Глава VI. Незнакомка

Пятого мая в среду, в день, когда Урусовы устраивали званый прием, Груша решила после ранней трапезы немного покататься верхом. Княжна Татьяна с самого утра пребывала в подавленном настроении из-за того, что у нее, по ее мнению, не было на вечер нужного платья. Сперва Урусова отчитала свою горничную, так как дворовая девица не теми травами вымыла ее волосы, а затем за завтраком ворчала, что будет выглядеть как пугало в том платье, которое еще неделю назад решила надеть на вечер. Даже замечание Груши о том, что новое летнее платье княжны из тончайшего тюля очень эффектно и изысканно, не убедило Татьяну. В ответ княжна холодно заявила девушке, что та совсем не разбирается в нарядах и ужасно отстала от веяний моды в этом захолустье. Груша не обиделась на замечание княжны, так как была привычна к перепадам настроения Татьяны. Чтобы не маячить перед носом ворчащей княжны и еще более не раздражать, девушка спросила разрешения удалиться.

К десяти Груша была готова. Она надела свою единственную кобальтого цвета амазонку и связала плотной лентой на затылке хвост. Не надев шляпку, она вышла из дворца и устремилась к конюшням. Едва вошла внутрь, как нечаянно столкнулась нос к носу с Елагиным, который откуда-то приехал и препоручил своего жеребца конюху. Он был, как и обычно, одет в темные брюки, черный сюртук и короткие кожаные сапоги. Невольно обернувшись на вошедшего, Андрей вперил пронзительный взор в Грушу. Она приблизилась к нему и поздоровалась. Молодые люди не виделись почти два дня, так как вчера Елагин ездил в Москву по поручению княжны.

Андрей сглотнул комок в горле, едва завидев девушку, и тоже тихо поздоровался с ней. Груша вежливо попросила конюха Степана приготовить ей лошадь, ту, на которой она обычно ездила верхом. Едва конюх скрылся в нужном стойле, она обратила взор на Елагина, который словно замер в трех шагах и, похоже, не собирался уходить.

– Вы все решили с этим несчастным? – спросила участливо девушка. Андрей медленно кивнул, не спуская с нее страстного взора.

– Похоронят его завтра, как и положено, – хмуро заметил Елагин и приблизился ближе к девушке. – Верхом одна поедите? – спросил он вдруг. И Груша подняла на него глаза.

– Да. У княжны нет настроения кататься сегодня. Она к вечеру готовится, – объяснила она.

– Осторожнее будьте, далеко не уезжайте от усадьбы, – заботливо заметил молодой человек.

– Хорошо, – кивнула Груша.

– А мне еще надо проверить, как мужики двор убрали да подмели, чтобы перед гостями сегодня не опозориться, – произнес как-то печально Елагин. – А потом опять на пашню ехать надобно, наверное, до вечера. А то вчера весь день потерял из-за тех поручений, что Татьяна Николаевна дала. Хотелось бы мне с вами теперь поехать, но не могу никак.

– Я понимаю, Андрей Прохорович, у вас много дел, – кивнула Груша и улыбнулась.

– Возможно, в другой раз, – тяжко вздыхая, произнес Андрей, ощущая, что его сердце прямо рвется поехать с девушкой и уже там, наедине, вновь попытаться признаться ей в своих чувствах.

В этот момент появился Степан с оседланной пегой кобылой. Он подвел лошадь к девушке, и та, уже взявшись за уздечку, хотела взобраться в седло, но тут рядом с нею оказался Андрей и властно предложил:

– Позвольте мне, Грушенька…

Елагин быстро сложил ладони в перчатках в замок и чуть склонился. Грушенька поняла, что молодой человек подставляет ей руки, чтобы она оперлась на них ногой вместо стремени. Она знала, что так иногда делают, но это бывало, когда деревенские ездили без седла, у нее же были стремена. Однако Елагин так пронзительно моляще смотрел на нее, так и держа руки у коня, что Груша не посмела отказаться от его помощи. Она проворно чуть задрала юбку амазонки и, заметив, что молодой человек еще сильнее склонился, чтобы ей было удобнее, подняла ногу и легко оперлась ботиночком на его широкие сложенные ладони. Молодой человек приподнялся и почти без напряжения поднял ее вверх. Груша проворно уселась в седло, ощущая, что такой способ, хоть и довольно странный, но невероятно удобный, так как руки Елагина на полметра подняли ее вверх. Амазонка Грушеньки была хитро сшита. И, несмотря на то, девушка сидела по-мужски, разрезы позволяли ей не задирать юбку. Нижняя более темная материя, что была пришита по разрезам, закрывала ноги от посторонних взглядов. Лишь темные ботиночки были хорошо видны.

