Мышеловка с выходом

(Роман Арилин)

1. Замри

– Когда меня выпустят? – с ходу спросил Алексей. – Я что, арестован? К чему эти постоянные допросы и медицинские обследования?

– Добрый день, – улыбнулась психолог, присаживаясь за стол, – боюсь, что на все вопросы у меня нет ответов. Я с хорошими новостями, встречалась с вашими родителями, передают привет.

– Извините, сорвался, – смутился Алексей, – честно, уже пятый день сижу в этой комнате, как будто преступник какой опасный.

– Вы тоже поймите, ситуация сложилась очень… нестандартная, – ответила психолог, – без излишнего пафоса, но судьба всего мира на ниточке.

– Ладно, потерплю, – примирительно поднял руки Алексей. – Что вы хотели узнать? Я уже письменно всё изложил следователю.

– Ну, следователи, – фыркнула психолог, – им состав преступления подавай. А меня интересует история вашими глазами. Расскажите о том, как случилось замирание, своими словами. Поверьте, это очень важно. Не против, если я буду снимать показания с помощью датчиков? Это что-то типа электроэнцефалограммы.

– Попробую помочь, – пожал плечами Алексей, – я в тот день дома был, готовился к вступительному экзамену в МГУ, на философский. Вспоминаю сейчас, и снова дрожь берет…

В голове порядком перемешались в кашу суффиксы и даты, а с кухни доносился неземной аромат папиной стряпни. Он всегда любил готовить нечто сложное, когда у него случался выходной. По квартире витал запах баранины, от которого сложно было отвлечься. Но потом запахло уже горелым, и пришлось выйти на кухню. Из духовки тянуло дымом, а папа застыл рядом с ней в какой-то расслабленной позе.

– Шеф, спасай обед, подгорает мясо, – сказал я.

Он даже не повернулся и смотрел на стенку перед собой, словно замер. Мы в детстве часто играли с ним в игру «замри», иногда он и сейчас мог подурачиться.

Я выключил духовку и открыл дверцу, волна дыма и запах горелого мяса заполнили кухню.

– Ну все, пап, отомри, обед пришел в негодность, – сказал я.

Отец никак не реагировал. Взял его за руку и отвел от плиты, взгляд у него был устремлен в стену, а сам он двигался как механическая кукла. И все это при полной неподвижности лица, как у гипсовой маски. Мне стало до того жутко, что прошиб холодный пот. В такие игры отец раньше не играл. Потрогал пульс у него на руке – бьется. Дыхание есть. В голове вертелись всякие инфаркты и инсульты, но даже с моими слабыми познаниями в медицине я понимал, что здесь нечто другое.

Посадил отца на стул и кинулся звонить в «скорую», но никто не отвечал. Мамин телефон выдавал длинные гудки. Выбранные наугад номера знакомых молчали. Что за черт?

Когда я выглянул в окно, то обомлел – поток машин на Ленинградском проспекте замер. Пешеходы тоже стояли, как замороженные. Все походило на страшный сон. В голову полезли мысли о зомби и прочей ерунде. Телевизор исправно работал, показывая картинку…

Сел на кухню с отцом и стал ждать. Не ясно чего: прихода мамы, спасателей, врачей – кого угодно. Но я сидел несколько часов и прислушивался, ожидая, что тишина сейчас нарушится. К вечеру, когда уже зажглись фонари на улице, отец описался. Понял, что больше не могу вот так сидеть один. Вышел на балкон и высматривал хоть какое—то движение. Но кроме ворон, которые нагло лезли в открытые окна автомобилей и магазинов, все замерло.

Когда через час выключился свет в квартире, я не выдержал и кинулся на улицу, стараясь не касаться замерших людей. На тротуаре лежал упавший скутер, а неподалеку распластался хозяин, застывший в нелепой позе при падении. И тут я увидел взлетевшую в небо ракету, где-то совсем недалеко, в районе Кремля! Неужели там кто-то есть, нормальные люди?

Я гнал, как безумный, на скутере, объезжая заторы из машин по тротуарам и лавируя среди замерших людей. Мне все время казалось, что кто-нибудь из них сейчас очнется и схватит меня. Спину словно сверлил чей-то нехороший взгляд.

В сгущающейся темноте летнего вечера над Красной площадью висела осветительная ракета. В фосфорном свете плясали резкие тени замерших людей, словно в каком-то причудливом танце, и все это в полной тишине.

