– Что же вы намерены делать?

– Мы проведем ночь в вашей комнате и постараемся узнать причину странного свиста, который так беспокоил вас.

– Мне кажется, мистер Холмс, что вы уже составили ясное представление об этом деле, – сказала мисс Стонер, положив руку на рукав пальто моего друга.

– Может быть.

– Прошу вас, сжальтесь надо мной и скажите, что было причиной смерти Джулии?

– Мне хотелось бы иметь более определенные улики, прежде чем сообщить вам это.

– Скажите, по крайней мере, верно ли мое предположение, что она умерла просто от испуга?

– Нет, не думаю. Теперь, мисс Стонер, мы должны покинуть вас. Если доктор Ройлот вернется домой и застанет нас, эта поездка окажется совершенно бесполезной. Прощайте, и не бойтесь. Если вы сделаете все, о чем я просил вас, – можете быть уверены, что мы скоро устраним всякую опасность, грозящую вам.

Мы с Шерлоком Холмсом без затруднения наняли комнату в деревенской гостинице "Корона". Она находилась в верхнем этаже, из окна видны были ворота и обитаемый флигель дома Сток-Моран. Когда начало смеркаться, мы видели, как доктор Граймсби Ройлот проехал мимо гостиницы. Громадная фигура его казалась еще больше в сравнении с мальчиком, сидевшим рядом с ним и правившим лошадью. Мальчик замешкался, отворяя тяжелые железные ворота, и мы слышали сердитый голос доктора, бранившего его, и видели, как он гневно грозил ребенку кулаком. Коляска поехала дальше, и несколько минут спустя блеснул свет между деревьями, когда зажгли лампу в одной из гостиных дома.

– Знаете что, Ватсон, – сказал Холмс, сидя рядом со мной в густевших сумерках комнаты. – Мне немножко совестно брать вас туда. Это не безопасно.

– Но ведь я могу быть вам полезен. Нет никаких сомнений, я пойду с вами в этот странный дом. Но вы говорите об опасности… Значит, в этих комнатах вы увидели что-то такое, чего я не разглядел?

– Нет, но мне кажется, что я сделал несколько выводов из того, что и вы видели вместе со мной.

– Я ничего особенного не видел, кроме звоночного шнурка, и должен признаться, что не понимаю, зачем он повешен.

– Вы видели также и вентиляцию.

– Да, но я не вижу ничего необыкновенного в том, что сделано маленькое отверстие между двумя комнатами. Оно так мало, что даже крыса не пролезет в него.

– Еще до приезда моего в Сток-Моран, я уже знал, что мы найдем вентиляцию в этой комнате.

– Что вы, Холмс?

– Да, знал. Помните, она рассказывала нам, что сестру ее беспокоил дым сигар доктора Ройлота? Это очевидно указывало на то, что было какое-то сообщение между обеими комнатами. Отверстие могло быть только очень небольшое, не то его непременно заметил бы при обыске следователь. Из этого я заключил, что это вентиляция.

– Но что же в нем особенного?

– Согласитесь, однако, что тут несколько странное сочетание обстоятельств. Делают вентиляцию, навешивают шнурок, – и девушка, спящая в кровати, внезапно умирает. Разве это не поражает вас?

– Я никакой связи не вижу.

– Вы не заметили ничего особенного в кровати?

– Нет.

– Она приделана к полу. Вы прежде когда-нибудь видели, чтобы кровати накрепко прибивали к полу? Кровать эту нельзя сдвинуть с места. Она всегда должна оставаться в одном положении относительно вентиляции и шнурка, который никогда не предназначалась для звонка.

– Холмс, – вскрикнул я. – Теперь я начинаю смутно понимать, на что вы намекаете. Мы только что успеем предупредить самое хитрое и страшное преступление.

– Да, и хитрое, и страшное. Когда доктор – злодей, он всегда бывает самым ужасным преступником. У него есть и смелость, и знание. Убийцы Пальмер и Причард были первоклассными учеными, а этот, кажется, еще замечательнее их. Нам с вами, Ватсон, надеюсь, удастся перехитрить его. Кто знает, какие ужасы предстоят нам в эту ночь! Выкурим по трубочке, в покое, и поговорим о чем-нибудь другом, – повеселее этого!

Около девяти часов свет между деревьями исчез, и старинный дом погрузился во мрак. Медленно прошли еще два часа. Ровно в одиннадцать вдруг засветился яркий огонек в окне флигеля.

– Вот наш сигнал, – вскрикнул Холмс, вскакивая со стула. – Он горит в среднем окне.