– Благодарю, – произнесла Груша, обратив на Андрея ласковый взор.

Девушка натянула поводья, и Елагин умело и по-свойски поправил перевернутую сбрую на ее лошади. Погладив светлую кобылу по гриве, он перевел взгляд на сидящую верхом Грушу.

– Вы хорошо смотритесь в седле, Грушенька, словно искусная наездница, – произнес Елагин грудным голосом и вновь тяжко вдохнул, думая о том, что желание поехать вместе с девушкой увеличивается с каждой минутой.

Груша улыбнулась ему и Андрей, понимая, что уже просто неприлично стоять рядом, чуть отошел от ее лошади, прекрасно видя взгляд опешившего Степана, стоявшего напротив. Девушка пришпорила ногами пегую кобылу и, обернувшись к конюху, заметила:

– Благодарю вас, Степан Алексеевич.

– Всегда пожалуйста, Аграфена Сергеевна, – кивнул тот по-доброму.

Уже через миг Груша выехала из конюшни, а конюх перевел пораженный взор на Елагина.

– Ба, Андрей! – выдохнул удивленно Степан, который был другом Елагина и одним из немногих мужиков в поместье, кто был вольным. Часто они допоздна засиживались у костра и разговаривали по душам. – И давно ты свои ладони под ее ножки подставляешь?

Недовольно зыркнув на друга, Елагин нахмурился и глухо заметил:

– Не твое дело.

– Не мое, конечно. Но, видать, зацепила тебя девка, раз ведешь себя как влюбленный павлин. И словцо ласковое ей сказал, и руки подставил, и вообще смотришь на нее уж больно жадно…

– Слушай, Степан Алексеевич, – заметил уже раздраженно, но совершенно беззлобно Елагин. На конюха Андрей никогда не сердился, ибо воспринимал его именно как друга. Потому Степану было много чего позволено говорить Елагину. – Занимайся своими делами, пожалуйста.

Андрей быстро вышел из конюшни, стараясь не замечать хитрой улыбки друга, который смотрел ему вслед.

Несколько часов к ряду Грушенька провела в березовой роще, у дальней излучины реки, любуясь с высокого холма бурлящей водой и бегущими по небу облаками. Она обожала Нару, реку, которую знала с самого детства. Груше казалось, что это живое существо, которое своей водной энергией, природной силой может прогнать гнетущие мысли и вернуть гармонию во взбудораженную душу человека. Потому девушка часто уединялась непременно у реки, чтобы побыть в одиночестве и подумать о настоящем, помечтать о будущем. Сегодня она грезила о Елагине. Он казался ей таким мужественным, взрослым, немного непонятным и невероятно притягательным. Именно в последние дни Грушенька почувствовала, что от молодого человека стала исходить какая-то страстная напряженная сила, направленная непосредственно на нее. Тот разговор у реки пару дней назад, сегодняшний его жест на конюшне наводили на мысли о том, что, может быть, в скором времени Андрей сможет полюбить ее так же горячо, как она его.

Ближе к полудню Груша, немного замечтавшись и едва опомнившись, проворно взобралась на свою пегую кобылу и направила лошадь в сторону усадьбы. Она проскакала почти десять верст и невольно достигла полей, где крестьяне сеяли пшеницу. Отчего-то сердце девушки сильно забилось от осознания того, что, возможно, где-то поблизости может находиться Елагин. Все же он собирался осматривать пашни. Солнце нещадно палило, но Груша, пребывая в своих мечтательных думах о молодом человеке, не замечала палящего зноя и проскакала еще несколько кругов вокруг полей, то и дело оглядываясь и ища глазами широкоплечую фигуру Андрея верхом на караковом жеребце. Но его не было видно.

