– А то, что ты стал много пить. Что, кроме карт и загулов, ничем больше не интересуешься, даже футболом. И как это всё выдерживает Наташа? – Лика с облегчением выдохнула, как будто освободившись от тяжёлого душевного груза.

– Она и не выдерживает – она участвует, и не без удовольствия, прямо скажем… Приятно, когда твоя девушка – твой хороший друг. Как-то у нас всё спокойно стало, без шекспировских страстей…

Лицо Лики просветлело.

– Но в общем ты права. Живу какой-то не своей жизнью. И вырваться из этого порочного круга непросто. Поэтому и приехал сюда. Может, получится? А, княжна?

Лика резко встала, села совсем рядом с Пашей, взяла его за руку. Нежно обняв опешившего Платова, она стала целовать его в лицо, шею, волосы, тихо шепча ему в ухо:

– Получится, обязательно получится.

Павел почувствовал, что теряет контроль над собой. Мысли перескакивали, как кадры фильма, склеенные из разных частей жизни. Наташа, целующая его в щёку. Маленькая Лика, играющая в песочнице, её отец Гарик, всегда приветливый и гостеприимный, почему-то свой последний матч за «Динамо» и…

Лика откинула с лица короткие волосы, взяла Пашину голову в обе руки и прижалась губами к его губам в неумелом поцелуе.

Все Пашины мысли мигом испарились. Он чувствовал только мягкие, ласкающие Ликины губы, её упругую грудь и гладкое манящее бедро. Когда Ликина рука медленно двинулась к низу его живота, Паша, уже ничего не соображая, откинулся на диван, увлекая за собой девушку.

Но Лика, как бы очнувшись, отстранилась, пригладила руками причёску и, поцеловав Пашу в лоб, тихо произнесла:

– Не сейчас и не здесь. Да и мои заждались тебя к ужину.

Всю недолгую дорогу к Ликиному дому Павел не мог прийти в себя. Ощущение было такое, что у него снесло крышу и никак не получалось поставить её на место. Шли молча. И, чтобы нарушить молчание, он поинтересовался:

– А как твои узнали, что я в городе?

– Да ты так гнал, что чуть не сбросил папину машину в кювет при въезде в город, – Лика рассмеялась и, как ни в чём не бывало, по-хозяйски взяла Пашу под руку.

Лена и Гарик, Ликины родители, радостно встретили гостя. Стали расспрашивать о его родителях – Паша отвечал что-то невпопад. А когда сели за стол, он с горечью почувствовал, что выпивать и закусывать с друзьями, с дочкой которых он только что чуть не переспал, просто невыносимо. Они выпили с Гариком по рюмке коньяку за встречу. Паша чем-то закусил и стал прощаться с радушными хозяевами, ссылаясь на усталость.

Лика проводила его до калитки и, привстав на цыпочки, хотя была с ним почти одного роста, целомудренно поцеловала в лоб.

– До свидания, любимый.

Это «любимый» совсем добило Павла, и он не разбирая дороги побрёл домой.

У себя в комнате он сбросил джинсы, майку и куртку прямо на пол и, не утруждая себя переодеваниями, бухнулся в кровать.

Спалось тревожно: будто бы что-то змеилось, кольцами опутывая его шею, а он не то что не пытается вырваться, а замер в оцепенении. Вот кольца сжимаются всё плотнее – несильно, даже приятно; вот перед его лицом возникла голова великолепной рептилии, гипнотизирующая янтарными глазами… Ближе, ближе… Паша уже готов был испугаться, но, ощутив через сон чьё-то прикосновение, смог наконец открыть глаза.

Прохладная Ликина рука гладила щёку Платова и слегка щекотала за ухом.

– Пора менять распорядок дня, Павел Николаич, – игриво растрепав его волосы, и без того за ночь разлетевшиеся по подушке, Лика слегка стукнула стряхивающего с себя сон Павла по темечку.

– Мы здесь в провинции к этому времени половину дел успеваем переделать.

– Я на отдыхе, – Паша натянул сползающую простыню на грудь, хотя где-то внизу она предательски приподнималась.

