Солдат удачи

– Я хотел бы еще раз поговорить с сеньоритой Инес, – заметил Кеннеди несколько минут спустя, когда мы с доктором Лесли и профессором Нортоном вошли в гостиную и закрыли дверь в кабинет.

В то время как Нортон вызвался послать одного из слуг, чтобы посмотреть, сможет ли молодая леди выдержать напряжение еще одного разговора, доктору Лесли срочно позвонили по другому делу.

– Вы дадите мне знать, Кеннеди, если что-нибудь обнаружите? – спросил он, пожимая нам руки. – Я также буду держать вас в курсе событий со своей стороны. Этот яд полностью сбивает меня с толку – пока что. Знаете, мы могли бы с таким же успехом работать вместе.

– Несомненно, – согласился Крейг, когда коронер ушел. – Это, – добавил он мне, когда дверь закрылась, – было одним словом для меня и двумя для него самого. Я могу выполнить эту работу; он хочет сохранить свое официальное лицо. Он никогда не узнает, что это был за яд, пока я ему не скажу.

Инес к этому времени настолько пришла в себя, что смогла снова встретиться с нами в гостиной.

– Мне очень жаль, что приходится снова беспокоить вас, – извинился Кеннеди, – но если я хочу чего-то добиться в этом деле, мне нужны факты.

Она посмотрела на него наполовину озадаченно и, как мне показалось, наполовину испуганно.

– Все, что я могу вам рассказать – конечно, спрашивайте меня, – сказала она.

– Были ли у вашего отца враги, которые могли желать его смерти? – выпалил Кеннеди, почти без предупреждения.

– Нет, – медленно ответила она, все еще внимательно наблюдая за ним, а затем поспешно добавила, – конечно, вы знаете, что никто, кто пытается что-то сделать, не совсем лишен врагов.

– Я имею в виду, – повторил Крейг, осторожно отмечая некоторую неуверенность в ее тоне, – был ли кто-нибудь, кто по причинам, известным только ему, мог убить его способом, особенно вероятным при данных обстоятельствах, скажем, кинжалом?

Инес бросила быстрый взгляд на Кеннеди, как бы спрашивая, как много или как мало он на самом деле знает. По крайней мере, у меня сложилось впечатление, что она скрывала какие-то подозрения по причине, в которой, возможно, не призналась бы даже самой себе.

Я видел, что Нортон также внимательно следил за ходом расспросов Кеннеди, хотя он ничего не сказал.

Прежде чем Кеннеди успел снова взять инициативу в свои руки, тихо вошла ее горничная Хуанита, очень хорошенькая девушка испанского и индийского происхождения.

– Мистер Локвуд, – прошептала она, но не так тихо, чтобы мы не услышали.

– Ты не попросишь его войти, Нита? – ответила сеньорита Инес.

Мгновение спустя дверь распахнул молодой человек – высокий, чисто выбритый молодой человек, на лице которого был загар солнца, гораздо более сильный, чем у любого другого в Нью-Йорке. Когда я оценил его, я безошибочно определил, что он относится к типу американского солдата удачи, которого дух странствий перенес в романтические республики к югу от нашей собственной.

– Профессор Кеннеди, – начала сеньорита Мендоса, представляя нас всех по очереди, – позвольте мне представить мистера Локвуда, партнера моего отца в нескольких предприятиях, которые привели нас в Нью-Йорк.

Когда мы пожимали друг другу руки, я не мог отделаться от ощущения, что молодой горный инженер, каким он оказался по мнимой профессии, был для нее чем-то большим, чем просто партнером по работе ее отца.

– Кажется, я встречался с профессором Нортоном, – заметил он, когда они пожали друг другу руки. – Возможно, он помнит, когда мы были в Лиме.

– Совершенно верно, – ответил Нортон, отвечая таким же проницательным взглядом.

– Также в Нью-Йорке, – добавил он.

Локвуд резко обернулся.

– Вы совершенно уверены, что способны выдержать напряжение этого разговора? – тихо спросил он Инес.

Нортон взглянул на Кеннеди и приподнял брови всего на долю дюйма, как бы привлекая внимание к тому, как ловко Локвуд перевел разговор на другую тему.

Инес печально улыбнулась.

