Санкт-Петербург, Невский проспект,
1790 год, Апрель, 29
– Екатерина Семеновна, она согласилась, – тихо вымолвил Чемесов, устремив мрачный взор на княгиню Д., которая сидела напротив него в карете.
– Обнадеживающая новость, Григорий! – воскликнула порывисто княгиня. – И как тебе это удалось? Хотя мне это неинтересно. Главное, чтобы Озерова подложила нужный платок в комод Зубова, и все. А там посмотрим, как быстро он встретится с Создателем.
– Вы должны мне все рассказать подробно, Екатерина Семеновна, – заметил глухо молодой человек.
– На днях я передам тебе небольшую коробку. В ней будет отравленный платок. Озерова должна тайком положить эту вещь в комод Зубова, как-нибудь сверху, чтобы он как можно скорее воспользовался ей. Ибо яд с каждым днем будет менее опасен.
– Платок нельзя брать руками?
– Естественно, – кивнула княгиня, поморщившись. – В коробке сверху, в холщовом мешочке, будут лежать перчатки, именно ими надо брать платок.
– Я понял.
– Да и еще. Скажи девчонке, что, когда начнутся разбирательства, она должна молчать как рыба. Иначе ее тоже придется убрать.
– Я все объясню ей.
– Да уж, голубчик, объясни.
На мгновение Чемесов задумался и вдруг осознал, что ему будет не по себе, если вдруг малышку Машеньку в чем-то заподозрят. Конечно и ранее он знал, что это весьма опасное дело, девушку могут легко выследить и арестовать, но тогда его это мало волновало. Да, изначально, при первом знакомстве на лестнице он искренне проявил к девушке интерес, но скорее как к изысканному произведению искусства, каковым являлась ее чарующая красота. А потом он как будто играл спектакль, соблазняя ее и желая угодить своим покровителям Потемкину и княгине. В последние два месяца Григорий проводил с ней чудесные страстные ночи по два раза на неделе, когда она бывала свободна от своих обязанностей в покоях императрицы. И сейчас, состоя в близких интимных отношениях с Машенькой после ее искренних и наивных слов о любви, Чемесов ощущал, что в последнее время в его сердце поселился страх за эту милую и юную девушку, ведь она может пострадать во всей этой опасной истории. И его искреннее желание защитить Машу в эту секунду вдруг вылилось в странную фразу-ультиматум, что он бросил княгине:
– Вы, многоуважаемая Екатерина Семеновна, должны пообещать мне, что Озерова не пострадает.
Долгим внимательным взором княгиня посмотрела на молодого человека, пытаясь прочитать на его лице тайные мысли. Княгине Екатерине нравился Чемесов, и она вот уже три месяца подряд пыталась манящими взорами показать Григорию, что он весьма привлекателен в ее глазах. И даже делала недвусмысленные намеки на то, что была бы очень не против, если бы он стал понастойчивее и попытался хоть раз остаться в ее дворце на ночь. Княгиня осознавала, что была практически в два раза старше молодого человека, но, по ее мнению, имела два главных привлекательных достоинства: деньги и влияние. И в благодарность она могла бы продвинуть молодого человека так высоко, как только он мог бы помыслить. Чемесов же как будто не замечал ее призывных взглядов и намеков и лишь твердил, что хочет служить делу тайного масонского ордена, в котором они состояли. И теперь слова молодого человека вызвали раздражение у княгини. Она ощутила его искренний интерес к юной Озеровой, раз он решился просить о подобном. Княгиня осознала, что игра Григория «в любовь» не прошла даром, и молодой человек действительно влюбился в эту девчонку.
– Она привлекает тебя? – спросила тоном инквизитора княгиня и, облизнув пересохшую верхнюю губу, плотоядно уставилась на молодого человека. – Нравится она тебе?
Чемесов замялся, невольно отметив недовольство княгини.
– Не то чтобы нравится, – соврал он и, придумав правильный ответ, добавил: – Просто мне жаль ее. Она так молода. Ей ведь только восемнадцать исполнилось.
– Молодость – единственное ее преимущество, – желчно процедила княгиня, про себя добавив слова «передо мной». Однако по тому, как засуетился Григорий, и как быстро он опустил загоревшийся вмиг взор, княгиня сразу же поняла, что он влюблен в Озерову. Тут же занеся девушку в список своих соперниц за расположение молодого человека, княгиня в душе мгновенно вынесла Озеровой смертный приговор. Но она понимала, что надо усыпить бдительность Чемесова, чтобы их тайное мероприятие не сорвалось. Если все пройдет хорошо, она устранит Зубова и заслужит тем самым благодарность и почести Потемкина, уже потом, когда Озерову, конечно же, поймают и арестуют, она, Екатерина, сделает все, чтобы девчонку уморили в тюрьме. Чемесов, конечно, тоже может оказаться под арестом, размышляла княгиня, но его-то, имея безграничное влияние на государыню, она сумеет вызволить из тюрьмы. Но всего этого она не собиралась озвучивать молодому человеку и высокомерно заметила: – Я постараюсь, чтобы Озерову не заподозрили.
