– Я помню тот день, – прервала она. – Это было год назад именно в этом зале. В тот вечер вы с эмиром хорошенько напились. Алимхан заснул прямо здесь, на диване. Помню, мы с тобой стояли у того окна и беседовали, как внезапно ты опустился на колени и начал признаваться в любви. Говорил как-то нескладно, но от всей души. Вначале я испугалась, ведь мог проснуться эмир, и тогда оставшиеся дни ты провел бы в зиндане. Затем ты обнял меня со всей страстью. Что мне оставалось делать, ведь я сама была влюблена. Мои чувства оказались сильнее страха, я словно лишилась ума. Мы долго целовались, к счастью, эмир так и не проснулся… Извини, что прервала твой тост.

И Виктор продолжил:

– Я благодарю тебя за нашу любовь. Ты спасла меня от пьянства и дала надежду на новую жизнь, особенно здесь, в чужом краю.

– Те же слова могу сказать и я. Здесь ты единственная близкая мне душа, и не представляешь, как бывает приятно слышать из твоих уст родную речь – это словно весточка с родины. Мы нужны друг другу.

– За нашу любовь! – торжественно произнес Виктор, и два бокала со звоном коснулись.

Затем Виктор поцеловал ее нежные губы. От счастья Наталья все-таки позволила себе выпить до дна, хотя знала о пагубности вина для беременных женщин. Но этот день был столь прекрасным, что не хотелось ни в чем отказывать себе. Опустив бокал на стол, она вспомнила:

– В этой супнице настоящий борщ, давай положу тебе, а то остынет. Повара готовили по моему рецепту. Думаю, тебе понравится.

– Хотя уже сыт – не откажусь, все-таки родное. Знаешь, на Украине сюда добавляют сахар, и поверь, становится вкуснее.

Когда их тарелки опустели, Наталья еще о чем-то вспомнила:

– У меня есть пластинка с романсами Шаляпина, ее принес мой торговый агент, один хитрый еврей. Он доставил ее из Европы через Турцию и, конечно, пластинка стоит больших денег, но эмир не скупится, и я благодарна ему за это. Он чувствует, что я тоскую по родине.

– Есть вести от твоих родителей?

Наталья рассказала, как ее родителям удалось бежать из России. Нынче они осели на окраине Парижа – там земля дешевле – и развели большой огород. Правда, найти работу, говорят, очень трудно.

– Но твой отец коммерсант – не пропадет.

– Самое главное – моей семье уже не грозит опасность, а деньги я найду. Сейчас я поставлю тебе пластинку.

– Позволь сделать самому. В твоем положении нельзя много ходить.

– Это ошибочное суждение. Напротив, когда я двигаюсь, чувствую себя лучше. Сейчас мы будем опять танцевать, и прошу тебя, не пей много вина, – уже серьезным тоном сказала именинница.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя Шахерезада, – и Виктор направился к патефону.

По залу разнесся могучий голос Шаляпина.

Они сидели на черном диване и с трепетом в душе слушали великого певца. Его могучий, чистый голос брал за душу и уводил их в русский лес, к Волге-матушке или в зимушку-зиму.

У Натальи на глазах выступили слезы. В это время открылась парадная дверь. Вошедший секретарь тихим голосом сообщил:

– Господин Николаев, вас зовет эмир, – и он так же бесшумно удалился.

Полковник встал и обратился к даме с легким поклоном.

– Наташа, меня ждут по очень важному делу. Мы скоро придем. Не скучай.

– Я буду ждать. Так хочется еще выпить, потанцевать от души… ну ладно, иди.

Когда Николаев вошел в кабинет эмира, Даврона уже не было. Перед правителем на столе лежало открытое письмо. Сам эмир был взволнован, и кажется, уже полностью трезв. Советник опустился рядом с ним.

– Виктор, вот письмо Эссертона. После этого я даже не хочу называть его другом, все они друзья только на словах или когда им что-то надо от меня.