– Тем более вставай, радуйся прекрасному утру и всем прелестям деревенской жизни.

Говоря это, Лика собирала разбросанную по всей комнате Пашину одежду и складывала её на стоящий в углу стул.

Павел протёр глаза и, смахнув остатки сна, внимательно посмотрел на Лику. В свободной шёлковой майке и джинсовых шортах она выглядела потрясающе!

– Ты не пробовала носить лифчик? – Паша пытался отвести взгляд от Ликиных прелестей, досадуя, что подняться при ней с кровати и начать одеваться было бы сейчас весьма неудобно.

– Да, когда хожу в школу, а в свободное время не обременяю себя лишними предметами туалета. Ну, вставай, Павлуша, нам сегодня столько всего нужно сделать.

– Лично у меня на сегодня никаких планов нет.

– Будут. Вставай и приводи себя в порядок, – безудержный напор Лики словно имел вещественную плотность, снося всё вокруг.

– Ладно. Брось мои трусы, а то я не дотянусь. Мне нужно в душ.

– А ты иди так.

– Как «так», голым? Хочешь посмотреть на обнажённого мужчину?

– Угу.

– Ничего интересного ты не увидишь.

– Увижу, – Лика слегка покраснела и, отведя от Паши взгляд, сказала как бы в сторону: – Я ещё никогда не видела мужчину без одеж… – она запнулась, – без всего.

– Даю бесплатный совет: поезжай в Москву, сходи в Пушкинский музей – и там увидишь статую обнажённого красавца Давида.

– Да видела уже. Так он же статуя. Не возбуждает.

Если Лика в глубине души и смущалась от сказанного, то умело это скрывала.

– Тогда поезжай в Америку, зайди в мужской стрип-бар. Там точно возбудишься.

– А может, я хочу возбудиться, глядя на тебя?

– Бесстыдница, – Паша обмотал вокруг бёдер простыню и пошёл в душ.

Намыливая шампунем голову, он услышал, как открылась дверь в ванную, и сквозь застилающую глаза пену увидел беззастенчиво рассматривающую его Лику.

– Понравилось?

– Очень, – Лика повернулась к выходу и бросила через плечо: – А Давид бы тебе позавидовал.

Когда Паша, закутавшись в полотенце, вышел из ванной, Лики в комнате уже не было. Он быстро надел чистую майку, натянул джинсы и босиком прошлёпал в гостиную.

Лика, сидя в кресле-качалке Платова-старшего, делала вид, что с интересом читает «Вестник медицины» трёхлетней давности. Паша потянулся и как бы невзначай спросил:

– А где можно позавтракать в такое время?

– Завтрак в кухне на столе. Тоня уже час как принесла. Да и холодильник тебе забила: папа распорядился.

С этими словами она снова уткнулась в журнал, давая понять, что завтракать не планирует. Платов был ей за это благодарен: он по-прежнему не знал, как правильно отвечать на решительные действия девушки, которую помнил ещё ребёнком и которая изо всех сил пыталась доказать ему, что стала взрослой.

Едва Паша закончил завтракать, сделал глоток кофе и затянулся первой, самой сладкой затяжкой, как Лика снова напомнила о себе, появившись в дверях кухни. Опёршись о косяк, она без лишних пауз, будто продолжая прерванный разговор, объявила:

– …А дела у нас с тобой сегодня такие: папа разрешил мне поехать с тобой на ночную рыбалку. В Озерки. Так что надо собираться.

Паша поперхнулся кофе и, ошарашенно посмотрев на Лику, спросил:

– А Гарик понимает, чем может закончиться эта рыбалка?

– Не знаю, не спрашивала, – Лика повела плечом, будто этот вопрос слабо её интересовал. – Главное, что я понимаю. Хочу расстаться с девственностью не на твоём старом диване, а в красивом месте…

– Есть одна проблема, – Платов хмыкнул.

– Какая? – Лика скрестила руки на груди, словно защищаясь. Шёлковая майка, матово отблёскивая, отчётливо обрисовывала контуры её тела.

