Складывалось впечатление, что Трэшу отказано в способности понимать сказанное. Или считают, что на таком расстоянии он ничего не слышит. Но это вряд ли, потому что люди, проходящие в считаных шагах от клетки, общаются так же безрассудно.

Совсем его за глухого держат.

Или тупого.

Люди не обращают на него внимания, то есть не мучают, и это хорошо. А вот как относиться к тому, чем они сейчас занимаются, Трэш еще не решил.

Потому что они готовятся его убивать, причем его смерть – лишь часть задуманного ими плана.

Трэша планируют при помощи пламени выгнать из клетки и заставить мчаться в направлении дальней стены карьера. Для этого поблизости замерли два пикапа с огнеметными установками, их экипажи встали в кружок среди машин и самозабвенно обсуждают некоторые аспекты полового размножения, не отвлекаясь ни на какие другие темы.

Несмотря на долгое подслушивание, Трэш не выяснил из их разговора ничего, что имело отношение к работе огнеметов. Но, проанализировав все, что доступно уцелевшему глазу, пришел к выводу, что это кустарные установки, не отличающиеся дальнобойностью и высокой температурой горения огнесмеси, да и качество самой огнесмеси сомнительное. Что будет, если в него выстрелят из такой штуки, он не представлял.

Как можно такое не представлять? А все потому, что, усевшись, Трэш наконец кое-как себя осмотрел и понял, что его отличия от людей куда значительнее, чем он предполагал, пребывая в полностью беспомощном состоянии.

Оказывается, он очень здоровенный, потяжелее пятнадцати человек, вместе взятых, и формой походит на людей – те же конечности, голова и туловище, но отличий куда больше, чем сходства.

Вместо кожи его тело прикрывали замысловато скомпонованные щитки различной формы. На тех участках, где это не мешало движению, они бугрились выступами, напоминающими притупленные полированные рога или даже шипы угрожающего размера и остроты. Богаче всего ими были усеяны предплечья, из-за чего походили на какие-то средневековые орудия пыток, из которых торчали грубые ладони, каждый палец на них заканчивался саблевидным когтем, размером с приличный кинжал.

Как Трэш понял из разговоров, подслушанных до этого, щитки и все прочее в совокупности называются броней и надежно прикрывают тело. Но из того, что он сейчас смог увидеть, складывалось впечатление, что защита не настолько уж и качественная. Там и сям виднелись пропилы и высверленные отверстия, из некоторых торчали обрывки пластиковых трубок и проводов. Похоже, какие-то крайне неаккуратные исследователи раз за разом забирались под костяной панцирь, не озадачивая себя последующим извлечением инструмента и устранением нанесенных повреждений.

Некоторые пробоины сочились белесой жидкостью и попахивали подпорченным сыром, под ними побаливало, иногда сильно, иногда не очень. Должно быть, организм пытается справиться с оставленными по небрежности инородными телами, но дело это непростое.

Больше всего беспокоила левая рука, которую Мазай чуть было не отпилил в районе локтя. Мучитель устроил глубокий и узкий пропил на самом сгибе, добрался до кости, хрящей и сухожилий, повредив и то, и другое, и третье. Конечность слушалась скверно и почти не сгибалась. Да и правая недалеко от нее ушла, кое-как двигать можно, но начинает дрожать при малейшем усилии, даже над головой поднять ее не получалось.

Попытка даже не встать на ноги, а хотя бы прикинуть, возможно ли вообще это сделать, привела к выводу, что если такое и получится, ждать от себя великих свершений не приходится. Хорошо, если кое-как плестись сможет, спотыкаясь на каждом шагу.

Если Трэш сейчас выберется из клетки, он бездарно умрет на потеху толпе, считающей его неразумной тварью, не понимающей их язык и не имеющей правана жизнь. У него нет ни шанса, эти люди как следует подготовились к закланию жертвы, карьер – ловушка без выхода. Да отсюда даже воде стекать некуда. Единственная дорога завивается спиралью по стенкам, протягиваясь в общей сложности на километры, едва живому Трэшу придется по ней ковылять не меньше часа, если не свалится раньше от потери сил.

Но нет, столько ковылять не придется, ведь все закончится гораздо раньше, чем он доберется хотя бы до начала подъема.

Пикапы с огнеметами – не единственные машины, спустившиеся вниз. Не считая тягача с платформой и автокрана, присутствуют еще четыре. И они другие, больше и опаснее. Одна – грузовик неряшливого облика. Его кабина прикрыта стальными решетками и листами, но кузов вообще ничем не защищен, там даже тента нет. Посредине на громоздкой турели установлен здоровенный пулемет, облокотившись о него, скучает стрелок – плечистый мужчина в черной кожаной куртке и мешковатых камуфляжных штанах.

