Глава 13

Болотная жижа уже утянула меня по грудь. Я барахталась из последних сил, глотая горькие слезы бессилия.

– Да замолчи ты, ненормальная! – огрызнулся граф в мою сторону. – Уже натворила дел.

Он быстро прошел мимо девочки с обнаженной саблей и начал рубить очередное тонкое дерево сбоку. Я прикусила губу, ничего не понимая. Зачем он рубил еще деревья?

Быстро справившись с тонкой сосенкой, потом еще с одной, мужчина кинул к трем деревьям, уже лежащим в болотине, еще два ствола. Умелым движением убрав саблю в ножны, Шереметьев направился ко мне. Осторожно прошелся по этой зыбкой дороге из стволов и наклонился надо мной. Когда он схватил меня под мышки, пытаясь вытащить из трясины, я начала неистово сопротивляться.

– Не трогайте меня! Что вам надо?! Отпустите! – кричала я в истерике.

Он же, не обращая на мои крики внимания, мощным рывком выдернул меня из болотины и прижал к себе. Под нашим весом все стволы заскрипели и сильно прогнулись. Теперь я поняла, зачем он срубил еще деревья. Мы вдвоем были тяжелы для трех стволов. Чувствуя, что хлипкая опора под его ногами все сильнее проседает в трясину, граф, притиснув меня к своему боку, словно танцуя, бегом пробежался до берега и поставил меня на твердую почву.

– Ты в порядке? – выдохнул он надо мной, склоняясь.

Но я от обуявшего меня страха даже не поняла смысла слов.

Он крепко держал меня за талию, словно боялся, что я снова попытаюсь сбежать. А я была смертельно напугана. Мне думалось, что вот сейчас он вытащил меня из трясины и непременно убьет.

– Я дам вам развод, граф! Я не буду противиться! Только прошу, сохраните нам жизнь! – нервно кричала я ему в лицо, пытаясь высвободиться из плена его сильных рук. Но он не отпускал меня. – Мы ничего не сделали вам плохого, ни я, ни моя дочь. Прошу, не убивайте нас!

– Убивать? Вас? – опешил муж от моих слов. – Ты что, не в себе, Любаша?

Он быстро притянул меня к себе, неистово прижимая к широкой груди и испепеляя горящим взором. Склонился и сделал то, чего я меньше всего ожидала от него в данную минуту.

Шереметьев поцеловал меня. Прямо в губы. Властно, страстно и жадно.

Я так опешила, что даже замерла на миг. Я искренне не понимала, зачем он это делает?

Граф быстро отстранился и напряженно посмотрел на меня, словно ожидая реакции. Но я пребывала в таком недоумении, что не нашлась, что сказать, и только хлопала глазами.

– Что, и даже пощечины не будет? – удивленно спросил он, заглядывая мне в глаза.

– Пощечины?

Он так и держал меня в объятьях, только теперь очень осторожно, даже бережно, едва касаясь. У меня же в голове все смешалось. И я не понимала, что делать: то ли вырваться, то ли уже успокоиться?

– Ты же обычно награждаешь меня пощечиной, когда я смею целовать тебя без дозволения.

– Неужели? – пролепетала я, понимая все меньше.

– И даже не добавишь, что я плебей, недостойный целовать пыль под твоими ногами?

Плебей? Пощечина?

Я ничего не понимала и только недоуменно смотрела в его молодое аристократичное лицо.

Отношения супругов явно были странными, а еще более странно вела себя прежняя хозяйка моего тела.

Она что, действительно называла мужа плебеем? Конечно, я помнила, как Палаша говорила, что Шереметьев женился на мне, чтобы получить титул, и, похоже, до свадьбы находился ниже меня по социальному положению. Но называть мужа плебеем, да еще и без разбору раздавать пощечины. Это было слишком.

Что такого сделал прежней хозяйке моего тела граф, чтобы так с ним обращаться? Но, возможно, я чего-то еще не знала о нем? Я недоумевала и не спускала с него взгляда. Пыталась разглядеть того монстра, которого описывала мне служанка.

Шереметьев тоже внимательно смотрел на меня и вдруг спросил:

– Что с тобой? Ты как будто не в себе. Ведешь себя как-то странно.

Только после этой фразы я пришла в себя. Поняла, что последний час действительно вела себя как неврастеничка, творила что-то невообразимо глупое. Побежала зачем-то в лес, потом прыгнула с обрыва. Но мой муж еще ни разу не бросил в мою сторону угрозы или унизительной фразы. Я же совершенно не думала головой, действовала на страхе и эмоциях. И, похоже, весь последний час пребывала в шоковом состоянии.

Понимая, что пора уже успокоиться и наконец обдумать все спокойно, я несколько раз выдохнула. Чтобы хоть как-то оправдать свои нелогичные поступки, я тихо произнесла:

– В лесу я ударилась головой, и так сильно, что многого не помню.

– И меня не помнишь? И что ты моя жена?

– Это помню, – соврала я, думая, что не следует графу знать, что в теле его жены сейчас другая.

– Хм, занятно, – подозрительно сказал он, выпуская меня из своих сильных рук, и добавил: – Если это какая-то очередная уловка, Любаша, предупреждаю, я буду очень недоволен.

– И убьете меня?

– Что ты заладила?! Несешь уже четверть часа какую-то чушь!

– Но Палаша сказала, что вы хотите погубить меня и мою малышку, чтобы жениться на любовнице.

– Прекрати! Это уже не смешно, – вспылил мужчина.

– Я серьезна, граф. Разве вы не велели Палаше и леснику разделаться со мной и Анечкой, не заплатили им за это?!