– А если все же ее арестуют?
– Тогда, наш орден сделает все, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Ведь она послужит общему делу.
– Это хорошо, – с облегчением заметил Григорий и чуть улыбнулся княгине. – Значит, вы обещаете, Екатерина Семеновна, в опасном случае заступиться за Машу?
– Ты сомневаешься в моих словах? – уже недовольно буркнула княгиня, раздраженная тем, что мальчишка так яро защищает эту девчонку, которая не заслуживает его благосклонности.
– Нет, но…
– Все, довольно, – прервала его княгиня. В этот миг карета остановилась у казарм, и Екатерина, отметив это, добавила: – Я пришлю посыльного с письмом и дальнейшими указаниями.
– Слушаюсь, ваша светлость, – кивнул Чемесов.
– А теперь ступай, – велела властно княгиня и отвернулась к окну, более не желая смотреть на неблагодарного Григория, для которого она столько сделала, а он, видите ли, переживал за эту смазливую Озерову, которая едва появилась при дворе.
Чемесов поклонился и без промедления спрыгнул с подножки кареты.
Санкт-Петербург, Зимний дворец,
1790 год, Май, 5
В тот вечер Григорий появился в комнате Маши поздно. Едва раздался условный стук, девушка проворно вскочила на ноги и распахнула дверь. Она хотела упасть, как и обычно, в объятия молодого человека, но Григорий, держа в руках небольшой сверток, вошел в комнату и быстро произнес:
– Маша, закрой быстрее дверь.
Девушка послушно выполнила приказ и тут же обернулась. Григорий подошел к комоду и осторожно положил сверток на деревянную столешницу из темного дерева.
– Что это, Гриша?
– Здесь то, о чем мы говорили с тобой на прошлой неделе, – он осторожно раскрыл коробку и, указав глазами внутрь, сказал: – У коробки двойное дно. Вот, сверху лежат перчатки. Ты наденешь их и только после этого дернешь за ленты, вот здесь видны они сбоку, тогда откроется потайное дно. Там лежит платок. Осторожно возьмешь его и положишь сверху вещей Зубова. Ты ведь говорила, что он ежедневно берет новый платок?
– Да, Екатерина Алексеевна как-то упоминала об этом.
– И проследи, чтобы прислуга не полезла в его комод.
– Его камердинер прибирает по вторникам и субботам в его комнатах, насколько я осведомлена. Можно положить его во вторник днем, тогда будет еще целых три дня.
– И ты же сможешь пройти в его комнаты тайком, чтобы никто не видел?
– Смогу. Из покоев императрицы ведет потайная лестница к нему в спальню, на первый этаж. Всего минута, и я там. Я иногда прибираю на его письменном столе, причем когда его нет в комнате, поскольку императрица очень ревнует своего любимца. Ее личный камердинер или она сама сообщают, когда мне можно войти в комнаты.
Быстро вскинув взгляд на девушку, Григорий нахмурился, осознавая, что, если императрица и ее окружение знают, что Машенька прибирается на столе Зубова, тогда это действительно очень опасно, и она наверняка будет в числе первых подозреваемых после отравления Зубова. Чемесов судорожно сглотнул от этих неприятных мыслей и внимательно посмотрел на девушку. Отчего-то впервые за все время знакомства с Машей он начал сомневаться в том, стоит ли втягивать ее в эту страшную игру, все-таки она была так молода и наивна. И Григорий прекрасно знал, что она очень сильно любит его, только из-за этого Машенька согласилась на этот безумный, опасный поступок. Испытывая сомнения и неприятное чувство жалости к ней, молодой человек вдруг резко захлопнул коробку и, вскинув на девушку отчаянный взор, тихо произнес:
– Хотя, Маша, я думаю, ты можешь отказаться от всего этого.
– Ну как же, Гриша? Ты же сказал, что Зубов угрожает тебе, и другого выхода нет.
Нахмурившись, Чемесов отчетливо понял, что более нельзя вливать сомнения в чувствительную душу девушки, а то она и вправду откажется от всего этого тайного плана. Но он помнил, кто поручил ему это, и опасался, что влиятельные люди могут разгневаться. А ведь Чемесов надеялся на их дальнейшее покровительство и быстрое продвижение по службе, обещанное ему за удачный исход щекотливого дела. Тут же его железная воля отсекла ненужные сомнения, и он тихо твердо произнес:
– Если ты поможешь мне, Маша, я буду век благодарен тебе.