Грузовик Трэш не считал чрезмерно опасным, а вот три другие машины – считал. Восьмиколесные бронетранспортеры, все вооруженные, причем вооружение на каждом индивидуальное. На одном пушка калибром не меньше тридцати миллиметров, спаренная с ничем не выдающимся пулеметом; второй без артиллерии, зато пулемет на нем очень серьезный, ничуть не уступает тому, за которым скучает тип в черной кожанке, и помимо него установлен блок на четыре ракеты, скорее всего, управляемые; на последнем пулемет аналогичный, а вместо ракет вверх уставилось короткое дульце автоматического гранатомета. Теоретически эта колонна способна дать отпор самому разному противнику в самых разных условиях. И пехоту может достать, в том числе в укрытиях, и защищенную технику, в том числе танки.

А уж от Трэша один дым останется.

Слоняющиеся там и сям люди почти все обходились без защитных масок, да и одевались разношерстно, в отличие от тех, кого называли внешними или внешниками – тех самых, дышащих очищенным воздухом и жмущихся к бронетехнике. Оружие имелось у всех, но Трэша напрягали лишь противотанковые гранатометы, он не верил, что автоматы да ружья могут серьезно навредить его броне.

Но бронетранспортеры напрягали больше, гораздо больше. Они отличались от прочей техники во всем: новенькие, чистенькие, подчеркнуто смертоносные, без уродливого навесного железа и арматурных шипов, в разной степени пораженных ржавчиной. На них даже эмблемы были другими – не ядовито-красные ромбики, как на грузовике и пикапах, а стилизованное изображение серебристой птицы с непомерно тонкой шеей и чрезмерно массивным клювом.

Непонятно, из каких глубин памяти всплыли сухие строчки технического описания. Трэш теперь откуда-то знал, что эти броневики называются «Кайман», и при одинаковости конструкции они могут существенно различаться, потому как созданы по модульному принципу. У этой тройки отсутствуют дополнительные блоки защиты, что значительно уменьшает вес и улучшает ходовые характеристики, а вместо башенок стоят дистанционно управляемые блоки вооружения. Сам оператор может находиться как внутри, так и снаружи, или даже ехать в другой машине. Обращаться со всеми этими пушками и ракетами настолько же просто, как играть в компьютерную стрелялку не слишком высокого уровня сложности.

Под нижней грудной пластиной Трэша к шипу брони примотана небольшая черная коробочка, генерирующая радиосигнал, который улавливают хитроумные орудийные системы, автоматически наводя пушку. Так сказал человек, который разговаривал с Мазаем. Тепличные условия для оператора, ему даже не придется целиться, от него и правда требуется лишь одно – жать кнопку активации гашетки. С такой дистанции промах маловероятен, модуль вооружения и правда разворачивается настолько проворно, что, если эту коробочку примотать к мячу и как следует по нему врезать, прицел не потеряет мишень из виду ни на секунду.

Трэш не может двигаться, как летящий футбольный мяч, он даже не уверен, что сумеет ковылять. Он не боится смерти, но и не видит смысла встречать ее покорно. Ведь если позволить себя убить, что будет дальше?

Что-что… Дальше он никогда не сможет найти всех этих злобных людей в обстановке, располагающей к доверительному общению.

Особенно сильно хочется остаться тет-а-тет с Мазаем, ведь он больше всех Трэшу не нравится. Не нравится настолько, что при одном воспоминании об этой твари сами собой сжимаются кулаки, с силой упираясь когтями в запястье, а из глотки стремится вырваться рык угрожающей тональности.

Но Трэш сдерживает себя, благоразумно помалкивает. Чем безобиднее он сейчас выглядит, тем лучше, потому что у него всего лишь один шанс выбраться из этого места живым.

Шанс, если честно, так себе, но другого попросту нет.

Этим людям нужна не просто смерть, им подавай смерть красивую. Кто-то, скрытый в недрах одного из бронетранспортеров, ткнет в кнопку в нужный момент, наблюдая на мониторе высокого разрешения, как заточенные урановые стержни вырывают из тела Трэша фрагменты брони и костей. Все это будет сниматься на камеры, вон по сторонам два оператора замерли у своих треног, удерживая ржавую клетку в видоискателях.

И фото, и видео – все будет, смерть чудовища снимут с разных ракурсов.

И еще будет именной памятный знак для директора Грэя – стилизованное изображение чудовища и короткая подпись – «убийца элиты». Безделушка из желтого металла, пустой сувенир, получить который внешник сможет лишь ценой жизни Трэша.

Но у Трэша на этот счет имеются другие планы. И планы эти требуют от него максимальной самоотдачи. Но о какой самоотдаче может идти речь, если он настолько беспомощен? Ни сбежать, ни напасть, – вообще ни на что не способен.

Но у Трэша был план, ведь он прекрасно помнил, как по его телу вчера растекалась волна жизни. Ему очень нужно это повторить, причем немедленно.