– Я должна, – сказала она принужденным тоном.

Мне показалось, что Локвуд заметил и не получил удовольствия от сдержанности в ее словах.

– Я полагаю, это вы, мистер Локвуд, нашли сеньора Мендосу прошлой ночью? – спросил Кеннеди, как бы для того, чтобы зачитать ответ в протоколе, хотя он уже знал его.

– Да, – ответил Локвуд без колебаний, хотя и бросил взгляд на отвернувшуюся голову Инес и очень тщательно подбирая слова, словно изо всех сил стараясь не сказать больше, чем она могла вынести. – Да. Я пришел сюда, чтобы сообщить о некоторых финансовых вопросах, которые интересовали нас обоих, очень поздно, возможно, после полуночи. Я уже собирался нажать кнопку звонка на двери, когда увидел, что дверь слегка приоткрыта. Я открыл ее и обнаружил, что свет все еще горит. Остальное, я думаю, вы уже должны знать.

Даже это тактичное упоминание о трагедии было слишком для Инес. Она подавила небольшое судорожное рыдание, но на этот раз не попыталась убежать из комнаты.

– Вы не видели ничего в кабинете, что вызвало бы какие-либо подозрения? – не отставал Кеннеди. – Ни бутылки, ни стакана? Не было запаха какого-нибудь газа или наркотика?

Локвуд медленно покачал головой, не сводя глаз с лица Кеннеди, но не глядя на него.

– Нет, – ответил он, – я рассказал доктору Лесли только то, что я нашел. Если бы там было что-то еще, я уверен, что заметил бы это, пока ждал прихода мисс Инес.

Его ответы казались совершенно откровенными и прямыми. И все же я почему—то не мог избавиться от ощущения, что он, как и Инес, рассказывает не совсем все, что знает – возможно, не об убийстве, а о делах, которые могут быть с ним связаны.

Нортон, очевидно, чувствовал то же самое.

– Вы не видели никакого оружия – кинжала?– внезапно вставил он.

Молодой человек посмотрел Нортону прямо в глаза. Мне показалось, что он ожидал этого вопроса.

– Ничего, – сказал он намеренно. – Я тоже внимательно осмотрелся. Какое бы оружие ни было использовано, убийца, должно быть, забрал его, – добавил он.

Хуанита снова вошла, и Инес извинилась, чтобы ответить на телефонный звонок, пока мы несколько минут болтали в гостиной.

– Что это за "проклятие Мансиче", о котором упомянула сеньорита? – спросил Кеннеди, увидев возможность начать новую линию расследования с Локвудом.

– О, я не знаю, – ответил он, нетерпеливо стряхивая пепел с сигареты, которую он зажег в тот момент, когда Инес вышла из комнаты, как будто такие истории не представляли интереса для практического ума инженера. – Какое-то старое суеверие, я полагаю.

Локвуд, казалось, смотрел на Нортона с какой-то неприязнью, если не враждебностью, и мне показалось, что Нортон, со своей стороны, не упускал возможности дать другому понять, что он наблюдает за ним.

– Я мало что знаю об этой истории, – продолжил Локвуд мгновение спустя, когда никто ничего не сказал. – Но я точно знаю, что в том огромном старом кургане Чиму близ Трухильо есть сокровище. У дона Луиса есть правительственная концессия на бурение кургана, и мы собираем капитал, чтобы довести план до конца.

Он дошел до конца предложения. И все же интонация его голоса ясно показывала, что это был еще не конец идеи, которая была у него в голове.

– Если бы ты знал, где копать, – неожиданно добавил Нортон, пристально глядя в глаза солдату удачи.

Локвуд не ответил, хотя было очевидно, что именно эта мысль была выражена в его замечаниях.

Возвращение сеньориты в комнату, казалось, сняло напряжение.

– Это был домашний звонок, – сказала она тихим голосом. – Посыльный не знал, впускать ли посетителя, который пришел, чтобы выразить сочувствие.

Затем она отвернулась от нас к Локвуду.

– Вы, должно быть, знаете его, – сказала она, несколько смущенная. – Сеньор Альфонсо де Моше.

Локвуд подавил нахмуренный взгляд, но ничего не сказал, потому что мгновение спустя вошел молодой человек. Почти молча он подошел к Инес и взял ее за руку так, что было ясно видно, как он сочувствует ее тяжелой утрате.

