Глава 3

Придя в себя, первым делом почему-то вспомнил, что у него есть имя или хотя бы его заменитель. Он Трэш, это все, что ему доподлинно известно о себе от всех этих людей. Остальное, высказанное ими, даже знать не хочется, а хочется забыть и никогда не вспоминать.

В какой момент он потерял сознание, Трэш не помнил, потому что, после того как дрель Мазая разделалась с его глазом, в голове, и без того работающей со скрипом, воцарился тот еще хаос. Смутно помнились прозрачная пластиковая трубка, уходящая в глазницу, и мутная жидкость, по ней стекающая, но уверенности в истинности картины не было. Все это напоминало часть бреда, тело, похоже, сдавалось под неослабевающим натиском мучителей, с ним явно что-то происходило.

Трэш начал его чувствовать. Это было не так, как прежде, то есть тело ощущалось не как источник болевых ощущений и ничего более. Происходящее сейчас невозможно объяснить словами, вот просто чувствовал, и все. Ничуть не походило ни на первый день, ни на второй, ничего подобного тогда не наблюдалось.

Тогда проявлялась лишь боль, а теперь она исчезла.

Нет, сказать, что сошла на нет, Трэш не мог (да и как это сделать, если говорить не умеешь?). В глазнице, истерзанной дрелью и трубкой, осталось саднящее, невыносимо неприятное ощущение, левую руку в районе локтя скручивало то и дело накатывающими приступами, хребет пекло огнем, но в сравнении с тем, что наблюдалось раньше, это не просто терпимо, это вообще ничто.

А еще было тепло. Приятное тепло. Никакой ледяной воды, лишь чистая и сухая теплота. Пахло неприятно – пылью и немытыми человеческими телами. Но примешивались и другие, будоражащие запахи, объяснить их происхождение не получалось, понимание не приходило. Эти ароматы намекали на что-то хорошее, больше о них ничего сказать нельзя.

Трэш раскрыл уцелевший глаз и тут же прищурился, когда яркий солнечный луч прицельно ударил в зрачок. Зрение адаптировалось уже через секунду, он разглядел синее небо, без намека на облака и толстенные прутья ржавой решетки, служившие сейчас крышей.

Эту решетку Трэш не помнил, да и небо увидел впервые в жизни. В том смысле, что в этой жизни. Он не верил, что родился позавчера, он существовал и до этого, просто с его памятью что-то случилось.

Возможно, ее высверлили той же дрелью, что оставила его без глаза.

Трэш скосил взгляд, и – о чудо – у него получилось. Не сказать, что это сильно расширило кругозор, всего-то и увидел, что те же прутья, только теперь они соединялись в вертикальную поверхность, образуя стену.

Покосившись в другую сторону, обнаружил аналогичную стену и кое-что новенькое – невдалеке за ней к небесам вздымался разбитый на исполинские уступы каменный склон. В его высшей точке находилась какая-то колоссальная ржавая конструкция, с нее грязными волосами свисали многочисленные тросы и черные обрывки непонятной ленты, похоже, не металлической. Там же, на линии, по которой твердь отделялась от неба, Трэш разглядел колышущуюся на ветру траву и низенькие кустарники.

Это странно, ведь здесь вообще не задувает, полная тишь.

– О, а вот и наш мальчик проснулся, – послышалось где-то неподалеку.

Трэш конвульсивно дернулся, вспомнив и пилу, и дрель, и все остальное. Странное дело, но он действительно чуть шевельнулся – картинка перед глазом едва заметно сместилась.

Да он, оказывается, умеет двигаться.

Вот только это незначительное движение вызвало вспышку боли в истерзанной спине, перед глазом потемнело, изо рта вырвался урчащий стон.

Шевелиться ему не стоит, того и гляди рассыплется.

– Что-то ваш хваленый мальчик плоховато смотрится, – произнесли чуть приглушенно, с особой интонацией, живо напомнившей зеленых людей с прозрачными масками, прикрывавшими самоуверенные холеные лица.

И запах чего-то едкого, плохого, неживого, связанного исключительно с ними, Трэш тут же выделил из богатой гаммы прочих запахов.

Особый аромат, от других людей ничем подобным не пахло.

– Ну так дело тут не в красоте вовсе, – поспешно протараторил Мазай. – Этого мальчика, как ни причесывай, завидным женихом не сделаешь, у него и волос-то нет.

– Мне нет дела до его внешнего вида, но до того, как он двигается, – есть. Что вы с ним сделали? Зачем глаз вырвали? Почему он не шевелится?

– Господин капитан, да вы не переживайте, все будет в лучшем виде. Глаз у него просто чуток поцарапали, такое у них мигом зарастает. У этого, ясное дело, не успеет, ну да зачем ему сейчас два глаза, он и с одним нормально помереть сможет. Кривой или нет – это вашему делу не помеха. За прочее тоже не подумайте плохое – мы его на метаноле с хлопьями держим, как раз доза последняя на сход идет, дайте ему минут десять, запрыгает, как резвый жеребец. Слово даю, оно у меня верное, не первый раз клиентов готовлю. Вон, Никанорыча спросите, он в курсе, лично добро дал. Мы на эту образину уже целое ведро первоклассного живца перевели. Старались, господин капитан, не жалели ничего, все ведь понимаем.