Выходя, он сказал несколько слов хозяину гостиницы, объяснив, что мы отправляемся к знакомому и, может быть, проведем ночь у него. Минуту спустя мы спешили по направлению желтоватого света, горевшего в ночном мраке и указывавшего нам путь. Войти в сад было не трудно. В каменной ограде старого парка было много проломов. Пробираясь между деревьями, мы дошли до луга, перешли его и собирались уже влезть в открытое окно, как вдруг из группы лавровых кустов выскочило что-то, похожее на отвратительного кривляющегося ребенка. Существо это бросилось на траву, кувыркаясь и вопя, а потом неожиданно скрылось в темноте.

– Боже мой! – прошептал я. – Вы видели?

Холмс на мгновение тоже испугался. Пальцы его, как щипцы, стиснули мою руку. Потом тихонько засмеялся.

– Вот приятное общество! – пробормотал он. – Это павиан.

Я совсем забыл про своеобразных любимцев доктора. Здесь водилась и пантера, которая каждую минуту могла прыгнуть нам на плечи. Я, признаться, почувствовал некоторое облегчение, когда, по примеру Холмса, сняв башмаки, очутился в комнате. Спутник мой бесшумно закрыл ставни, переставил лампу на стол и огляделся в комнате. Все было совершенно в том же положении, как и днем. Подкравшись ко мне и согнув руку трубой, он шепнул мне в ухо так тихо, что я едва мог расслышать слова:

– Малейший звук расстроит все.

Я кивнул головой.

– Нам надо потушить лампу, а то он увидит свет в вентиляцию.

Я опять кивнул.

– Не засыпайте, жизнь ваша зависит от этого. Приготовьте на всякий случай пистолет, может быть, он понадобится. Я сяду на кровать, а вы на этот стул.

Я вынул револьвер и положил на угол стола.

Холмс захватил с собой длинную тонкую трость, которую положил около себя на постель. Рядом он поставил коробочку спичек и огарок свечки. Потом он потушил лампу, и мы очутились в полной темноте.

Забуду ли я когда-нибудь эти страшные часы бдения во мраке! В отдалении слышался звон церковных часов, отбивавших каждую четверть часа. Какими невыносимо долгими казались мне эти четверти часа! Пробило двенадцать, потом час, два и три, а мы все сидели и ждали, что будет.

Вдруг в отверстии вентиляции блеснул свет и сейчас же исчез, но вслед за ним стал распространяться запах горевшего керосина и разогретого металла. Кто-то в соседней комнате, очевидно, зажег глухой фонарь. Я услышал тихий звук движения, и потом все опять затихло, только запах керосина все усиливался. С полчаса я просидел, напрягая слух. Тут вдруг послышался новый звук, очень тихое шипение, как будто тонкой струйки пара, равномерно выходившей из маленького котелка. В то самое мгновение, как раздался этот звук, Холмс вскочил с постели, поспешно зажег спичку и стал изо всех сил бить тростью по висевшему на стене звоночному шнурку.

– Видите, Ватсон, – кричал он, – видите?

Но я ничего не видел. В ту минуту, как Холмс зажег огонь, я услышал негромкий свист, но внезапный свет ослепил мои усталые глаза и отнял всякую возможность разглядеть то, на что друг мой набросился с такой яростью. Я видел только, что лицо его было смертельно бледно и выражало ужас и отвращение.

Холмс перестал колотить по веревке и смотрел теперь вверх, на вентиляцию. Тут вдруг в ночной тишине раздался самый жуткий крик, который я когда-либо слышал. Он становился все громче и громче, в этом хриплом звуке слышались боль, ужас, гнев, соединенные вместе в один отчаянный человеческий вопль. Говорят, что в деревне и даже еще дальше, в доме пастора, крик этот разбудил спавших жителей. Мы как будто окаменели от ужаса, я смотрел на Холмса, а он на меня, пока последнее эхо этого звука не смолкло в ночной тишине.

– Что это? – спросил я, задыхаясь.

– Это значит, что все кончено, – отвечал Холмс. – Может быть, и к лучшему. Возьмите ваш пистолет, мы войдем в комнату доктора Ройлота.

Он зажег лампу и повел меня по коридору. Постучавшись в дверь два раза и не получив ответа, Холмс повернул ручку и вошел. Я следовал за ним, держа в руке пистолет с взведенным курком.

Нам представилось странное зрелище. На столе стоял полуоткрытый глухой фонарь, и яркий свет падал на железный шкаф, дверца которого была отворена. У стола, на деревянном стуле, сидел доктор Ройлот, одетый в длинный серый халат, из-под которого виднелись его голые ноги, всунутые в турецкие туфли без каблуков. На коленях лежала та самая короткая плетка, которую мы видели в его комнате днем. Подбородок доктора был поднят кверху, а неподвижный, ужасный взгляд широко раскрытых глаз устремлен в потолок. Вокруг его головы была обернута какая-то странная желтая лента, покрытая темными пятнами, и, казалось, плотно облегала ее. Когда мы вошли, Ройлот не обернулся.

