Накануне трагического утра 28 февраля 1855 года Лазарь Маркович Серебряков выехал по вызову князя Александра Сергеевича Меншикова в ставку. Начальником 1 отделения Черноморской береговой линии в Новороссийске остался Александр Осипович Дебу. В своих воспоминаниях, сделанных на правом берегу реки Сырдарья в укреплении Джулек, он писал: «Из города выведены жители и больные, оставлено Константиновское укрепление. Матроски и их дети хаотичными колоннами следовали в глубину Цемесской долины, спасаясь от предстоящей бомбардировки врага. Грязные и оборванные, они перемешивали бесплодный и бесполезный суглинок, но шли вперёд, подчиняясь моему приказу, будто бы офицеры и рядовые. Невозможно было смотреть на их лица без глубокого сожаления. Они знали, что оставленные хаты и бараки, вероятнее всего, превратятся в руины. Но я прекрасно знал, что их жизни, безусловно, ценнее скарба и поношенного хламья. Эта, на первый взгляд, бесчеловечная эвакуация оправдала себя сразу после входа вражеской эскадры в воды Цемесской бухты.

Враг имел в своём составе французский колёсный двухмачтовый пароход при двух орудиях и 4 английских корабля: колёсный 20-пушечный пароход-фрегат, винтовой корвет с 13 пушками и 4-пушечную канонерскую лодку.

Им противостоял наш немногочисленный гарнизон и устаревшая батарея. Оборонительный отряд, не считая офицеров, состоял из 373 унтеров, 55 музыкантов, 3184 рядовых, 190 нестроевых и 65 денщиков. С севера Новороссийск охраняли блокгаузы и валы с артиллерией. Со стороны моря вдоль берега располагались 4 морские батареи при 69 недальнобойных орудий. Это были полевые гладкоствольные, заряжавшиеся с дула шести- и двенадцатифунтовые пушки и несколько мортир. Дальность их стрельбы гранатами достигала не более 500-600 саженей, а картечью – вдвое меньше того. По своим боевым характеристикам они многократно уступали морской артиллерии англичан и французов.

Обстрел продолжался весь день и всю ночь. Чувствуя себя в полной безопасности, с дистанции 1500 саженей вражеская эскадра открыла огонь по городским кварталам. Было повреждено много домов в городе и одна орудийная платформа на 1-й Приморской батарее. Потерь в людях не было, всё гражданское население и больные солдаты успели перейти к истокам реки Цемес.

Город оставался совершенно беззащитным от огня кораблей. Тем не менее, главной позицией по отражению атак с моря была определена 1 батарея. На ней были сосредоточены все имевшиеся в укреплении крупнокалиберные орудия. Это всё, что могли противопоставить защитники Новороссийска флоту противника.

Приморская батарея подняла стволы орудий до предела и попыталась ответными залпами достать англо-французские корабли, но ничего не вышло. Даже усиленные заряды не добрасывали ядра, и они падали в воду с большим недолётом. Пришлось отказаться от бесплодной траты боевого запаса.

Враг методичным обстрелом ровнял Новороссийск с землёй. Рушились стены фортов и зданий, пылали пожары. Казалось, что в нём не сможет уцелеть ни одна живая душа гарнизона. Только с наступлением темноты гул канонады сменился редкими одиночными залпами. Под покровом ночи мы смогли отправить в тыл раненых, а также денщиков и остаток мирных жителей, не входивших в боевой расчёт крепости.

Командир англо-французской эскадры расценил молчание русских пушек как подавление артиллерии укрепления, но он просчитался. Русский солдат и не думал сдаваться или оставлять свои позиции. Обстрел из крупнокалиберных пушек не смутил стойких защитников города и не загнал их в подземные казематы. Передохнув, комендоры крепости даже из устаревших орудий достигли такой скорострельности, что одна из них не выдержала накала и разорвалась от частых выстрелов. Меткость нового огня стала превосходной, свидетельством чему стало поспешное отступление изначально приблизившейся эскадры неприятеля за пределы сектора обстрела Приморской батареи.

К 14 часам пополудни англичанам и французам пришлось расстаться с надеждой взять город с моря. Тогда союзники решили поднять на штурм Новороссийска враждебных горцев, большой конный отряд которых сосредоточился на противоположном от места боя берегу бухты. Как выяснилось позже, горцы безучастно следили за неравным поединком. Англичане посылали к ним своих эмиссаров, чтобы уговорить двинуться на штурм наших редутов. Горцы не считали русских солдат друзьями, но уважали их доблесть и отказывались нанести удар в спину. Так закончился второй день обороны Константиновского укрепления.

Командир вражеской эскадры в ночь на 2 марта отдал приказ о прекращении огня. В наступившей тишине гарнизон крепости отчётливо слышал стук молотков и топоров с кораблей неприятеля. Шёл ремонт повреждений, нанесённых русскими ядрами. В тревожном ожидании десанта прошла очередная ночь. Наутро стало очевидно, что враг не осмелится высаживаться на берег Цемесской бухты. Не выполнив угроз о захвате укрепления, союзникам пришлось покинуть акваторию залива.