Девушка вновь пришпорила лошадь и решила проехаться до дальней пашни, думая, что молодой человек может быть там. Время давило, поскольку она знала, что княжна наверняка потеряла ее. Оттого она пустила кобылу в галоп. Неожиданно Груша ощутила, как натяжение с ее волос пропало, а длинные прямые пряди рассыпались по плечам. Резко осадив кобылу, Груша стремительно запустила руку в волосы. Так и есть, видимо, от резких движений и ветра, который уже давно трепал ее локоны, лента, удерживающая их в тугом хвосте, порвалась и спала. Груша проворно опустила глаза на траву, пытаясь найти взглядом светлую порванную полоску. Но выросшая трава скрывала все зеленым густым покрывалом. Поняв, что ленту ей уже не найти, девушка опечалилась. Волосы так и лежали густой светлой копной на ее плечах и спине, и Груша с прискорбием осознала, что она не может в таком виде, совсем непричесанная, показаться на глаза Елагину. И вообще кому бы то ни было показаться, ибо это было неприлично. Дворянки убирали волосы в затейливые прически, деревенские девки в косы, а крепостные бабы под платки. Понимая, что надо немедленно ехать обратно в усадьбу, Груша, тяжело вздыхая, направила лошадь к дому.

Проехав большую часть пути по лесистой местности, чтобы не попадаться на глаза посторонним, Груша все же решила вывернуть на дорогу, чтобы кобыле, которая и так сильно устала, было легче. Широкая проселочная дорога, тянущаяся на многие версты вперед, была пустынна. И девушка, преодолев по ней около двух верст, направила лошадь на нужную развилку, где дорога сворачивала к усадьбе. Обогнув небольшой пролесок, Груша галопом вылетела за поворот, и перед ее взором предстала странная картина.

Чуть впереди последи широкой колеи находился легкий экипаж с четверкой лошадей. Коляска была чуть наклонена и стояла на деревянных подпорках-бревнах. Пара мужиков, наверное, извозчиков или слуг, пытались надеть на ось колесо. Рядом с коляской спиной к ней возвышалась статная фигура мужчины в дорогом светлом сюртуке, шоколадного цвета брюках и коротких сапогах. Груша поняла, что с коляски слетело колесо, что было неудивительно на ухабистых дорогах. Не снижая темпа, она направила свою пегую кобылу прямо к экипажу, решив узнать, нужна ли помощь.

Уже через пару минут девушка стремительно приблизилась к мужчинам. Она отметила, как высокий господин, явно дворянин, который стоял к ней спиной, широко расставив ноги и следя за тем, как мужики возятся с колесом, медленно обернулся в ее сторону, видимо, заслышав топот лошади. Груша непроизвольно осадила кобылу, чуть сбавив темп, и приблизилась. Незнакомец – дворянин, – едва обернувшись, вперился удивленным взором во всадницу, которая остановилась в десятке метров от него.

Девушке отчего-то почудилось, что она уже где-то видела этого господина. Он имел чуть вьющиеся густые светлые волосы, собранные в хвост на затылке, волевое красивое лицо с гладко выбритым подбородком, на четко очерченных чувственных губах играла надменная ухмылка. Он был высок, широкоплеч и поджар и выглядел очень эффектно в своем светлом сюртуке. Вся его расслабленная, вальяжная поза словно говорила, что мужчина привык к почитанию и явно знает себе цену. Груша невольно пробежалась по нему беглым взглядом. Он был уже немолод, лет тридцати пяти или около того. Однако бросалось в глаза, что он весьма следит за собой и явно пользуется успехом у женщин.

– Добрый день, вам нужна помощь, сударь? – воскликнула Грушенька, поравнявшись с мужчиной и остановив кобылу в пяти шагах от незнакомца в светлом сюртуке.