Паша сглотнул и всё-таки сказал, чувствуя, как неубедительно звучит его голос:

– Ты забыла спросить, хочу ли я лишать тебя девственности…

На мгновение огонёк безудержной дерзости в глазах Лики погас. Страх? Неуверенность? Или перегруппировка внутренних сил для новой атаки? Похоже, всё разом.

– Брось. Я тобой сегодня налюбовалась. Полюбуйся и ты, – потянув руки вверх, Лика одним движением сбросила с себя майку, обнажая молочно-белую грудь на фоне загорелой кожи. А затем, потянула за молнию на шортах: Павел готов был поклясться, что и там белья может не быть. Хотя кто об этом думает, когда перед ним оказывается голая девушка…

От неожиданности Пашу всего как током прошибло. Не в силах отвести глаз от Ликиного тела, совершенно безукоризненного, он только и смог прохрипеть что-то вроде:

– Иди домой, Лика. Нужно о многом подумать…

Лика быстро оделась. И уходя, почти спокойно посоветовала:

– Много думать вредно. Возьми плавки и полотенце. Остальное соберу я.

Уже у самой двери он не без удивления заметил, что девушка дрожит. Но Лика не позволила себе сорваться. Резко встряхнувшись и собравшись (откуда у этой девчонки столько сил?), она уверенно отчеканила:

– Думай, Спиноза, я об этой ночи пять лет мечтала.

«Любимый», «пять лет мечтала»… А ведь он и видел-то её только летом.

Подумать было над чем. Только он хотел избавиться от одной проблемы, как тут же – на, получи другую. Вечные метания между «хочу» и «правильно». Павел расхаживал по гостиной, стараясь привести мысли в порядок. Достал из серванта старую потёртую колоду карт и стал автоматически раскладывать их на столе по мастям и ранжиру. Он свято верил в тайный ход карт и надеялся, что они, как всегда, что-то подскажут.

Ну, во-первых, Наташа. Он никогда не изменял ей и был уверен, что она тоже. И, хотя Паша ничуть не соврал, когда сказал Лике, что прежних страстей между ними давно нет, он всерьёз и не думал о расставании. В этом-то, собственно, и заключалась проблема: их отношения замерли на какой-то странной стадии, когда всё уже вроде как было и ничего нового не предвидится. А ещё Паша знал, что один из товарищей Боги, югославский консул и просто красавец Милан, мягко говоря, неравнодушен к Наташе. И не будь его, Платова, рядом, она, возможно, ответила бы взаимностью…

Эта спасительная мысль подействовала на него успокаивающе. Никто не любит чувствовать себя виноватым. Вот и для Паши влюблённый консул из забавной нелепицы стал неким компромиссом с совестью.

Теперь Гарик и Лена. По возрасту Гарик занимал промежуточное положение между Павлом и Платовым-старшим. Так уж повелось, что все они были на «ты», а в последнее время Паша даже больше общался с Гариком, чем вечно занятый старший Платов. И если Лена по своей дворянской простоте могла воспринимать ночную вылазку дочери как забаву вместе выросших приятелей, то Гарик со своей еврейской проницательностью чётко понимал, чем может закончиться эта ночная рыбалка. Ну а раз понимает, значит, так хочет.

Лика – вот главная проблема. Несмотря на свою внешне довольно безалаберную жизнь, Павел считал себя человеком порядочным. Потому ему было важно разобраться, что сейчас он чувствует к ней. Проблема была в её настойчивости, мешающей смотреть на вещи трезво. Он вспомнил момент, когда увидел её на велосипеде: как она сняла кепку и очки, подставив лицо лучам солнца. Затем недавнее представление… Неужели всё-таки влюбился? Вот уже и о расставании с Наташей ненароком стал думать, чего раньше с ним никогда не случалось…

Паша смешал разложенную на четыре фриза^[1] колоду и наугад вытащил две карты. Выпали дама треф и бубновый король. Значит, любовь. А кто может ей сопротивляться?

И главное – зачем?