– Что за бред? Палаша твоя или лжет, или умом тронулась! Неужели ты думаешь, что я мог причинить тебе вред? – возмутился он, отходя от меня. Приблизившись к малышке, он осторожно взял ее на руки. – Хотя я даже не удивлен, что ты так думаешь. За все три года брака ты даже и не попыталась узнать меня лучше…

Добавил он это с такой горечью в голосе, что я нервно сглотнула. Я чувствовала, что он говорит искренне.

Глава 14

Пытливо рассматривая девочку, он спросил:

– Ты уже назвала ее?

– Анечка.

– Красивое имя, – кивнул он. – Надеюсь, она будет счастливее, чем наши несчастные сыновья.

Мне захотелось спросить у него, что случилась с предыдущими детьми графа и настоящей Любови, но подумала, что сейчас это неуместно.

Я подошла к мужчине. Он ласково смотрел на малышку, а она на него. Анечка не плакала, руки отца ее успокаивали. Хотя я понимала, что она голодная. Это мне показалось хорошим знаком. Ведь маленькие дети чувствовали энергетику людей. И, похоже, у Шереметьева она была хорошей. Анечка прикрыла глазки и спокойно засопела.

– Вы все в грязи и мокрые, – констатировал граф, пройдясь по мне горящим взглядом. Чтобы не разбудить малышку, которая заснула, он негромко свистнул, подзывая коня. – Надо скорее возвращаться в усадьбу, пока не простудились.

К нему приблизился жеребец, стоявший до того чуть в стороне.

Но я не хотела никуда возвращаться, пока не пойму все до конца. Я так и не определилась, друг мне Шереметьев или враг?

– Но, если вы не хотели причинить мне вред, тогда зачем Палаша говорила, что вы наняли ее, чтобы убить меня.

– Она прямо так и сказала? Назвала мое имя? – спросил мрачно он, вперив в меня пронзительный взгляд синих глаз.

Только в этот миг я отметила, что у Анечки точно такой же оттенок глаз, как и у ее отца.

– Нет, – задумчиво ответила я и уже облегченно добавила: – Да! Так и было. Она сказала «господин», но имени не называла!

– Я и не сомневался, Любаша, – ласково ответил муж. – Господином может быть кто угодно, понимаешь? Именно об этом я говорил тебе четыре дня назад.

– Не понимаю, – замотала я головой.

– Что тут понимать-то? Кто-то жаждет твоей смерти, и твоя горничная в сговоре с этим злодеем!

Да, похоже, граф был прав. Палаша говорила о ком-то другом, не о моем муже. И Шереметьев не нанимал ее. Но тогда кто был этот господин? И зачем моя служанка врала про моего мужа?

Граф как-то озабоченно и тревожно смотрел на меня.

– Зачем ты убежала из усадьбы? – задал он резонный вопрос. – Я волновался. Да и сейчас зачем-то устроила всю эту беготню.

– Вы искали меня, потому что просто волновались?

– Естественно, Любаша! Наутро ты пропала, никто из слуг ничего не видел. Ни тебя, ни твоей горничной не могли сыскать. Что я должен был думать, позволь тебя спросить? Я немедленно поехал разыскивать тебя.

– Но я думала, вы будете рады, если я не вернусь. Ведь вы привезли свою любовницу и намерены жить с ней, а я только помеха.

– Так ты оттого сбежала?

– Да, – кивнула я.

– Святые угодники, Любаша! – прорычал он возмущенно. – Ты вообще поняла, о чем мы говорили с тобой в прошлый раз? – Он уставился на меня разъяренным взглядом. Но я в ответ только молчала. Что я должна была сказать? Я ведь не знала, о чем он говорил с женой тогда. И воспоминаний прежней Любаши мне не передалось. – Вижу, что ни черта ты не поняла! Потому и устроила этот идиотский побег из усадьбы!

Я понимала, что он искренне расстроен всей этой ситуацией. Ну не мог же он в самом деле так идеально играть? Мы были одни сейчас, ему незачем претворяться. И не составило бы труда разделаться с нами, если бы он того хотел. Болотина рядом, трупы легко спрятать.

Но он, похоже, не собирался причинять нам вред. Мало того он вытащил нас с Анечкой из трясины и сейчас так бережно держал малышку, что я удостоверилась, что граф не желает нам зла.

Я опять вспоминала о пощечинах за поцелуи и об унизительном слове «плебей», которым награждала мужа прежняя «Любаша». И не могла понять, отчего она так обращалась с мужем? Он вроде казался адекватным, разумным и заботливым.

Скорее, это я вела себя неадекватно, сиганула сначала с обрыва, потом в болото. Но он, опять же, спас меня.

Шереметьев не казался злым или жестким, скорее наоборот. Пока я не находила в нем недостатков, конечно, не считая измены. А в остальном, каким бы ни был молодой граф, все равно он не заслуживал такого отношения к себе. Неудивительно, что он завел любовницу, с такой-то женой, как я.

Я лихорадочно думала, как узнать всю правду и о графе, и о том, что он мне говорил «четыре дня назад». И вообще понять, кто тот «господин», желающий нам смерти. Столько вопросов роилось в моей голове, что я даже не знала, с чего начать.

– Граф, я уже сказала, что немного потеряла память, потому сдуру убежала, не признала вас.

– Что это еще за «граф»? – поморщился он. – А что, мое имя тебе неугодно стало?

Я замялась. Но тут послышался топот лошадей. К нам приблизились двое его людей верхом.

– Наконец-то мы отыскали вас, барин! – воскликнул один из них. – Как госпожа?

Быстро обернувшись к мужчинам, Шереметьев ответил: