Поскольку в Майнингене не было музеев Ленина и домов пионеров, а клуб боевой славы полка по непонятным причинам оказался закрыт, встреча была назначена у входа в школу, где уже вывесили плакат с фразой «Пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов!». Фоном играли на повторе песни «Мы пионеры большой страны», «Пионер шагает по планете» и «Орлята учатся летать». Не торопясь, кучка ребят и девчат выстроилась организованной линейкой в ряд, готовясь дать торжественное обещание, смотря перед собой и повторяя губами заученные слова. Наше мероприятие посетил сам командир полка вместе с замполитом и начальником штаба, что повысило значимость события, ведь это папины начальники, а значит, нужно вести себя соответствующе, чтобы не опозорить его. Забили в барабаны, затрубил горн, развернулось на ветру школьное знамя, я ощутил в груди что-то похожее на гордость, и мы с честью вскинули над головой свои ладони в салюте. С дрожью в голосе, когда очередь дошла до меня, я просто протараторил выученный текст: «Я, Самойлов Виталий Алексеевич, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…». Поскольку старшеклассники доучивались в СССР и не могли, согласно правилам, повязать нам галстук, вместо них это делали учителя, попутно прикрепляя всем по пионерскому значку к белоснежным рубашкам. Я слышал много мнений о том, что галстук – это красная тряпка, а не кусочек знамени СССР. Но лично для меня тогда было очень важно ощущать себя причастным к какому-то важному общему делу. После торжественной части мы отправились к памятнику Ленину возле Военторга для возложения цветов и общей фотографии. Пришлось замереть с натянутой улыбкой и не моргать глазами, отчего в них стало щипать. Теперь вот ума не приложу, у кого можно было бы попросить сделать копию фотографии, я её так в глаза и не увидел!

В общем, пережил я и этот обряд… Позднее окажется, что ничего, по сути, не изменилось в моей жизни, а чувство радости в скором времени угаснет и затрётся в повседневности. Но это будет потом. А сейчас я помчался со всех ног домой, уроки-то нам отменили. На выходе из здания школы я первым делом расстегнул свою кофту, чтобы все знали и видели, что я стал пионером! В квартире было привычно тихо и пусто. На столе записка от отца и деньги: «Купи сладости себе. Я горжусь тобой, пионер. Так держать!». «Не забыл», – с улыбкой подумал я.

Ещё мне нравилось посещать вечера дружбы, но для этого нужно было вступить в клуб интернациональной дружбы (КИД), что я, собственно говоря, и сделал. Туда принимали тех, кто хорошо учился и знал немецкий язык. Хотя какое знание языка может быть у школьника средних классов? Несмотря на то что моя кандидатура не подходила под вышеуказанные условия, по счастливому стечению обстоятельств меня всё же приняли в КИД. Я даже наизусть смогу воспроизвести одну строчку из песни «Самоцветов»: «Клич звенит от Одера до Волги: "Дай мне руку, друг мой, камерад²!"». А потом меня научили другой скороговорке: «Дружба – фройндшафт, дружба – мир, гони, немец, сувенир». Хорошо, что немцы просто улыбались в ответ и не понимали смысла сказанного.

В этом клубе нас учили ставить интересы общества выше своих личных, призывая быть достойными гражданами своей Родины, равняться на героев революции, Великой Отечественной войны и теперь вот на участников войны в Афганистане. Я – последняя буква в алфавите, а сила в коллективе. Важнее местоимение «мы», чем «я». Потому мы сразу, как только узнали про землетрясение в городах Армянской ССР, собрали для них посылку, кто что мог, правда, не знаю, дошла ли до них наша помощь. Один момент я хорошо запомнил, когда одна женщина в возрасте, не помню, из какого она дома, только узнав про землетрясение, сказала, что это нам ответ природы за Чернобыль, за нашу безалаберность. И тут же перед глазами возник кусочек чёрно-белого видеосюжета, на котором подлетевший к очагу возгорания энергоблока вертолёт с контейнером, где находилась вода для тушения пожара, буквально через минуту навзничь начал падать вниз, перевернувшись в воздухе и сжимаясь, как бумага в руках. Атом оказался на самом деле никаким не мирным. Сделалось не по себе.