Недалеко от памятника Минину и Пожарскому стояли коренастый седой старик в замшевом костюме и высокая женщина лет сорока в очках.

– Господи, думал, один на всю Москву нормальный остался, – кинулся я к ним, – а оказывается, еще кто-то есть!

– Добрый вечер, юноша, – приветствовал меня старик, пожимая руку, – меня зовут Эдуард Михайлович, пенсионер.

– Светлана, – коротко представилась темноволосая женщина, – депутат.

– Алексей, – смущенно представился я, – что случилось?

– Пока ясно, что ничего хорошего, – ответил Эдуард Михайлович, заряжая ракетницу. – Есть мнение, что люди впали в ступор неизвестной природы, причем одномоментно на всей планете. Если считать, что на целую Москву пока нашлось только три человека, то на всю планету примерно…. около тысячи незамёрзших.

– Вы уверены? – недоверчиво спросил я.

– Да, к сожалению, – печально улыбнулся Эдуард Михайлович, стреляя в воздух. Ракета с шипением взвилась в небо, разбрасывая искры по сторонам.

– Пыталась проехать по МКАДу, везде одна и та же картина, замершие люди, – добавила Светлана, закуривая сигарету. Руки у нее при этом заметно тряслись.

– Недалеко от Шереметьево в лесу горят два самолета, то ли при посадке, то ли при взлете, наверное, замерли пилоты. Ужасное зрелище… Много врезавшихся машин, кое-где пожары дымят.

– Это война? – спросил я.

– Интересное предположение, юноша, – ответил Эдуард Михайлович, – возможно, вы правы. Всё, ракеты у меня кончились. Пора на ночлег устраиваться, я порядком вымотался за день.

– У меня отец дома застыл на кухне, и мама где-то в Москве, – с отчаянием заметил я.

– А у меня двое детей в машине сидят без движения, – со злостью добавила Светлана, – и муж неизвестно где.

– Граждане, давайте все обсудим, – поднял руки старик, – эмоции сейчас плохой советчик. В ГУМе можно недурственно поужинать. Я на голодный желудок совершенно не могу рассуждать, целый день на ногах.

В небольшом ресторане застыло несколько посетителей и пара официантов. На кухне дымили остатки супа, судя по запаху, рыбного.

– Я не смогу есть среди всех этих замерших людей, – передернула плечами брюнетка, – такое ощущение, что они смотрят на нас.

– Можно вывести их всех наружу, – предложил я, – если медленно это делать, то они слушаются.

Светлана пошла искать что-нибудь из еды, а Эдуард Михайлович отправился выбирать вино под ужин. С одной стороны, я был безумно рад, что нашел нормальных людей, но хотелось бы увидеть кого-то более внушающего доверие, чем женщина и старик. Хотя, с другой стороны, сам я тоже, наверное, выглядел далеко не героем. Перепуганный юноша, который не знает, что делать.

– Итак, я буду подводить итоги, а вы меня поправляйте, – начал Эдуард Михайлович, наливая всем по бокалу вина, – знаете, сто лет не был в ресторане, на пенсию ведь не разгуляешься.

– Господи, тут, можно сказать, конец света, а вы о еде, – еле сдерживая раздражение, бросила Светлана.

– Итак, замирание произошло в одну секунду по всей планете, – не обращая внимания на Светлану, продолжил пенсионер, – причем животные и прочие организмы совершенно не были задеты. Так что газы и яды, скорее всего, можно исключить. Да и на вирус не похоже. Согласны?

– Допустим, – ответила Светлана, – а как насчет полей?

– Точно, психотронное оружие, – добавил я, – накрыло всех каким-то излучением.

– Шапочку из фольги пробовал, – усмехнулся Эдуард Михайлович, – не помогает. Шучу. Направление верное. Только тогда это какое-то всепроникающее поле, охватывающее всю планету, даже под землю проходит. И это не электромагнитное излучение. От него по большей части экранироваться можно.

– Значит, все-таки война? – спросила Светлана, пробуя гамбургер. – Только какая-то странная. Победители тоже попали под удар?

– Как-то не похоже на войну, – ответил я.

– Эти все умственные упражнения, конечно, замечательны, – заметила Светлана, – но как это поможет вернуть в нормальное состояние моих детей? Кстати, мне надо накормить их.