– Не знаю, как вы там старались, но господину Грею обещали охоту на движущуюся дичь, а не расстрел кучи мяса. Пока что все похоже именно на расстрел, ваша дичь даже приподняться не сумеет.

– Ну так мы ее мигом поднимем, сей момент. Москвич, а ну подтаскивай закуску к клетке! Давай-давай, шевели ягодицами, клиента надо заинтересовать. Пусть жизнь понюхает, не то совсем заскучал.

– Господи, да что же вы творите?!

– Господин капитан, что не так?

– Зачем вам это?!

– Ну так, клиент больно голодный, надо бы его подразнить, сразу подскочит. Средство вернейшее, свежая мертвечина для них, как мороженое для дитя.

– Подразнить?! У вас что, мяса обычного нет?! Уберите это немедленно! Живо! Господин Грэй даже не солдат, он всего лишь представитель совета директоров. Идиоты! Да я даже не хочу знать, как он отреагирует, если увидит перед собой выпотрошенную женщину!

– Понял. Сей момент все сделаем. Одну минутку дайте, уберем, все равно клиенту что-то не понравилось, даже не косится куда надо, совсем пришибленный попался. Москвич, а ну бегом назад! Ты что за бойню тут устроил?! Тут люди уважаемые собираются, зачем такое барахло притащил?!

– Ну так ты сказал притащить, я и притащил!

– Думать своей головой надо! У меня на всех мозгов не хватит, мне помогать надо! Утащи эту падаль подальше, чтоб глаза наши ее не видели! Вы уж простите, господин капитан, у нас тут нравы несложные, нам проще такой вот трупец подтянуть, чем мясо искать. Этим ведь даже лучше, они человечину очень уважают. Да и знать не знал, что все так строго, до вас замечаний не случалось. Тут намедни господина Калугина привозили, тоже из совета. Так для него вон к тем столбам бабенок голых привязывали. Сочных, ноги о-го-го, ну, вроде как для красоты пейзажа. Нравится человеку прекрасное.

– Живых баб?

– Само собой.

– А эта мертвая, причем из нее все потроха вырезали. То есть смотрится она плохо. Разницу улавливаете?

– Сказали бы заранее, мы бы подсуетились, живых привезли. Хоть блондинок, хоть брюнеток, у нас полные клетки такого добра, и все непотрошеные. Для вас бы и вымыли, и причесали, и приодели: все в наилучшем виде.

– Просто сделайте свою работу чисто и правильно. Мне не надо сейчас никакой эротики, и трупы раскидывать тоже не надо. Господи, да зачем этот болван цепляет ее к бамперу?! Я надеюсь, он не станет кругами здесь кататься с таким украшением?!

– Кто? Москвич? Да запросто, если вовремя не остановить. Он и не так чудить умеет. Что с него взять, счастливый человек, ему завидовать надо, мы ему все прощаем. Любимчик он наш общий, прям не парень, а ходячая улыбка. Вот только улыбка у него грустная… Невеликого ума паренек, нехорошо с ним получилось. Только-только успел жениться по большой любви на такой же дурочке, а его в Ставрополь погнали. Командировка важная, срочно понадобился человек из столицы, а то там некому пару гаек закрутить. Малость не доехал, попал к нам, так до сих пор и не понял, что это за место. Думает, что в Замкадье везде так живут.

– Да уж, по глазам заметно, что не из одаренных. Такие же сонные, как у этой… у этого…

– Ну да, клиент у нас совсем больной, но зато не из мелких, нечасто к нам такие попадают. Если выпустим из клетки, придется сразу валить, пока не начал безобразничать. Безобразие у них в крови заложено, до этого дела неисправимые. Даже заторможенный метанолом может много чего натворить, вымахал-то знатно. Вы на броню его посмотрите, я первый раз такого тугого вижу. Ну чисто танк на двух ногах, уж не знаю, чем такого страшного пробивать. Я об него уже три сверла сломал, а они, между прочим, не на помойке подобранные – штучный товар.

– Пробить пробьем, с этим проблемы не возникнут.

– Фугасными снарядами нельзя, ему это все равно что петарды – дыма много, толку мало. Только разозлим.

– В пушке вся лента подкалиберными набита, и не что попало, а обедненный уран, такие любую бронемашину навылет прошивают.

– Господин Грэй стрелять-то хорошо умеет?

– Вообще не умеет, он ведь бизнесмен, а не солдат. Все, что от него требуется, – нажимать на одну кнопку. Справится.

– Это как так?

– Все сделает устройство, которое на вашего э-э-э… клиента прицепили.