Несмотря на то что уроки я старался выполнять честно и исправно, потому как дал обещание отцу, что в табеле не будет троек, в пионерлагерь Pionierrepublik Wilhelm Pieck³ я, как и многие, не попал. Этот лагерь – мечта всех мальчишек и девчонок, его часто равняли с крымским «Артеком», куда время от времени отправляли «тельмановцев» – немецких пионеров с синими галстуками. Но я не особо сокрушаюсь по этому поводу, потому как меня отправили собирать в корзинки клубнику, а за это давали жетоны, которые чудесным образом превращались в деньги! И не какие-то там пфеннишки-копейки, а целые марки с изображением неизвестного мне Томаса Мюнцера, а особо везучим – и с известной всем Кларой Цеткин! Первые заработанные собственным трудом деньги! Что может быть лучше для полного запросами паренька?

Ну а теперь я поведаю вам о своей насыщенной жизни вне школьного расписания. Но не подумайте, я не был прогульщиком – это слишком опасно, когда все как на ладони, да и ещё от отца по шее можно с лихвой получить.

6

Я старался держаться ближе к старшим ребятам, класса из седьмого-восьмого, надеясь заработать авторитет в глазах сверстников. Интересы старшеклассников автоматически становились и моими интересами. Но главное – взрослеть я начинал быстрее своих ровесников. Вне школы взрослым было особо не до нас, мы были предоставлены сами себе, и развлечения приходилось придумывать самим. Большинство жили рядом с казармами, куда селили офицерские семьи, поэтому при выходе на улицу из подъезда ты обязательно встречал знакомое лицо.

После учёбы или футбола мы собирались в клубе, благо он находился в двух шагах от футбольного поля. Это было место для кино, собраний, настольных игр и наших выступлений. И пусть афиша «В клубе части» всегда была пуста, мы-то знали, что за фильм будут показывать офицерам. Только представьте себе картину: выключается свет в помещении клуба восточногерманской провинции, за его большими деревянными дверями наступает гробовая тишина, в видеомагнитофон вставляется чёрная кассета второй или третьей перезаписи культовой по тем временам киноленты, и мы, наглецы, лезем как можно ближе к экрану.

Фильмы по мотивам сказок или про революцию меня не будоражили, а вот получить заряд эмоций после просмотра боевика – это да, по-нашему. Кого-то привлекали сугубо фильмы про единоборства: «Двойной удар», «Кровавый спорт», «Американский ниндзя». Мне больше всего запомнились «Робокоп», «Терминатор» и «Рокки». Вне всякой конкуренции был фильм «Кинг-Конг». Румыния радовала боевиками с комиссаром Миклованом. Если обещали французский фильм, значит, будут комедии с Луи де Фюнесом и его жандармами, либо с Пьером Ришаром. Менее известными для остальных, но не менее интересными для меня лично стали приключенческие фильмы «Крокодил Данди 2» и «Индиана Джонс». Ужастики я тоже не обходил стороной. И было неважно, что многое на экране я не понимал, потому что меня не волновали взрослые отношения и проблемы, описываемые в сюжетах большинства фильмов. Или что перевод кинолент был непрофессиональный, представлял собой наложенный поверх оригинального английского или французского языка русский дубляж, где всех персонажей вне зависимости от пола озвучивал чаще всего один мужчина.

Отдельного упоминания заслуживает Гойко Митич, который превосходно исполнил, нет, перефразирую, вжился в свою роль индейца, борющегося с угнетением колонизаторов. А его коронный поворот головы с пронзающим взглядом, который стоит в одном ряду с потиранием носа большим пальцем Брюса Ли! После просмотра самого запоминающегося вестерна «Чингачгук Большой змей» многие мальчишки помладше стали мастерить и бегать с луками и томагавками, разыгрывая сцены из кино. Именно тогда пионерским галстукам нашлось ещё одно применение – закрывая лицо, детвора изображала ковбоев. Разбитые части тела, вечные споры о том, кто кого будет играть, знакомы каждому. Но не только фильмы про индейцев оказывали такой эффект – посмотрев «Зорро», ребята вырезали ножами-бабочками на деревьях знак Z, но лично я к этому подражанию остался холоден.

