Цитаты из книги «Фламандская доска»

Всевышний направляет руку игрока. Но кем же движима Всевышнего рука?..

И она узнала о ребенке, мысленно игравшем в шахматы на потолке своей спальни, когда отец наказывал его за недостаточное усердие в учебе; узнала о женщинах, способных с ловкостью часовщика разбирать и вывинчивать те пружины, которые движут человеком; и узнала об одиночестве, составляющем оборотную сторону неудач и отсутствия надежды

Начиная с определенного возраста, некоторые времена года начинают казаться человеку ужасающей пародией на него самого…

Все сущее – это шахматная доска, составленная из клеток дней и ночей, на которой Судьба играет людьми, как фигурами

Все сущее – это шахматная доска, составленная из клеток дней и ночей, на которой Судьба играет людьми, как фигурами. Вс

Ты все хорошеешь, – встретил ее шутливым комплиментом Сесар, остановившись посреди улицы и уперев руки в бока. – Как только тебе это удается, девочка? – Ладно, угомонись. – Она вцепилась в его руку с невыразимым ощущением облегчения. – Мы не виделись всего час.– Вот об этом и речь, принцесса. – Антиквар понизил голос, точно собираясь сообщить некую тайну: – Из всех известных мне женщин ты единственная, которая способна стать еще красивее всего за шестьдесят минут… Если ты обладаешь каким-то секретом, как это делается, то нам следовало бы запатентовать его. Честное слово.– Идиот. – Красавица.

В сердечных делах, принцесса, – всегда говорил Сесар, – никогда нельзя предлагать советов или решений… Только чистый носовой платок – в надлежащий момент

ом с предметом твоих забот, взять за руку и бесконечно доброжелательно выслушивать отчет об эволюционном развитии его любовных радостей и горестей, в то время как мудрая природа продолжает неуклонно и неизбежно идти своим путем.

на свете нет людей, способных учиться на чужих ошибках, и, следовательно, единственно достойная и возможная линия поведения для наставника

Ощущение реальности было настолько сильным, что вполне обеспечивало эффект, к которому стремились старые фламандские мастера: вовлечь зрителя в мир картины, убедить его, что пространство, откуда он ее созерцает, является продолжением пространства внутри ее – как будто картина есть часть действительности, а действительность есть часть картины.