Обиженный эмир взял письмо, написанное на фарси, и прочитал советнику. Затем бросил его на столик.

– Алимхан, успокойтесь, англичане по-своему правы. Они страхуются, а это у их чиновников в крови. Признаться, резиденция Эссертона – не самое подходящее место.

– Хорошо, в Кашгаре хранить казну опасно, согласен, но разве нельзя через месяц прислать в Кашгар большой отряд английских солдат и увезти золото в банк Дели?

– Это еще опаснее, чем хранить его у Эссертона. Путь в Индию лежит через несколько стран, и там немало сильных племен, которые непременно нападут на сказочно богатый караван. Вы думаете, английские солдаты будут стоять насмерть, защищая деньги чужого царя? А если послать наших солдат, они тоже ненадежные, да и в военном деле еще слабы.

– А ты для чего здесь, ведь я плачу тебе больше, чем своим министрам, – упрекнул эмир с восмущенным видом. – Научи моих солдат хорошо стрелять.

– Алимхан, не стоит обижаться на мои правдивые слова, не могу я лукавить, как твои министры. Но боевая армия создается годами – здесь я чуть больше года. Служу тебе по совести и кое-чему уже научил твоих солдат.

– Ладно, не обижайся на меня, я это сказал… сам все понимаешь, – сказал эмир уже миролюбиво. – Эх, если б я мог предвидеть, что в России случиться революция и что большевики будут угрожать Бухаре, то еще десять лет назад стал бы готовить свою армию.

– Поверь мне, для хорошей армии и этого срока мало.

– Значит, все происходящее ниспослано мне свыше, и надо смириться, – обреченно вздохнул эмир.

– Алимхан, нельзя падать духом, нужно искать хоть какой-то выход. Сейчас тебе нужно думать о дальнейшей судьбе казны. Имея деньги, можно будет со временем вернуть трон.

– Голова идет кругом. Как надоела эта политика! Я хочу тихой и спокойной жизни.

– Алимхан, нас ждет Наташа. Может, слегка успокоишься, а завтра займемся делами?

– Мне совсем ничего не хочется. Никакая еда не полезет в горло, никакое вино не сделает меня веселым, и даже женщины не помогут. Ты иди к ней один, чтобы совсем не испортить праздник. Немного поговори с Наташей, она любит, когда с ней говорят по-русски. Затем проводи ее домой, она уважает тебя как брата. А тем временем я соберу своих министров, и мы будем думаем о том, как поднять дух народа на случай войны с большевиками. Надобно сделать так, чтобы уже сегодня наши люди стали ненавидеть Советы, как чуму. Еще мы освободим народ от многих налогов, чтобы они поверили в справедливую власть своего эмира и встали на его защиту, не боясь смерти.

– Это трезвая мысль: армия и население должны быть едины и готовы к войне, они должны верить в свои силы и победу над Советами. Тогда Бухара, может, устоит, хотя при этом жертвы будут велики.

Когда Николаев ушел, с помощью колокольчика эмир вызвал секретаря.

Виктор вернулся в зал, Наташа сидела на диване, продолжая слушать Шаляпина со слезами на глазах. Увидев Николаева, она улыбнулась. Он опустился рядом и сказал: «Алимхан совсем не в духе и не может прийти сюда».

– Вероятно, гонец принес дурные вести. Значит, дела у эмира очень плохи?

– Ты права. Я смотрю, за это время ты хорошо изучила его.

– Черт с ним, с этим эмиром, главное, чтобы у нас было все хорошо. Я живу здесь как птица в клетке и все ради этих проклятых денег. Об этом эмир догадывается, как и о том, что я не люблю его. Однако это устраивает Алимхана. Я отношусь к нему как к добряку и отвечаю взаимностью. Стараюсь развлечь правителя всякими шутками, весельем. Ему это нравится. Иногда он жалуется, что его жены с ним бесчувственны, вечно молчат, а порой боятся. И оттого ему скучно с ними.