Бог благословил защитников правого дела. Неприятель при ожесточённой канонаде не мог заставить замолчать своими орудиями огромных калибров наши восемнадцати- и двенадцатифунтовые пушки и мортиры, против него державшиеся.

За артиллеристов говорило само дело и стойкость сопротивления их против врага, превосходившего в числе и средствах. В воздание доблестных подвигов мужества, явленных на действовавшей батарее, имел честь просить ходатайства у вице-адмирала Лазаря Марковича Серебрякова о даровании прислуге за ней, из 170 человек состоящей, двенадцати передовых знаков отличия военного ордена. Я вслед за сим вступил с представлением, докладывая, что велика заслуга при удержании Новороссийска капитана Карла Самойловича Торкмуса. Кроме того, бывших под командою его на 1-й Приморской батарее штабс-капитана Сергиенко, прапорщиков Лихотинского и Винклера достойны особенного вознаграждения. Оных за примерное командование комендорами, благоразумие и исключение безрассудного и губительного героизма. Также долгом моим посчитал я свидетельствовать о мужестве Новороссийского коменданта полковника Ивана Ивановича Масловича, всё время бомбардировки не сходившего с батареи.

Новороссийска лежал в руинах, но не был захвачен вражеским десантом. Гражданское население было спасено, а гарнизон крепости Приказом Военного Министра 28 февраля 1856 года, спустя ровно год после начала обороны, был заслуженно награждён».

Известный историк Евгений Викторович Тарле в книге «Крымская война» высоко оценил боевой подвиг новороссийцев: «Победа русских под Новороссийском была одержана при самых недостаточных средствах артиллерийской обороны и может, по справедливости, быть причислена к славным ратным подвигам периода Крымской войны».

Но эта оценка будет позже. Тогда, весной 1855 года, события под Севастополем и на всём Крымском фронте складывались трагически для русской армии. Неудачи рикошетом ударили по Новороссийску, и 15 мая войска и жители отошли к Анапе. Сняв по пути гарнизон форта «Раевский», марш продолжился к Темрюку с оставлением станиц Благовещенская, Николаевская и Александровская. 9 февраля 1856 года Высочайшим повелением была упразднена Черноморская береговая линия, а вместе с ней и Новороссийск.

