Цитаты из книг автора «Артем Драбкин»

А «особисты» попадались разные, но в основном в «органах» служила отборная сволочь, других там долго не держали. Один случай очень хорошо врезался в мою память. Это было в октябре 1944 года. Один экипаж из нашей роты успел выбраться из подбитого танка. Все пять человек благополучно добрались с поля боя до тыла батальона.

Но за порядком следил, воодушевлял людей, кого палкой, кого словом.

Сам факт, что из пехоты вы попали служить переводчиком в подразделение Смерш, как вами воспринимался? Насколько опасной была ваша служба в ОКР? Я туда сам служить не напрашивался. Мне отдали приказ, я его выполнил. Конечно, на передовой, в пехоте, меня бы непременно убили, а так волею случая я уцелел на войне…

Насчет орденов – я с ними соглашусь. В Смерше для офицеров на ордена не скупились, и никто не мог понять, как «работает наградная кухня» в отделе контрразведки. Старший лейтенант Трайдук за полтора года получил четыре боевых ордена, при этом ни разу не был на передовой. Он, ни разу не ходивший за линию фронта и не принимавший участия в ликвидации какой-либо диверсионной группы, имел боевых наград на кителе больше, чем любой стрелковый комбат. Рядовых красноармейцев и сержантов, служивших в Смерше, почти не награждали, только в самом конце войны отметили несколько человек орденами и медалями. Я пришел в контрразведку с боевой медалью, и в мае 1945 года за участие в спецоперации во время штурма Берлина меня наградили орденом Красной Звезды. А вот насчет огульной негативной оценки деятельности Особых отделов – это откровенный перебор.

Да и в самом отделе КР иногда плелись хитрые интриги, один «подставлял» другого, проводились всякие подлые проверки «бдительности и надежности» личного состава отдела. Я, простой сержант-переводчик, старался держаться как можно дальше от офицеров отдела и ни во что не вникать, чтобы не попасть в «разработку», так как понимал, что если узнают, что я скрыл свое социальное происхождение, это хорошим не кончится.

Чтобы к нам приводили власовцев, я такого не помню. Это вообще в войну было маловероятно, чтобы власовца живым довели до штаба армии. Как правило, их пристреливали сразу после пленения или во время конвоирования.

Как вели себя на допросах немцы в 1944–1945 годах? Как держались? Возможно, вы сейчас удивитесь, но я скажу следующее. Мне пришлось переводить на сотнях допросов, и почти до самой капитуляции все немцы свято верили, что Германия победит, они постоянно упоминали о новом секретном сверхоружии, которое пообещал Гитлер, и пленные были уверены, что это «оружие» поможет им взять верх над нами… Весной 1945 года переводил на допросе немца, ученого-ракетчика, который сказал буквально следующее: «Мы тут с вами сидим, разговариваем, а в это время над нами в воздухе летят три реактивных «Мессершмитта». Вам нас не победить»…

Вот один другому: «Перейдем?» Нет – он его убивал и уходил. Поэтому мы внимательно отбирали тех лиц, которые пойдут в боевое охранение. В разведку – то же самое.

Однажды едем – идет старик. Ну, как «старик»… рубаха разорвана, штаны такие короткие, в лаптях. «Кто такой?» – «Командир дивизии». – «Как докажешь?» Он сел, значит, на землю, снял лапоть, достал удостоверение Героя Советского Союза…

под Темрюком – по-моему, старший лейтенант… или капитан… и два солдата: «По приказу командира дивизии – сдайте пистолет!» Я говорю: «Я не офицер вашей дивизии – и приказ ее командира мне не закон. Пистолет сдавать – не буду!» – «Тогда мы вас арестуем и силой отберем оружие». Я говорю: «Если вы такие действия предпримете – я, как офицер Особого отдела, применяю оружие». Достаю пистолет. Они так переглянулись… а я пошел. Ну, думаю: стрельнут? Нет, не стрельнули. А вообще – это уже было практикой на других фронтах: когда части отходили, командиры там, которые шли, – у них отбирали… и расстрелы были, и убийства. Это неправильно. То есть «вы – бежите, а мы, дескать, остаемся – давай оружие». Вот такая вещь.