– Эмир нужен всем. Он нас кормит, и его благополучие – это и наше благосостояние. Потому нам следует беречь его.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Виктор, а твои родители так и не уехали за границу?

– Последнюю весточку я получил от них полгода назад. Несмотря на мои уговоры, родители все-таки решили остаться в России. Об этом отец заявил твердо, а он человек упрямый. Да и мама пишет, что они считают себя уже старыми людьми и не смогут жить на чужбине. Признаться, в молодости я не понимал родителей и мечтал только о славе, деньгах, удовольствиях. И вот когда самому стукнуло сорок, стал смотреть на жизнь иначе. Уже не хочу ни славы, ни этих проклятых войн. Я также сыт приключениями, и моей душе хочется покоя. А вот от денег не откажусь, потому что еще надеюсь создать семью и жить в большом, уютном доме. И чтоб хозяйкой была там ты.

От таких слов глаза Наташи стали совсем счастливыми, и она опустила голову ему на плечо, тяжело вздохнув.

– Кажется, ты не веришь в такое? – спросил Виктор.

В ответ Наталья лишь пожала плечами.

– Верь, у нас все будет, но пока нужно набраться терпения. Хочешь, потанцуем? – предложил Виктор.

– Теперь уже не хочется, охота пропала. Давай посидим рядом, поболтаем, ведь нам это не часто удается. Интересно, что будет, если эмир узнает о нашей связи? Неужели казнит нас?

– Казнить – это старомодное словечко. Я не знаю, как Алимхан расправится с нами, но уверен в одном. Он сделает все, чтоб никто не узнал о таком скандале, иначе народ будет смеяться над своим правителем. И такую дерзость он не простит никому, ведь его мужское самолюбия будет просто растоптано.

– Интересно, неужели эмиру никогда не приходило в голову, что между двумя русскими людьми могут зародиться глубокие чувства?

– Если Алимхан хоть что-то заподозрил бы, то не позволил бы мне входить в твой дом.

Такое право Николаев получил от эмира по просьбе Натальи, которая очень нуждалась в обществе своих соотечественников. Без сомнения, решиться на такое эмиру было совсем непросто, ведь он мусульманин, и здесь дружеские отношения между мужчиной и женщиной совершенно немыслимы. Однако Алимхан верил другу, да и жалел одиночество своей жены, которую сильно любил и многое ей позволял. Ко всему он считал себя передовым человеком.

На этот счет Наталья имела иное мнение:

– Эмир считает тебя настоящим солдафоном, пьяницей, которому нет никакого дела до женщин, и потому не ревнует. Но с другими людьми ведет себя осторожно. Помнишь, как-то раз к нам приезжал англичанин из Кашгара, Пит. Когда мы с ним беседовали или просто танцевали вальс, то эмир не сводил с нас пристального взгляда. Тем более, что хорошо выпивший консул становился довольно милым. А после отъезда гостя Алимхан отругал меня, что мы говорили наедине и танцевали. И мне пришлось успокаивать его, что это нормальное общение европейцев и в этом нет ни малейшего намека на измену.

– И все-таки нам следует быть осторожными, хотя нынче ему не до нас. Наталья, едем к тебе, сам Алимхан велел проводить тебя.

– Да, здесь уже делать нечего. Я только заберу свои пластинки.

Дом Натальи стоял неподалеку от резиденции – кирпичный дом в европейском стиле. Обитатели Арка называли его домом гувернантки, и в самом деле Наталья-ханум, как и прежде, вела занятия с детьми правителя.

У дома гувернантки, на скамейке, сидели два взрослых солдата с ружьями и оживленно беседовали. Завидев черную коляску, они вытянулись у дверей.

Из закрытой черной коляски вышел советник, который помог хозяйке дома спуститься вниз. Солдаты распахнули двери, и офицер с дамой вошли внутрь.