– Я только что услышал, – просто сказал он, – и я поспешил сказать вам, как сильно я чувствую вашу потерю. Если я могу что-нибудь сделать…

Он остановился и не закончил фразу. В этом не было необходимости. Его глаза закончили ее за него.

Альфонсо де Моше, как мне показалось, был очень красивым парнем, хотя и совсем не испанского типа. У него был высокий лоб с копной прямых черных волос, кожа довольно медного цвета, нос слегка орлиный, подбородок и твердый рот; на самом деле все лицо было утонченным и интеллектуальным, хотя и с оттенком меланхолии.

– Спасибо, – пробормотала она, затем повернулась к нам.

– Я полагаю, вы знакомы с мистером де Моше, профессор Нортон? – спросила она. – Вы знаете, что он проходит аспирантуру в университете.

– Немного, – ответил Нортон, пристально глядя на молодого человека так, что тот явно смутился. – Мне кажется, я встречал его мать в Перу.

Сеньорита Мендоса, казалось, покраснела при упоминании сеньоры де Моше. Меня осенило, что в своем приветствии Альфонсо ничего не сказал о своей матери. Я задавался вопросом, может ли быть какая-то причина для этого. Может быть, у сеньориты Мендоса была какая-то антипатия, которая не касалась сына? Хотя мы, казалось, не очень продвинулись таким образом в разгадке тайны, все же я чувствовал, что, прежде чем мы сможем продвинуться вперед, мы должны узнать маленькую группу, вокруг которой она сосредоточилась. Казалось, здесь были течения и перекрестные течения, которые мы не понимали, но которые должны быть нанесены на карту, если мы хотим следовать прямым курсом.

– А профессор Кеннеди? – добавила она, поворачиваясь к нам.

– Мне кажется, я видел мистера де Моше в кампусе, – сказал Крейг, когда я тоже пожал ему руку, – хотя вы не посещаете ни один из моих классов.

– Нет, профессор, – согласился молодой человек, который, однако, был значительно старше среднего студента, посещающего подобные курсы.

Мне было вполне достаточно наблюдать за лицами тех, кто был рядом со мной в тот момент.

Между Локвудом и де Моше, казалось, существовала скрытая враждебность. Эти двое смотрели друг на друга с явной неприязнью. Что касается Нортона, он, казалось, попеременно наблюдал за каждым из них.

Последовало неловкое молчание, и де Моше, казалось, понял намек, потому что, сделав еще несколько замечаний Инес, он удалился так грациозно, как только мог, обменявшись на прощание холодными формальностями с Локвудом. Не нужно было быть большим детективом, чтобы сделать вывод, что оба молодых человека могли согласиться в одном, хотя это и вызвало самые серьезные разногласия между ними – их оценка Инес де Мендоса.

Инес, со своей стороны, казалось, тоже испытала явное облегчение от его ухода, хотя и была с ним достаточно сердечна. Мне было интересно, что все это значит.

Локвуду тоже, казалось, все еще было не по себе. Но это было другое беспокойство, скорее направленное на Нортона, чем на нас. Однажды я уже думал, что он собирается извиниться, но появление де Моше, казалось, решило, что он останется по крайней мере так же долго, как и его соперник.

– Прошу прощения, сеньорита, – извинился он, – но мне действительно нужно идти. Есть еще некоторые дела, которыми я должен заняться, чтобы защитить интересы, которые мы представляем.

Он повернулся к нам.

– Вы извините меня, я знаю, – добавил он, – но у меня очень важная встреча. Вы знаете, что дон Луис и я помогали в организации кампании Стюарта Уитни, чтобы заинтересовать американских производителей, и особенно банкиров, возможностями в Южной Америке, которые находятся под рукой, если мы только проснемся, чтобы воспользоваться ими. Я буду к вашим услугам, сеньорита, как только закончится собрание. Полагаю, мы еще увидимся? – он кивнул Кеннеди.

– Вполне вероятно, – сухо ответил Кеннеди.

– Если я могу оказать какую-либо помощь в прояснении этого ужасного дела, – продолжал Локвуд, понизив голос, обращаясь к нам, – вы можете полностью на меня рассчитывать.