Это была полная катастрофа, но через несколько лет разрушенный город, словно птица Феникс, вновь возродился, поднялся из пепла и забвения.

~~~

11 ЯНВАРЯ 1860 ГОДА АДАГУМСКИЙ ОТРЯД, ДВИГАЯСЬ ОТ ВАРЕНИКОВОЙ ПЕРЕПРАВЫ НА АНАПУ И КОНСТАНТИНОВСКОМУ УКРЕПЛЕНИЮ, ПРИНИМАЛ ПРИСЯГУ НА ВЕРНОПОДДАНСТВО ВСЕГО НАТУХАЙСКОГО НАРОДА

«…Войска, приняв последнюю присягу народа, двинулись к Крымскому укреплению двумя колоннами: левая направилась по Бакану, а правая – по ущелью Неберджая, составляющему границу земли натухайцев с землёю шапсугов…».

(Газета «Кавказ» № 20 от 10 марта 1860 г.)

Одним из основоположников политики принятия добровольной присяги горских народов Кавказа стал наказной атаман Черноморского казачьего войска, генерал от инфантерии, сенатор, кавалер многих российских наград Григорий Иванович Филипсон. Будучи уроженцем города Казани, он с ранних лет испытывал интерес к восточному быту. Во время обучения в Университетском пансионе и в пензенской гимназии юноша начал сбор коллекции тюркских пиал.

Чаепитие в татарских и других семьях Поволжья считалось особым ритуалом, к которому относились с почтительным благоговением. Чёрный чай или травяной сбор пробовали не торопясь, вдыхая аромат и наслаждаясь вкусом напитка. Без пиал в форме широкого конуса не мыслилась подобная церемония. Фарфоровые и керамические сосуды с изумительными узорами в стиле «Рыбка в пруду» и «Радуга» первыми увенчали коллекцию Григория Ивановича.

После его зачисления в 1823 году юнкером в Олонецкий пехотный полк с последующим направлением в юнкерскую школу в Могилёве тяга к прекрасному не прервалась. Сослуживцы знали это и часто дарили ему пиалы с национальными татарскими узорами, изображающими казанского кота, спасающего Эрмитаж от грызунов, мусульманского Змея Горыныча, или Зиланта, тонко вычерченных колоритных фигур Шурале – духа леса из поэмы Габдуллы Тукая.

По окончании Военной академии в 1835 году Григорий Иванович Филипсон в чине капитана по собственному желанию направился на Кавказ в распоряжение командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерал-лейтенанта Алексея Александровича Вельяминова. Свою коллекцию пиал он вынужден был оставить на сохранение в гренадёрском полку принца Евгения Виртембергского надёжным товарищам.

В 1835-1837 годах молодой офицер произвёл топографические съёмки и составление карт края. В 1837 году был назначен обер-квартирмейстером Главного Действующего отряда на Восточном берегу Чёрного моря со стороны Геленджика под командованием Николая Николаевича Раевского. За свои заслуги Григорий Иванович награждён кинжалом черкесской работы. С того самого дня у него возникает новый интерес. Теперь к холодному оружию горцев, их военным традициям и культуре.

За годы службы начальником штаба войск Кавказской линии и наказным атаманом Черноморского казачьего войска он замечает, что щёгольство с оружием, обратившееся у аборигенов Кавказа в моду, начинает выводиться. Правительственное распоряжение о постепенном обезоруживании туземных народов составляет для края истинную благодать. Племенам, принявшим присягу перед императором Российской империи, нет смысла вооружаться с ног до головы саблями, пистолетами и ружьями. Запальчивые сыны гор всё реже и реже пускают их в дело. В некоторых городах жители занимались больше изготовлением изящных серебряных кинжалов с филигранной и эмалированной работой.

Свою коллекцию кавказского оружия Г.И. Филипсон пополнял довольно легко по причине низкой стоимости товара. Последнее обстоятельство происходило от того, что на востоке ни время, ни труд не ценились дорого. У каждого мастерового жили несколько мальчишек-подмастерий, отданных к учению на восемь лет. Немного луку и плодов, кусочек овечьего сыра и лаваш составляли их обыкновенную пищу. За это они работали с раннего утра и до позднего вечера и приобретали большую ловкость в своём ремесле.

В начале 60-х годов XIX века натухайцы в знак большого уважения и поддержки дипломатического диалога между горцами и русской администрацией преподнесли начальнику штаба Кавказской армии Григорию Ивановичу Филипсону шерстяной ковёр. Он висел на стене его рабочей комнаты, став фоном для разнообразной коллекции кавказского холодного оружия.

Ковры, паласы и шёлковые джиджимэ, сотканные в этой части Предкавказья, заслуживают особого внимания своей окраской, узорами и прочностью. Причём эти произведения лучше и дешевле персидских. Подобные изделия изготовлялись исключительно женщинами, из рук которых выходили превосходные шерстяные и шёлковые ткани. Кроме того, здешние ковры имели перед иноземными то преимущество, что делались из чистой шерсти, между тем как последние имели бумажную основу.

В конце августа 1860 года наш герой предложил план освоения Западного Кавказа путём постепенного подчинения горцев и хозяйственного вовлечения их в орбиту Российской империи. Он прекрасно знал уклад жизни и менталитет аборигенных племён, не способных окончательно покориться под давлением военной угрозы и дальнейшего ига закабаления. К сожалению, этот план противоречил политике генерала графа Николая Ивановича Евдокимова, указывающего на необходимость вытеснение туземцев с верховьев рек Лабы и Белой к Чёрному морю. Этот конфликт был одной из причин выхода в отставку Г.И. Филипсона и, самое главное, продолжением кровопролитной войны на многие месяцы. Вплоть до полного окончания сопротивления черкесов Западного Кавказа в 1864 году.

~~~

3 АПРЕЛЯ 1863 ГОДА ХУДОЖНИК Л.Ф. ЛАГОРИО ЗАКОНЧИЛ АКВАРЕЛЬ «КОНСТАНТИНОВСКОЕ УКРЕПЛЕНИЕ ПОД НОВОРОССИЙСКОМ»

«Она вошла в Альбом кавказских акварелей художника, который находился в коллекции князя Михаила Константиновича, наместника Кавказского в 60-е годы XIX века. В настоящее время эта акварель хранится в фондах Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в г. Санкт-Петербург».

(Ист. фонд «Опись экспонатов Михайловского фонда», п. № 2949)

В начале весны 1863 года выдающийся художник Лев Феликсович Лагорио, родившийся в Феодосии в семье негоцианта, масона и вице-консула королевства Обеих Сицилий, начал свою работу у стен полуразрушенного Константиновского укрепления. В молодости, при содействии губернатора Таврии Александра Ивановича Казначеева, он поступил на курсы художественного мастерства, став учеником Александра Ивановича Зауервейда. Во время своего студенчества участвовал в создании портрета Козьмы Пруткова. Позже получил золотые медали за «Вид в окрестностях Выборга» и «Вид на Лахте близ Санкт-Петербурга». Далее ему было присвоено звание профессора Императорской Академии Художеств благодаря привезённым из Италии картинам. На Кавказе он планировал в ходе пленэров постичь пейзажную выразительность гор и сделать несколько акварельных зарисовок живописных мест.