– Только очень осторожно, – предостерег пенсионер, – пробовал кормить одного из них – не выходит. Жевать не могут. Поить надо очень аккуратно, вода может попасть в дыхательные пути. Ступор ведь, полное отсутствие осмысленных реакций, но рефлексы есть.

– И что делать? – побледнела Светлана.

– Ну, можно внутривенно раствор глюкозы, это наиболее безопасно, – предложил Эдуард Михайлович, выбирая колбасу. – Вы умеете делать внутривенные инъекции?

– Нет, – ответила Светлана.

– Плохо, – покачал головой старик, – через три дня, максимум четыре или пять, надо уметь. Столько человек может без воды в нормальном климате продержаться.

Внезапно погасло освещение.

– Эх, не успели доесть. Где-то предохранитель сработал, или что-то замкнуло. Пора укладываться спать. Вот фонари, тут недалеко магазин туристического снаряжения, – предложил старик. – Выбирайте себе спальник и ложитесь в пределах видимости.

– А детей мне укладывать или как? – спросила Светлана.

– Лучше посадите их, лежа могут задохнуться или подавиться слюной, – посоветовал Эдуард Михайлович. – Завтра с утра встанем пораньше. Нам надо много сделать.

Я залез в спальник и вначале долго не мог заснуть. Неужели через несколько дней все необратимо изменится? Весь мир, который я знал, исчезнет. Зачем? Почему? Засыпал я долго, ворочался и все никак не мог улечься. Старик напротив читал книгу, подсвечивая себе фонарем. Светлана куда-то ушла и вернулась только через час, сдавленно плача…

– Так, значит, версию о войне озвучила Светлана? – спросила психолог, когда Алексей закончил рассказ.

– Наверное, она, – ответил Алексей, – но больше всего рассуждал пенсионер. Он вообще очень рассудительный.

– Скажите, а как звали детей Светланы? – уточнила женщина.

– Хм, не запомнил, – задумался Алексей, – она и не показывала их. Стеснялась, что ли, в таком состоянии.

– Спасибо вам огромное, очень помогли, – пожимая руку Алексею, сказала психолог. – Ой, у вас царапина…

– Да ерунда, – пряча руку, занервничал юноша, – уже и не помню, где посадил.

– Уверена, скоро вас выпустят, – улыбнулась на прощанье психолог.

2. Проснись

– Надеюсь, электроды не будут мешать вам? – спросила психолог, прикрепляя датчики к голове Светланы. – Расскажите в деталях про второй день замирания, когда вы в кремлевскую больницу пошли. Особенно интересует причина несчастного случая в палате.

– Собственно, я уже все на бумаге изложила, – пожала плечами женщина, – день назад следователю.

– Бумага это одно, а когда проговариваешь вслух, то намного больше деталей выясняется, – заметила психолог. – Много времени это не займет.

– Мне все равно взаперти делать нечего, – усмехнулась Светлана, – пятый день сижу как узница. Уже с ума схожу без детей. Как там они?

– Ребята просто молодцы, у них все нормально, – ободряюще улыбнулась психолог, – и поверьте, скоро все разрешится. Мы же должны разобраться. Кроме вас, никаких свидетелей событий трех дней замирания нет. Живых свидетелей…

– Да, да, конечно, – закивала Светлана, – я готова…

Утром, после скорого завтрака, Эдуард Михайлович предложил нам пойти в кремлевскую больницу, что на Воздвиженке. Это примерно минут двадцать быстрым шагом от Кремля. У меня сложилось ощущение, что старик придумал какой-то план заранее…

Полутемные коридоры с замершими людьми в белых халатах производили зловещее впечатление. Звук шагов гулко отражался от высоких потолков и разносился далеко вокруг. В нос сразу ударил запах неизбежной больничной хлорки и мочи. Организм у замерших хоть и замедленно, но работал, исправно выполняя свои функции. У меня мурашки бежали от этого места, хотелось уйти прочь отсюда, к солнцу. Для чего мы сюда пришли, я так вначале толком и не поняла из объяснений нашего энергичного пенсионера.

– Все очень просто, – рассуждал Эдуард Михайлович, идя по гулким коридорам больницы, – надо попробовать вывести из этого ступора специалиста, в идеале врача нейрофизиолога, а уж он сможет разобраться дальше в причине всего этого замирания.