Мне больше нравились пинг-понг и настольный хоккей: фигурки хоккеистов у нас были из мультфильма «Шайбу, шайбу!»; мы проводили турниры, когда была плохая погода за окном. Я особенно любил эти моменты: толпа сгущалась вокруг несчастного столика, который взлетал выше нашего роста от хаотичного вращения рукояток, от азарта и соревновательного духа. Весь мир сейчас сконцентрировался только в одной точке – на мини-поле. Крича безостановочно: «Го-о-о-л! Мне очко!» – мы били по шайбе и передавали пас насаженными на стержни фигурками хоккеистов, вперёд-назад. До того как в клуб не притащили нормальный настольный хоккей, у нас был собственноручно сделанный футбол из картонной коробки с отверстиями для ворот и для палок, на которые мы цепляли по 4 красных и синих прищепки для обозначения трёх нападающих и вратаря.

Конечно, мы всё время не могли торчать в клубе. Пускай мы и продвинутые советские дети, игры дворовые были как у всех. Единственное, каждый из своего уголка Союза привозил свои игры – «городки», «лапта», «слон», «штандер», «вышибала», «Море волнуется…». Но чаще всего мы придумывали их сами и атрибуты к ним делали своими руками из ничего, по сути, будь то дротики к игре «дарст» или даже качели. Мы придумали свою версию волейбола: сидишь на пятой точке, ноги вытянуты вперёд, и в таком положении руками отбиваешь мяч. Устраивали бои между насекомыми – ловили паука и осу, сажали их в стеклянную банку и смотрели, кто кого победит. Если разбивался ртутный градусник, мы не горевали, а толкали щелчком пальцев кружочки серебряной субстанции, которые потом испарялись. Мы даже и не знали, насколько это может быть опасно – голова поболела и перестала, и мы забыли о своём баловстве. Пока мы запускали воздушных змеев, на заднем фоне слышались крики: «Если ты за солнце, значит за пузатого японца, если ты за луну, значит за советскую страну», – это малые собирались играть в «войнушку» с деревянными автоматами, найденными где-то в подвале школы, о которых забыли с последнего проведения «Зарницы».

Старшаки же умели делать вещи поинтереснее – так называемые «поджиги», которые были способны прострелить холодильник, по их рассказам. Или взрывпакеты. Ух и страшная штука, я вам скажу! Кстати, на местной сокровищнице-свалке порой столько артефактов находили! Немцы часто выносили ненужные им вещи, которым ещё нашлось бы применение. А нам это было на руку, ведь из двух поломанных великов мы собирали один рабочий – руль там нашли, педаль здесь, колесо где-то ещё. И вот пока мы копошились среди груды металла, старшие сидели чуть поодаль и рассказывали нам, что это велики фирмы Diamant – самой старой по производству велосипедов в Германии. Убедиться в достоверности сказанного я не мог, а потому верил всему, что они мне говорили. На свалке были и машины, в салон которых мы с друзьями любили садиться и представлять, как мы едем и слушаем музыку, пока другие из автомобильных аккумуляторов вытаскивали свинец, плавили его в огне и лепили фигурки.

7

Некоторых ребят летом тянуло домой, а меня нисколечко, даже несмотря на предложения отца съездить с ним по делам. Зачем оно мне нужно, когда заводилой у нас был Диман Монтана, умеющий предложить такое, от чего точно не откажешься. С ним я познакомился во времена моих походов в футбольную секцию. Его прозвали так, потому что он ходил всегда в подкатанных джинсах модели 10040 и олимпийке Montana – очень крутой немецкой фирме. Мне тоже очень нравился значок «Монтаны», но позволить себе такую одежду я не мог, хотя тоже любил принарядиться. На руке у Димы болтались одноимённые часы с 15-ю мелодиями и надписью USA на обороте, которые он очень берёг, не играя в игру с секундомером, боясь, что кнопки перестанут работать. Один раз, будучи в очень хорошем расположении духа, он дал послушать мелодии, но из своих рук. Помню, как он любил ходить в солнцезащитных очках даже на дискотеке, для меня оставалось загадкой, как он в них что-то видел. Зато у него была классная джинсовая безрукавка, надев которую, он превращался в самого стильного парня на танцполе. У Монтаны был старший брат Антон, который тоже любил приодеться: рубашка в клетку, маленький галстук явно не по размеру, жилетка от костюма-тройки и джинсы. Они были настолько похожи на лицо, что я их определял лишь по причёске – у Димы «ёжик», а брат напоминал солиста группы Modern Talking. Папа не очень одобрял такие причёски, а я так хотел себе её, но был бессилен перед авторитетом отца.