Три комнаты: гостиная, спальня и кабинет были обставлены в европейском стиле, и ничего здесь не напоминало об Азии. Стены гостиной украшали картины с русскими пейзажами, а на одной – фотографии ее родителей, сестер и братьев и всей семьи. Там же стоял массивный диван и два кресла, стеклянный шкаф с посудой и посередине – круглый белый стол с венскими стульями.

Полковник помог даме опуститься в кресло и сам сел рядом.

– Как все-таки хорошо дома, здесь уютнее, – заметила Наталья, облегченно вздохнув, – мне даже танцевать захотелось.

– Сей момент, мадам, сейчас закажем музыку! – и Виктор сошел с места и, широко улыбаясь, заспешил к столику с патефоном, желая угодить любимой женщине. Как только он опустил иглу, донеслось шипение заигранной пластинки, и по всей комнате полилась музыка Штрауса. Затем Виктор, склонив голову перед дамой, пригласил ее на танец. Они стали вальсировать медленно, кружась по просторной комнате. Лица танцующей пары сияли от удовольствия. Наталья так завелась, что во время второго танца они уже вращались намного быстрее. Но полковник сдерживал ее порыв чувств и замедлял свои шаги. При этом не раз повторял: «Дорогая, ты не устала? Это тебе не вредно?» Счастливая дама лишь качала головой. Но при новом танце Наталья почувствовала боль в боку и остановилась, тяжело дыша.

Виктор помог ей лечь на диван, уложив ее ноги удобнее. Сам же сел рядом и стал гладить ее руки.

– Ну как, боль отпустила? – спросил он.

К Наталье быстро вернулась улыбка.

– Наклонись ко мне, – попросила она, – хочу поцеловать твои сладкие уста.

И губы любовников слились в долгом поцелуе.

– А как бы тебе хотелось назвать ребенка? – затем спросил Виктор.

– Если сын, пусть будет Андрей, по имени его деда. Если девочка – Анастасия.

– Красивые имена, они мне тоже нравятся. Интересно, какое имя предложит ребенку эмир, хотя понятно, что оно будет мусульманским. Ты говорила с ним об этом?

– Он сказал, что ему все равно. Судя по его словам, его это мало беспокоит: «Я человек государственный и не должен заниматься такими пустяками». Детей у него много и, видимо, отцовской любви на всех не хватает. Да, Виктор, вот о чем я хотела поговорить с тобой. Может, прямо завтра мы сбежим отсюда, чего тянуть? У нас уже есть кое-какие сбережения. Мы не будем бедствовать в Европе, как иные эмигранты.

– Милая, мне тоже здесь надоело, и все же рановато.

– Но ты говоришь, что совсем скоро эмир может потерять власть. Тогда чего нам ждать?

– Если большевики возьмут Бухару, мы уйдем вместе с эмиром и, вероятнее всего, в Афганистан. Понимаешь, у эмира много золота, и еще какое-то время он будет щедро платить. Поэтому года два нужно послужить ему и скопить солидную сумму, чтобы в Европе мы могли открыть свое дело. К примеру, ресторан или магазин. Но для этого и тебе надо постараться: получать от эмира побольше подарков, желательно золото или драгоценные камни – их легче вывезти отсюда.

– Зная слабости мужчины, это несложно сделать, – хитро улыбнулась Наталья. – Ты успокоил меня. Я согласна еще подождать.

– А теперь мне пора. Много дел в штабе. Через два дня я провожу крупные учения с участием не только пехоты, конницы, но и артиллерии. Такого здесь еще не бывало. За ними нужен глаз да глаз, чтобы не сорвать учения. То одно забудут, то другое – словно маленькие дети… Армия – это, прежде всего, дисциплина, а наши мусульмане не привычные к таким делам.

– Хорошо, иди, чтобы служанка лишний раз не болтала, что ты подолгу задерживаешься у меня.