– Здорово, – усмехнулся Алексей, – подумаешь, всего-то и делов…

– Я как больной со стажем и с приличным набором старческих болячек знаю основное правило врачей, – усмехнулся пенсионер, – не можешь устранить причину – купируй или снимай симптомы.

– Логично, но как это сделать в реальности? Я вот не врач ни разу, – призналась я. – Какие симптомы и как их устранить?

– Ну, это просто, – ответил Эдуард Михайлович, достав увесистый медицинский справочник, – вот здесь ответ. Юноша, почитайте, где закладка, не сочтите за труд. Я вчера перед сном пометки сделал.

– Так, кататонический ступор, признаки, – быстро бежал по тексту Алексей, – восковая гибкость, больной не реагирует на внешний мир… речевое общение невозможно… Терапия… электро-судорожная, транквилизаторы из группы бензодиазепинов. Феназепам, диазепам, лоразепам…

Я рассмеялась истерическим смехом, настолько все происходящее показалось мне каким-то нереальным.

– Представила себе, как мы сейчас будем током приводить в чувство замерших людей, —сказала я, смахивая слезы от смеха. – В точном соответствии со справочником.

Эдуард Михайлович остановился около процедурного кабинета и открыл дверь.

– Нет, начнем мы как раз с инъекций лекарств, – возразил пенсионер, – это более понятно. Главное, с дозировкой не переборщить. Ведите замершего, только не врача. Будем тренироваться.

– Совесть мучить не будет? – спросила я. – Ведь юридически мы сейчас совершаем противоправное действие.

– Хотите порассуждать о морали и праве? – удивился Эдуард Михайлович. – И пусть весь мир катится в пропасть?

– Вы как-то много на себя берете, уважаемый, – ответила я, – и не очень понятно, почему.

– У меня, по крайней мере, есть какой-то план, – парировал пенсионер, – и понимание, как действовать. Какие у вас предложения?

– Товарищи, нас всего трое на всю Москву, а может, и страну, – вмешался Алексей, – а вы начали отношения выяснять.

– Ничего личного, – сказала я, – просто начинать эксперименты над живыми людьми, мягко говоря, неправильно.

– Вы хотите вернуть своих детей в нормальное состояние? – спросил Эдуард Михайлович.

– Однако решили уколоть в самое больное место? – удивилась я.

– Блин, старик прав, – сказал Алексей, – это уже не совсем люди, они же овощи почти.

– Ну, тогда приведите своего папу, – заметила я, – и начнем опыты с него, если все овощи.

– Сучка… – процедил едва слышно Алексей, бросая на меня взгляд исподлобья.

Вот тебе и робкий юноша-студент, показал зубки.

– Молодой человек! – повысил голос Эдуард Михайлович. – Я бы попросил соблюдать приличия!

Ситуация складывалась неуютная. Три человека в пустой Москве умудрились повздорить между собой. Я знала этих людей меньше суток, но жизнь могла повернуться так, что мне придется видеть и общаться с ними годами. Только с ними, если замершие люди не придут в себя. И тогда мальчишки так и останутся молчаливыми манекенами, писающими в штаны. На что я готова, чтобы они вернулись в нормальное состояние? Я поняла, что на всё. Даже если придется рисковать всеми замершими людьми во всей Москве. Они мне чужие… Но все-таки бесчеловечный подход старика и студента показался противен.

– Никаких работников МЧС не будет, – с усталостью в голосе сказал пенсионер, – если мы не попробуем спасти всех, то наступит самый настоящий конец. Навсегда.

– Кого лучше вести, мужчину или женщину? – спросила я, открывая дверь и выходя в коридор.

– Мужчину, лет сорока, среднего роста и обычного телосложения, – ответил старик, роясь в лекарствах, – как минимум четырех человек надо. На всякий случай.

Замершие передвигались маленькими шажками, вперив неподвижный взгляд куда-то ввысь. Не понимаю, как они умудряются при этом не спотыкаться?

– Положите первого на кушетку, – кивнул Эдуард Михайлович, – нет желающих сделать инъекцию?

– Не, я пас, – замотал головой студент.

– Я тоже воздержусь, – пожала я плечами.

– Эх, опять всё на мне, – сокрушённо вздохнул старик, – ну, поехали.