От взрослых, которые в своём детстве мало что имели, детям передавалась привычка всё копить и собирать, но только если это не какой-нибудь ненужный хлам. Я коллекционировал автобусы Ikarus из магазина «Пионерхаус». У каждого был свой домик-коробочка, из-за чего мой ящик был забит под завязку. У Димана была мания на журналы и комиксы – от последних у нас особенно фанатели. Ребята постоянно обменивались вкладышами с комиксами от жвачки Big Babaloo, в то время пока я познавал целую науку надувания пузыря из жевательной резинки. Баловались ещё переводками, клеили их на свои кровати. Часто это были гербы городов ГДР: Дрезден, Карл-Маркс-Штадт и другие, но не все – не было нашего Майнингена. По крайней мере, у меня. Тем не менее немецкие переводнушки против советских привозных сдвижных картинок с какими-то насекомыми, которые мне и даром не нужны, заочно выигрывали, потому я никогда не участвовал в обмене. Как говорил один из персонажей в мультике про Буратино: «Ищи дурака!».

С Диманом было интересно поговорить на отвлечённо-философские, как нам казалось, темы, волновавшие нас в то время. Щёлкая сырые семечки из сорванной шляпки подсолнуха в поле, мы приходили на детскую площадку чуть выше школы, где располагались домики-вигвамы, и между катаниями на крутящихся качелях не раз горячо рассуждали, как собрать у каждого жителя СССР по рублю и стать миллионерами; как изобрести машину времени и отправиться в будущее; куда податься, если вдруг начнётся ядерная война; реально было бы стать парнем американки Саманты Смит, которая умудрилась посетить столицу и Ленинград с «Артеком», или нашей Кати Лычёвой, которая в ответ посетила США. Но мне больше по душе были девочка Даша из фильма «Выше радуги» и полька Моника из фильма «Бабочки». Но, в конце концов, мы с Димой сошлись во мнении, что нам очень хочется попробовать вафли с местной фабрики города Ордруф.

Диман созывал нас на всякие приключения, например, походить по садам и набрать фруктов. Во временное пользование конечно, ага. Так мы учились работать сообща и коллективно, у каждого были свои роли. Мне вот выпадало стоять на шухере, пока мои закадычные друзья поворачивались к сетке-рабице спиной, облокачивались, держась при этом рукой за неё, делали кувырок и оказывались внутри садового участка. До сих пор вспоминаю с улыбкой эти моменты. Помню, как Монтана-младший предложил мне покурить чай:

– А давай набьём самокрутку с чаем!

– Ну и во что крутить будем, не в «рулон Толи» же.

– Давай в тетрадный лист…

Получилось очень нелепо, ведь никто не имел опыта в забивании самокруток. Мы пытались курить и очень смеялись, но не от чая, а от того, что курим чай. Потом это всё заедали бракованными «черномазиками», или «улыбкой негра» – так мы называли между собой сладость из вафли и взбитых сливок, полностью залитых шоколадом. По правде говоря, браком для немцев считались неровная глазурь или похожая мелочь, не портящие саму сладость, и благодаря этому их всегда можно было приобрести на порядок дешевле. Их есть я мог днями без остановки, настолько они были вкусные!