– Я же обещала, – кивнула с горячностью девушка и, взяв в руки коробку и переставив ее под кровать, добавила. – Я все сделаю, Гриша, как ты просишь. Ведь я боюсь за тебя.
– Да, и запомни, никто не должен тебя видеть.
– Я понимаю.
Она повернулась к нему, Чемесов проворно заключил девушку в объятия и, уткнувшись лицом в ее мягкую волнистую чуть напудренную прическу, глухо сказал:
– Будь осторожна и бери все только перчатками.
– Да, я поняла.
– И еще. У тебя будет всего восемь дней, далее яд потеряет силу.
– Хорошо, – кивнула она. Она подняла на него глаза и, видя его напряженное лицо и мрачный взор, тихо добавила: – Я все сделаю, Гришенька, не волнуйся. А после уже ничто не помешает нам быть вместе, ведь так?
– Да, – кивнул он и как-то печально улыбнулся.
Она расцвела в ответ и приникла губами к его подбородку.
– Я хотела тебе открыться, Гриша.
– В чем же? – спросил напряженно он, все еще не в силах расслабиться от мысли, что подвергает эту наивную, юную пташку такой страшной опасности. Совесть, которая отчего-то проснулась в душе Григория в последние несколько дней, не давала спокойно воспринимать эту ситуацию.
– Я тяжела, – пролепетала Машенька так тихо, что он почти не расслышал. Чемесов тут же обхватил пальцами подбородок девушки, приподняв ее лицо. Вперив напряженный жесткий взор в ее глаза, он выдохнул:
– Ты ждешь дитя?
– Да, Гриша, уже два месяца…
– Машенька, красавица моя, как же так? – неприятно удивился молодой человек, опешив от слов девушки. Чемесов напрягся всем телом, осознавая, что эта связь, которая была задумана его покровителями с целью устранения Зубова, нынче еще осложнилась тягостью Озеровой. Тут же все существо Григория в негодовании возмутилось, он понимал, что не желает жениться на девушке. Ведь он и соблазнял ее только с определенной целью. Но его сердце отчего-то сильно застучало и затвердило, что Машенька далеко не безразлична ему, и что его долг как порядочного человека непременно взять ее замуж. Отметив на лице молодого человека сомнения, мрачность и напряженное размышление, девушка тихо спросила:
– Ты не рад?
Чемесов долго молчал, не зная, как ответить на этот вопрос, отчего-то ощущая в душе два противоречивых чувства. Он не был в восторге от ее теперешнего положения и признания, но в то же время осознавал, что ни девушка, ни ребенок не виноваты в настоящем положении вещей. И только он сам был повинен во всем. Он должен был сдерживать свои порывы и контролировать ситуацию, как от него требовала княгиня Д. Но он в последние месяцы так увлекся прелестницей Машенькой, что совсем забыл про осторожность и с каждой последующей неделей думал о задании как о некоем неприятном недоразумении, которое решится само собой. Но в прошлую неделю княгиня велела надавить на девушку, и по ее указке он так и сделал. И сейчас Маша была безмерно влюблена в него, в тягости, и в то же самое время он отдавал ее, словно на заклание, ордену, в котором состоял, и в котором княгиня Д. занимала ведущее место и требовала от него осуществления плана. И все эти гнетущие мысли в этот миг терзали, жгли и мучили молодого человека, он не знал, как все это разрешить наилучшим образом.
Григорий скорчил трагичную мину и глухо произнес:
– Отчего же, я рад, но это все так неожиданно.
– Я тоже испугалась, когда лекарь сказал мне об этом. Но ведь мы, наверное, должны пожениться?
– Ну да, конечно, – кивнул он. – Но ты понимаешь…
– Да, я знаю. Сначала я должна отнести платок, а потом уже и венчание. Так? – спросила она так наивно и просто, что Григорий похолодел до кончиков пальцев ног.
– Так, – глухо вымолвил он, более не в силах смотреть в ее чистые прелестные глаза, понимая, что сам лицемерит, врет и использует ее. Но если он откажется теперь от выполнения задания ордена, задания, которое они так долго готовили, властелины этого ордена не только лишат его всех званий и денежного содержания, но и навсегда закроют дорогу в высшие круги знати. И уже более никогда ему не представится возможность возвыситься и занять должность при дворе. Желая забыть все это жуткое, прекрасное, опасное и сладостное настоящее, Чемесов впился ртом в губы Маши и сильно прижал ее к себе. Лишь спустя несколько минут, ощущая сильное возбуждение, он тихо прошептал у ее губ. – Все у нас будет, красавица моя, я обещаю тебе…
– Гришенька, я люблю тебя, – ответила счастливо девушка.
В следующий миг Григорий подхватил Машу на руки и понес к кровати.
Санкт-Петербург, Зимний дворец,
1790 год, Май, 8, утро
О проекте
О подписке