В первую минуту опешив от неожиданного появления девушки верхом на цветной лошади, Урусов опустил руку с сигарой. Когда же светловолосая незнакомка в синей амазонке стремительно приблизилась, он замер и вперил удивленный изучающий взор в легкую всадницу, которая пыталась придержать кобылу. Его пытливый взгляд остановился на невысокой стройной фигурке девушки. Юная, невозможно изящная незнакомка могла похвастаться прекрасным лицом с большими яркими глазами. Отчего-то ее волосы, светлые, медового светлого оттенка, свободно прямыми густыми прядями лежали по ее плечам, красиво обрамляя ее округлое нежное лицо. Она умело придерживала кобылу и как-то пронзительно по-доброму смотрела прямо на него.

Константин отчетливо услышал ее вопрос, но от первого удивления лишь спустя минуту пришел в себя и выдохнул:

– Я не думаю, что вы можете помочь, сударыня…

– Отчего же? – спросила Груша, непроизвольным движением руки откинув за спину непослушную прядь, которая упала на лицо. – Я могла бы попросить приехать кого-нибудь из усадьбы, чтобы помочь вам.

Урусов, растерявшийся и околдованный, непроизвольно проследил за движением тонкой руки девушки, когда она оправила светлый блестящий на солнце локон. Мужчина вновь пронзительно посмотрел на ее лицо, гадая, сколько же ей лет. Шестнадцать? Семнадцать? Девушка выглядела так чудесно, молодо, свежо и нежно, что Урусов осознал, что непременно хочет узнать ее имя.

Груша отметила, что мужчина, не отрываясь, настойчиво рассматривает ее, и ей стало не по себе.

– Вы далеко едете? – спросила она вежливо, зардевшись под его пытливым взором. Она перевела взгляд на мужиков, которые никак не могли надеть колесо на ось.

– Нет. До ближайшей усадьбы. Князь Константин Николаевич Урусов, к вашим услугам, – услышала она приятный голос мужчины. После его слов Груша бросила на него быстрый взгляд и поняла, отчего его лицо показалось ей знакомым. Конечно же, это был брат Татьяны, которого она видела пару раз двенадцать лет назад и который в данное время возвращался из-за границы.

– И все же позвольте, я пришлю вам помощь. Я как раз еду в Никольское, – предложила Груша, понимая, что могла бы за короткое время доскакать до усадьбы и попросить, чтобы за князем приехала другая коляска.

– Я думаю, мы сами справимся, – безапелляционно заметил Урусов и вновь спросил: – Позвольте узнать, как ваше имя, сударыня?

Груша напряглась. Она отчего-то не знала, что ответить. Да и что она должна была сказать? Что ее зовут Груша, и она крепостная в его имении? Это было глупо, по ее мнению, потому что крепостные не разъезжали верхом в дорогих платьях. Понимая, что, едва князь приедет в усадьбу, он и сам узнает, кто она, Груша лишь отметила немигающий и какой-то странный взор Урусова и тихо произнесла:

– Это неважно. Если вам не нужна помощь, извините меня.

Она быстро пришпорила лошадь и, натянув вожжи, стремительно понеслась дальше по дороге, поднимая пыль.

Словно зачарованный, Константин проследил долгим настойчивым взглядом за удаляющейся всадницей, отмечая, как светлый поток ее длинных волос развевается по ветру за ее изящным станом. Когда девушка скрылась за поворотом, Урусов помрачнел. И вдруг невольно дернул рукой, отметив, что сигара начала обжигать пальцы, почти полностью сгорев, пока он говорил с девушкой. Тихо выругавшись, он стремительно бросил сигару на землю и затушил носком сапога.

– Ну, и долго вы будете возиться с колесом?! – произнес Урусов гневно, обращаясь к мужикам.

– Дак тяжелое оно сил нет, ваше сиятельство, – промямлил извозчик.

Стремительно приблизившись к мужикам, Константин буркнул:

– А ну, отойдите!

Мужики посторонились. И Урусов, чуть присев, обхватил сильными руками колесо и, с легкостью приподняв, умело приставил его к нужному месту на направляющей оси. Проворно сажая колесо на железную палку, Константин думал только о том, что надо немедленно ехать в усадьбу и непременно расспросить о девушке, которая так поразила его своей юностью и прелестью.