– Вот она лента! Пестрая лента! – прошептал Холмс.

Я сделал шаг вперед. В ту же минуту странный головной убор зашевелился, и из-за волос доктора поднялась плоская, угловатая головка ядовитой змеи.

– Это болотная гадюка! – воскликнул Холмс, – самая опасная змея Индии. Доктор умер через десять секунд после укуса. Вот как зло наказывает злодея, и как он падает в яму, вырытую для другого! Бросим это отвратительное существо в сейф, а потом отвезем мисс Стонер в безопасное место и уведомим местную полицию о том, что случилось.

Говоря это, он быстрым движением схватил плетку с колен мертвеца, накинул петлю на голову змеи, стащил ее и, держа руку далеко от себя, кинул гадюку в железный шкаф, который тотчас же запер.

Вот достоверные факты, касающиеся смерти доктора Граймсби Ройлота из Сток-Морана. Нет надобности удлинять этот, без того уже длинный, рассказ подробным описанием того, как мы сообщили грустное известие испуганной девушке, как отправили ее с утренним поездом к тетке в Хэрроу, и как полиция, после долгого и сложного следствия, пришла заключению, что доктора постигла смерть во время опасной игры с прирученной змеей.

На следующий день, когда мы ехали домой, Шерлок Холмс добавил к этому делу все недостающие детали.

– Сперва, – говорил он, – я составил совершенно ошибочное понятие об этом деле, что доказывает, мой дорогой Ватсон, как опасно выводить заключения из недостаточных улик. Присутствие цыган и слово "лента", которым бедная умершая девушка хотела, вероятно, объяснить то, что поразило Джулию, когда она зажгла спичку, навели меня на ложный след. В свое извинение я могу сказать, что немедленно отказался от своего предположения, когда стало ясно, что никакая опасность не могла грозить жильцу этой комнаты ни со стороны двери, ни со стороны окна. Внимание мое, как я уже говорил, привлекли вентиляция и звоночный шнурок, висевший у постели. Открытие, что это немой звонок и что кровать прикреплена к полу, сейчас же внушило мне подозрение, что веревка служила проводником для чего-то, что могло пролезть в вентиляцию и достать до постели. Тут я подумал о змее, и, приняв в соображение, что доктору присылали разных животных из Индии, я понял, что попал на настоящий след. Мысль употребить такой яд, который нельзя было бы открыть химическим опытом, могла прийти в голову умному, злому человеку, знающему восточные уловки. Быстрота, с которой действует такой яд, была с его точки зрения огромным преимуществом. Судебному следователю надо было бы иметь очень зоркие глаза, чтобы рассмотреть на теле умершей две темные точки – следы ядовитых зубов. Тут я вспомнил и свист. Ройлоту необходимо было вернуть назад змею, прежде чем утренний свет обнаружит ее в комнате жертвы. Доктор приучил гадюку, вероятно, с помощью молока, которое мы видели, возвращаться на его свист. Он выпускал змею в вентиляцию в тот час ночи, который казался наиболее удобным, уверенный, что она сползет вниз по веревке в постель. Конечно, гадюка могла укусить или не укусить девушку, предположим даже, в продолжение целой недели мисс Стонер избегала бы укуса, однако рано или поздно она непременно должна была умереть. Я пришел к этим заключениям еще прежде, чем вошел в комнату доктора. Осмотрев стул, я увидел, что Ройлот имел привычку становиться на него ногами, что, разумеется, было нужно, чтобы достать до вентиляции. Вид железного шкафа, блюдечка с молоком, петли на плетке окончательно рассеяли все сомнения. Металлический звук, который слышала мисс Стонер, очевидно, был причинен поспешно захлопнутой дверцей шкафа за ужасной жилицей его. Решив все это про себя, вы знаете, что я сделал, чтобы проверить свои предположения. Услышав шипение змеи, что без сомнения, слышали и вы, я сейчас же засветил огонь и напал на нее.

– И этим заставили ее вернуться назад, в вентиляцию.

– Да, и кроме того заставил напасть на ее господина в другой комнате. Несколько ударов трости достигли цели и раздражили гадюку, она напала на первого человека, которого увидела. Я, конечно, косвенно виноват в смерти доктора Граймсби Ройлота, но не могу сказать, что это сознание тяготит мою совесть.