– Коробочка на пузе? Что-то я ничего понять не могу.

– А вам и не надо ничего понимать. Просто имейте в виду, что при активации боевого модуля орудие станет автоматически наводиться на маяк-метку и сопровождать ее.

– Интересные дела… А наводится оно быстро?

– Сервоприводы последнего поколения, разработаны для искусственной мускулатуры секс-кукол, но, как видите, порнографические технологии и для военных целей сгодились. Обычно новое сперва у нас обкатывается, только потом на гражданку уходит, а тут вот наоборот получилось – индустрия эротики раньше подсуетилась. Эти приводы способны обеспечить ведение самой маневренной цели даже в движении. Очень удобно против дронов и против таких вот… клиентов тоже хорошо работает.

– Теперь понял. Господину Грэю и правда немного работы остается. Ну, тогда предлагаю погнать клиента вон в ту сторону, прямиком на стену карьера. Забраться на нее он не заберется, там под ней и останется, расстреляет его ваша хитрая пушечка красиво и быстро. Вид глаз радует, ну чисто скала байкальская, картинно свалится и зрелищно лежать будет, кино у вас добротное получится. Только за одно беспокоюсь, что станется, если снаряд разнесет вашу коробочку?

– Если в нее попадет снаряд – ваша тварь такое не переживет. Вы лучше подумайте, как ее выгонять из клетки будете. Господин Грэй – ценящий свое время человек, заставлять его ждать, когда подвезут нормальное мясо, недопустимо.

– За это не волнуйтесь, без мяса обойдемся. Мясо, господин капитан, – это пряник, но кнут работает не хуже, а иногда и лучше, на то он и кнут. Эти зверушки огня побаиваются, маленько пятки поджарим, в лучшем виде бегать начнет. Клиент со странностями, дикой жизни вообще не знает, огонь для него – самый большой страх. Надо будет, так еще живца добавим, это для него все равно что допинг для кривоногого спортсмена. Только отмашку дайте, и сразу им займемся.

– Хорошо, готовность десять минут, господин Грэй сейчас завтракает.

– Это как же он завтракать в маске-то может?

– В маске нет необходимости, его машина оборудована автономной системой вентиляции.

– Рискованное дело, вдруг срикошетит по ней и пробьет.

– Броню не так просто пробить, а если такое все же случится – не смертельно, внутри поддерживается избыточное давление. Заражение если и произойдет, то не сразу, этого времени хватит, чтобы успеть надеть средства защиты.

– Продуманно у вас все. Ну так я пойду ребятишкам насчет огня объясню?

– Идите. Объясните как следует. Учтите, господин Грэй должен получить исключительно положительные эмоции.

– Да сделаем мы из него великого охотника на элиту. Уж будьте уверены, настоящим мужиком отсюда уедет, со значком золотым и красивым кино. Не первый раз работаем, никто покуда недовольным не уходил.

* * *

Трэш сидел и сам не верил, что это у него получилось. Его спину терзало болью вдвое мучительнее прежнего, из глазницы начало нехорошо сочиться, при каждом вдохе в груди что-то неприятно покалывало. Но все это окупалось сторицей, ведь он, несмотря на потерю половины зрения, теперь мог видеть все, а не только доступные статичному взору кусочки картинки.

И нельзя не признать, что эта картина ему понравилась куда больше прежних пейзажей с неизменно непрозрачными потолками и стенками.

Хотя, если говорить прямо, для слова «нравится» в его жизни вообще не предусмотрено места.

Трэш понял, почему в этом месте не ощущается ветер. Грузовик, на платформе которого привезли клетку, добрался сюда по дороге, спиралью спускающейся к донцу исполинской чаши. Люди вырыли этот карьер, добывая какие-то полезные ископаемые, там и сям можно разглядеть различную горняцкую технику, громадные дробилки, транспортерные ленты, потрепанные вагончики-бытовки и прочее хозяйство.

Машины людей, столь последовательно мучивших Трэша, расположились на последнем уступе. Дальше им съезжать некуда, карьер неизвестно сколько времени простаивает, насосы ничего не откачивают, постепенно чаша заполняется грунтовыми водами, в самом низу уже плещется озеро. Но оставшегося незатопленным места вполне хватит для намечающегося представления.

Странно, но все эти люди свободно обсуждают судьбу Трэша, не обращая внимания на его присутствие. Или думают, что он их не слышит? Вон парочка стоит метрах в девяноста и азартно обговаривает перспективную, по их мнению, идею – когда все закончится, нужно проверить споровый мешок клиента. А вдруг там что-то отыщется, не может быть, чтобы в таком большом было пусто.

То, что под клиентом подразумевают именно его, Трэш понимал. Тут многие о нем так отзывались. Странное слово для сложившейся ситуации, но эти люди поголовно ненормальные.

Разве можно так свободно, во всех деталях, обсуждать в присутствии жертвы способ ее убийства? А вдруг она откажется играть по их правилам?

Или того хуже – заставит играть по своим.