языках думать, но и о потомстве…– пошутил Гостомысл. Он хотел что-то добавить, но его взгляд вновь притянули волны.

– О чем ты задумался, мой князь?

– Все это время я не позволял себе отвлекаться на мысли о доме, – ответил Гостомысл, вздохнув. – Перед нашим выступлением Злата обещала мне сына…Но так и не получилось. Теперь, надеюсь, по возвращении все удастся…

– Конечно! Почему нет! – как всегда, жизнелюбиво отозвался Бойко. – Кстати…А что твой другой сынок?..– громкий голос Бойко сменился шепотом. – Тот, что…– вместо дальнейших пояснений Бойко состроил таинственную рожицу. – Уповаю, он не пострадал при атаке…

– Он здоров, – кивнул Гостомысл, улыбнувшись самому себе.

– Рад слышать…– Бойко оглядел корабль, словно пытаясь заприметить обсуждаемую личность. Но никто из воинов не был явной копией своего отца, чтобы привлечь к себе внимание старого дружинника. – Ты скажешь ему когда-нибудь правду?

– Никогда…