Старик долго не мог попасть в вену замершего, сразу было видно, что опыта у него нет. Если бы на месте несчастного находился живой пациент, то он уже обложил бы пенсионера матом. Я отвернулась, не хотелось смотреть на кровь.

– Ну вот, будем ждать, – отошел в сторону пенсионер. – И наблюдать за реакцией.

Замерший, мужчина с редкими волосами, начал бледнеть. Руки и ноги у него мелко задрожали. На какой-то миг лицо у него утратило неподвижное выражение, и он посмотрел осмысленным взглядом. И тут же закрыл глаза, замерев.

– Он… умер? – сдавленно спросил Алексей.

– Да, – старик проверил пульс, – но вы видели! Перед смертью он посмотрел на нас, черт меня подери!

– Да, жестокое лечение, – сказала я, – и что теперь дальше?

– Ну а как вы хотели? С чистыми руками спасать мир? – ответил старик. – Переборщил с дозировкой, наверное.

Я вышла в коридор и закурила, не было сил смотреть на эти медицинские эксперименты. Пусть наш пенсионер на все руки мучает людей, у меня нервы не железные.

– Светлана, я это… извиниться хотел, – неслышно вышел из процедурной Алексей, – нервы на взводе…

– Ладно, студент, проехали, – отрезала я, – сама не сахар. Не куришь?

– Не, – потупился Алексей, – запах дыма не нравится.

– Мне тоже, – усмехнулась я, – на дух не переношу, когда другие дымят. А сама курю.

– Получится что-нибудь у нас? – спросил Алексей, переминаясь с ноги на ногу.

– Не знаю, надо у нашего «менгеле» спросить, – пожала плечами я. – Но верить хочется.

За дверью раздался звон упавших инструментов и крик пенсионера. Потом дверь распахнулась, и на студента налетел один из замерших, оба с криками повалились на пол. Следом из кабинета выскочил пенсионер и чуть не упал в свалку.

– Ожил! Воскрес, голубчик! – радовался старик. – Работает методика!

Виктор Сушков, как звали нашего первого воскресшего, сидел и пил чай, держа кружку дрожащими руками. В больничном буфете нашли пироги, и все с удовольствием обедали на скорую руку. Он долго не мог поверить, что это никакой не розыгрыш, а все происходит на самом деле. Несколько раз вскакивал и подбегал к окну, ожидая увидеть нормальных людей.

– Ничего не помню, – ошалело мотал головой Виктор, – пришел на прогревание, в очереди стоял, и тут как вырубило. А потом раз – и здесь лежу. В голове шумит, пить дико хочется.

– Дозировка лекарства большая, меньше не действует, – сказал Эдуард Михайлович, – побочные эффекты, наверное.

– Так это получается, все как заснули? – в очередной раз удивился Виктор. – Вирус? Война? Ну, расскажите, что произошло.

– Пытаемся понять, – ответил Алексей, – только пока далеко не продвинулись.

– Мне бы домой, жена там… – заволновался Виктор.

– Нельзя так резко, – замахал руками Эдуард Михайлович, – надо понаблюдать еще, мало ли что.

– Нет, надо идти… Надо… – заплетающимся языком сказал Виктор.

Чашка выпала у него из рук, а сам он начал оседать на пол. Дыхание у него стало прерывистым, быстро слабело, а потом и совсем пропало.

– Почти двадцать минут в сознании, – посмотрел на часы Эдуард Михайлович, – и наступает смерть.

– План по массовому приему лекарств откладывается. Спасения не получилось? – спросила я, накрывая Виктора каким-то халатом. – И чего мы добились?

– Да, цена, конечно, высокая, – вздохнул пенсионер, – но мы получили важную информацию.

– Чего тут бесценного? – спросил студент.

– Это нечто, что всех заморозило, действует и сейчас, – ответила я, закуривая сигарету.

– Именно, – важно поднял палец Эдуард Михайлович, – вначале я думал, что всех кроме нас стукнуло каким-нибудь разовым импульсом. Тогда никакие лекарства в чувство не смогли бы привести. А если люди приходят в себя, то значит, это неизвестное поле еще действует, мы просто ненадолго смогли выдернуть человека из-под воздействия.

– Ну а дальше что? – спросил Алексей.

– Это промежуточный этап, – ответил старик, – теперь ищем врача-нейрофизиолога или, на худой конец, невролога, и переходим ко второй части попытки спасения. Пусть они посмотрят, что происходит с мозгом.