Ещё вспомнилось, как мы с Диманом решили закопать шкатулку с посланием из прошлого, поэтому нам пришлось взять у мирно дремлющего срочника-горца из аула сапёрную лопатку. За этот проступок мы не переживали – всем известно, что в армии нет слова «украли», есть слово «потерял», а солдат сможет применить свою находчивость в исполнении приказа «найди, укради, роди». Долго слоняясь в поисках подходящего места, мы приняли решение закопать шкатулку за углом командирского дома между деревьями, положив туда от каждого по предмету и написав по паре добрых слов будущим поколениям советских детей, после чего вбили в землю табличку с надписью «Откопать через 5 лет». Чего только Дима не выдумывал!

8

Рано или поздно в этой герметично изолированной от окружающего мира повседневности военной части должны были появиться лазейки. И именно в тот момент островок СССР для нас уже превращался в настоящее зарубежье. Но где это находится, я вам не расскажу, а то вдруг кто-то узнает и прикроет лавочку. Для солдат срочной службы в принципе покинуть территорию военной части уже считалось везением, увольнительные для них были запрещены. Это было связано с тем, что 117-й полк постоянно находился в состоянии боевой готовности, ведь меньше чем за 10 километров была граница с ФРГ, где уже стояли войска НАТО с американцами во главе! А посему солдатам приходилось довольствоваться сменой обстановки в наряде патруля, во время разгрузки вагонов с брикетом Rekord, отправки на стрельбы на полигон «Дальмар» или в процессе уборки урожая у немцев, где можно было легально познакомиться с местными Габи. Но этого было мало для молодых парней, а запретный плод т.ак сладок!

Одно время солдаты обращались к нашим старшим с просьбой принести чего-нибудь из колбасных изделий или сладкого. Те им помогали, надеясь получить сигареты марок «Охотничьи» или «Донские», но, правда, до того случая, когда при обмене гостинцами им подсунули противные «Гуцульские» под предлогом того, что забыли в Ленинской комнате сигареты нужной марки, после чего сотрудничество прекратилось. Позднее старшаки быстро сообразили, что можно курить сигареты намного лучшего качества и вкуса, просто нужно знать места. Для меня эта информация так и осталась за завесой тайны.

А солдаты не менее оперативно смекнули для себя, что можно самостоятельно ходить в самоволку без посредников. Тем более что бетонный забор, колючая проволока, наглухо закупоренный периметр не были препятствиями в их желании иметь связи с внешним миром. Понятное дело, что наслаждения живописностью местными видами в процессе бега строем в полной выкладке или по утрам с обнажённым торсом им не хватало. Но это счастье продлилось для них недолго; вскоре командованием была поставлена задача обмазать все поверхности солидолом, чтобы потом по вымазанной одежде определять, кто нелегально лазил через ворота или забор в самоволку под видом патруля. А кто попадался, отправлялся в обязательном порядке в особый наряд со звёздочкой – начистить до блеска известную лестницу из белой плитки в здании штаба.

Опять я отвлёкся. Наши старшие тоже пролезали через колючую проволоку, гуляли по роще, собирали ягоды и грибы или же, как истинные романтики, воровали у немцев цветы для наших девчонок. В окрестностях во время совместных вылазок мы находили землянки, окопы, реже остатки разбитой техники. Так что в какой-то степени и ваш покорный слуга уловил своим нутром эхо войны. Впрочем, всё это меркло перед нашим огромным желанием пойти со старшими на рыбалку, но они наотрез отказывались нас брать. Кроме меня. Почему? А всё банально просто. В близлежащем лесу я умел набирать целые банки червяков. И, когда я в очередной раз просился пойти со старшими на рыбалку, а они опять не соглашались, я показал им полную банку червяков.

– Эй, малявка, свали-ка отсюда, видишь, дяди пришли взрослые.

– Сюда посмотри, дядя.

– Ого!

– Ну что, теперь по-другому заговорите?

– Где ты столько набрал, малой?

– В лесу, где же ещё.

– Да ладно, не чеши нам, мы сами там еле-еле до середины набираем.

– Так места надо знать.

– А давай ты нам покажешь это место.

– А вы мне что?

– А чего ты хочешь?

– Хочу с вами на рыбалку пойти!