Если быть совсем уж точным – Трэшу нужна та субстанция, которую заливал Мазай. Живчик, живец, да побольше, чтобы до каждой жилки дошло, до каждой мышцы. Пусть хоть ненадолго, но это может подарить ему скорость и ловкость.

Минусов в плане хватает, и с первым из них Трэшу вот-вот придется столкнуться. Эти люди недовольны тем, что он не выбирается из раскрывшейся клетки и даже не шевелится. Более того, перестал сидеть, – лег, как лежал в самом начале. Они вот-вот заставят его страдать.

Но это терпимо, страдать он уже привык.

* * *

Волна пламени сошла, оставив на ногах и левой лапе пляшущие язычки. Болью свело лишь след от пилы на локте, во всех прочих местах броня не поддавалась огню и достойно справлялась с отводом тепла. Трэша лихорадило, он ощущал нестерпимую жажду и сильно хотел выбраться из клетки, однако терпел, не шевелился, раз за разом выдерживая ослабленные залпы огнеметов, – ему не хотели навредить, всего лишь пугали.

Да хоть заживо сожгите, но выбираться только ради того, чтобы какой-то господин Грэй обзавелся званием убийцы элиты, Трэш не станет.

К тому же в перерывах между пыткой огнем он подслушивал много чего интересного. Похоже, у людей иссякает терпение, а Трэш добивается именно этого.

Пока что все идет по плану.

Огнеметы угомонились, но их раструбы остались наведенными на клетку. А люди, стягиваясь со всех сторон к грузовику с пулеметом, один за другим плескали из своих фляжек в ржавый таз, притащенный от одного из вагончиков. Ненавистный Мазай, присев рядом с неказистой посудиной, что-то размешивал в оранжевой каске, по такому случаю превращенной в импровизированный котелок.

До Трэша доносились запахи спирта и кое-чего еще, кисловатого, приторного, липко-жирного, заставляющего напрягаться мышцы и жилы.

Они помнили, каково это – напитаться силой живца.

Даже лежащий неподвижно с закопченными ногами Трэш пугал настолько, что люди не рискнули приближаться к его клетке, они поставили таз шагах в пятнадцати от нее, после чего торопливо отступили. Некоторое время он делал вид, что ничего не осознает, дабы не выдать свою информированность и крайнюю заинтересованность. Лишь выждав приличную паузу, повел головой, якобы принюхиваясь к заинтересовавшему его запаху.

И расслышал, как Мазай, стоя возле дальней камеры, сказал оператору:

– Это им как медок для пчел. Без ног без рук поползет, если как следует распробовал.

Трэшу хотелось подняться и помчаться со всех ног, но он сдержался, пополз нелепо, неловко, зарываясь костяной головой в щебень, переваливаясь с боку на бок, при этом все сильнее и сильнее убеждаясь, что готов на куда большее.

Похоже, зараза, пропитавшая его кровь, отступила, он, пожалуй, сумеет не только ковылять, он и бегать сможет. Правда, недолго и небыстро. Но торопиться с этим не стоит, бодрящий живец – прежде всего.

Жадно осушая таз, покосился в сторону бронемашин. Убедился, что самая опасная, выдвинутая чуть вперед, навела пушку точнехонько на него, можно разглядеть зрачок дульного среза на всю его глубину.

По телу прошла волна, заставляя непроизвольно сокращаться мышцы. Трэш понял, что еще минута, и он будет готов встретить как смерть, так и свободу.

О мести он мог лишь мечтать, нечего и думать в таком состоянии разделаться со всей этой техникой и гранатометчиками. К тому же на шум, который неизбежно поднимется, могут нагрянуть другие убийцы. Нет уж, будет несправедливо отомстить лишь некоторым обидчикам и затем остаться навсегда в ловушке карьера, ведь сверху он простреливается прекрасно.

Люди тоже поняли, что жертва готова к закланию, приникли к оружию и камерам, уставились во все глаза. А некоторые разными словами выражали одну мысль – сейчас начнется, сейчас чудовище вскочит и побежит в сторону живописной каменной стены, где и умрет, изрешеченное подкалиберными снарядами.

Пикапы, фыркнув двигателями, чуть подъехали, огнеметы синхронно выплюнули жаркие струи, поторапливая Трэша, заставляя испуганно вскочить и помчаться прочь.

Трэш и правда начал подниматься с колен, ведь именно это от него и ждали. И даже проурчал: жалобно, с ужасом, дрожи в голос подпустив.

А потом одним слитным движением зажал между пальцами шип под нижней грудной пластиной и провел ими к кончику, срывая инородный предмет, заставляя его свалиться в подставленную ладонь.

Убедившись, что задуманное удалось, Трэш, чуть размахнулся, запустил черную коробочку в ближайший огнеметный пикап и, срываясь с места, успел убедиться, что пушка, отвернув смертоносный зрачок, проворно поворачивается за летящей приманкой.

Сработало.