– Спасибо, – ответил Крейг, бросив многозначительный взгляд. – Возможно, мне придется принять это предложение.

– Сделайте это, во что бы то ни стало, – повторил он, кланяясь Нортону и пятясь к двери.

Снова оставшись наедине с Инес Мендоса, Кеннеди внезапно обернулся.

– Кто это, сеньор де Моше? – спросил он. – Я так понимаю, что вы, должно быть, знали его в Перу.

– Да, – согласилась она. – Я знала его в Лиме, – а затем добавила, как бы исповедуясь, – когда он был студентом университета.

И в ее тоне, и в манерах было что-то такое, что заставляло поверить, что она питала к де Моше только самые добрые чувства, что бы ни случилось, как казалось, с его матерью.

На мгновение Кеннеди подошел и взял сеньориту Инес за руку.

– Я должен идти сейчас, – просто сказал он. – Если есть что-то, о чем вы мне не сказали, я хотел бы знать.

– Нет, ничего, – ответила она.

Он не сводил с нее глаз.

– Если вы вспомните что-нибудь еще, – настаивал он, – не стесняйтесь сказать мне. Я приду сюда, или вы можете прийти в лабораторию, в зависимости от того, что вам удобнее.

– Я так и сделаю, – ответила она. – И тысячу раз благодарю вас за те хлопоты, на которые вы идете ради меня. Вы можете быть уверены, что я ценю это.

Нортон также попрощался с ней, и она поблагодарила его за то, что он привез нас сюда. Я также заметил, что Нортон, хотя и был значительно старше любого из нас, по-видимому, поддался очарованию ее чудесных глаз и лица.

– Я тоже был бы рад помочь вам, – заверил он. – Обычно вы можете найти меня в музее.

– Спасибо вам всем, – пробормотала она. – Вы все так добры ко мне. Час назад я чувствовала, что у меня нет друга во всем этом большом городе – кроме мистера Локвуда. Теперь я чувствую, что я не совсем одинока.

Она сказала это Нортону, но на самом деле это предназначалось Кеннеди. Я знаю. Крейг разделял мои собственные чувства. Работать на нее было редким удовольствием.

Она казалась очень благодарной за все, что было сделано для нее в ее беззащитном положении.

Когда мы вышли из многоквартирного дома и снова сели в такси, Кеннеди заговорил первым и обратился к Нортону.

– Ты знаешь что-нибудь еще об этих людях, Локвуде и де Моше? – спросил он, когда мы помчались в центр города.

– Я ничего не знаю, – осторожно ответил он. – Я… я бы предпочел не говорить о подозрениях.

– Но кинжал, – настаивал Кеннеди. – У тебя нет никаких предположений о том, что с ним стало, и кто его взял?

– Я бы предпочел не говорить о простых подозрениях, – повторил он.

Мало что было сказано, когда мы свернули в кампус и, наконец, остановились перед крылом музея Нортона.

– Ты дашь мне знать о любом развитии событий, каким бы тривиальным оно ни было? – спросил Кеннеди, когда мы расставались. – Твой кинжал, похоже, причинил больше неприятностей, чем можно было предположить, когда ты пришел ко мне в первый раз.

– Я бы так и сказал, – согласился он. – Я не знаю, как отплатить за тот интерес, который ты проявил к его возвращению. Если что-нибудь еще материализуется, я обязательно немедленно сообщу тебе.

Когда мы повернулись, чтобы уйти, я не мог не подумать о том, как Локвуд и Нортон относились друг к другу. Имя Стюарт Уитни промелькнуло у меня в голове. Стюарт Уитни был попечителем университета, который, помимо прочего, внес значительный вклад в различные экспедиции Нортона в Южную Америку. Было ли это из-за того, что Нортон испытывал особую преданность к Уитни, или он завидовал тому, что кто-то другой преуспеет в том, чтобы заинтересовать своего покровителя в южноамериканских делах?

Мне вспомнились действия двух молодых людей, Локвуда и де Моше.

– Ну, – заметил я, когда мы шли, – как ты думаешь, что это – романтика или простая охота за преступлением?

– Я подозреваю, что и то, и другое, – рассеянно ответил Крейг. – Только не простая.