Глава 6

Женская раздевалка встретила привычной тишиной и приглушенным светом. В половине седьмого утра основная масса сотрудников бурлила в соседнем помещении. Это был отдел для старейших сотрудников и среднего и мелкого начальства. В ранний час почти все вышеупомянутое начальство спало или только собиралось отбыть к месту службы.

– Лера, у нас проблемы! – с порога крикнула Маргарита и с досадой покосилась на тощую девицу, моментально навострившую торчавшие под жидкими кудряшками уши.

Судя по тому, что слушательница медленно разоблачалась, пристраивая в шкафчик мышиного цвета пиджачок, смена у нее закончилась и она никуда не торопилась. Когда у человека нет личной жизни, он с удовольствием слушает про чужие проблемы. Это аксиома. С появлением личной жизни чужие беды волнуют гораздо меньше, поскольку появляются свои.

У таких остроносеньких, блеклых персон, как правило, в жизни была одна радость: посмотреть сериал с бурными страстями и сложным сюжетом, в котором чудовищным образом переплетались родственные связи, и сунуть нос в чужие дела.

– До кофе твои проблемы подождут? – Горецкая тоже покосилась на девицу и внимательно посмотрела на Риту.

– Проблемы не мои, так что подождут, – честно ответила та.

А что врать-то? Были бы ее проблемы, она бы еще вчера начала трясти Валерию, как грушу, ожидая, что с умной подружки обвалится гора полезных советов. Уж что-что, а давать советы Лера мастерица. С ее богатым опытом грех не поделиться с ближними излишками скептицизма, настоянного на яде мужененавистничества.

В служебном кафе было шумно и весело. Здесь можно было спокойно разговаривать, не опасаясь, что тебя услышат. Рита себя слышала плохо, поэтому они с Лерой сдвинули стулья и орали друг другу прямо в ухо.

– Боюсь, я знаю, о чем речь. – Лера с блаженством отпила горячий кофе и усмехнулась. – Мне вчера звонила рыдающая Бабаева и просила зарегистрироваться на сайте знакомств.

– А ты?

– Что я? Во-первых, я там уже зарегистрирована, – огорошила ее Горецкая. – А во-вторых, Лизетте требуются фото в неглиже.

– Ты зарегистрирована на сайте? – охнула Рита, не понимая, как реагировать на новость.

– А что тебя удивляет? – Лера пожала плечами и насмешливо уставилась на подругу. – Где, ты думаешь, я беру мужиков?

– Я, пардон, об этом вообще не думала, – пробормотала Рита и честно добавила: – Думала, ты ими вообще не интересуешься. То есть в смысле – не пользуешься.

– Пользоваться в этой жизни, девочка моя, надо всем, что подворачивается под руку. Но с пользой для себя, а не хапать все, что плохо лежит. То, что лежит плохо, вероятно, просто выбросили. А ты сдуру подберешь. Так вот я не подбираю, а ищу то, что подходит лично мне. Если мне нужны сапоги, я не несусь в соседний магазин и не покупаю ширпотребовскую дрянь с ближайшей полки. Я хожу, выбираю, думаю, сравниваю. Мужик – тот же сапог. Он должен подходить по размеру, цвету, фасону и вообще радовать глаз.

– Я что-то не улавливаю, к чему так много текста. – Маргарита не могла смириться с мыслью, что ее независимая подруга банально предлагает себя на каком-то убогом сайте, где в то же самое время придурковатый Слава ищет себе то ли музу, то ли новую жену.

– Я просто объясняю тебе, что все не так страшно, как кажется. Ты небось думаешь, что это унизительно для женщины?

– Ничего подобного! – густо покраснела Рита, которая именно так и считала.

– Ты согласна, что женщине мужчина необходим физиологически? Как собаке хвост. Как машине колеса. Как дому дверь. Ну и так далее. А где его взять? Не с улицы же домой тащить! В магазине самцы не продаются. Которые продаются – вот это точно унизительно. А на таких сайтах представлен широчайший выбор моделей. Высокие, низкие, толстые, худые, эрудиты, качки, интеллигенты, деревенские иванушки… То есть я могу выбрать то, чего моя душа требует именно в данный момент. Например, сегодня я интересуюсь брюнетами, а завтра – рыжими. Надо уметь себя радовать. Кстати, Лизкин Слава потому на этот сайт и полез, что пресытился нашей модельной красоткой и захотел кисленького. Или солененького. Главное, что он просто пожелал разнообразия. Славик тоже мечтает дышать полной грудью и брать от жизни все, что она может дать. И что он успеет взять. Короче, его нынешняя позиция несовместима с идеологией семейной жизни. И пытаться его переубедить – дохлый номер. Лизка чего думает? Что его можно единожды отвлечь на одну из нас, а потом он ужаснется результату, бегом вернется в семью и станет жить тихо. Это детский сад. Ты-то понимаешь, что сколько волка ни корми, а он в лес смотрит. Это всех мужиков касается.

– Андрей не такой, – испугалась Рита.

– Конечно, – покладисто закивала Горецкая. – Он – приятное исключение. Или ты пока его не поймала.

– Ты спятила?

– Я вредная и злая. И шибко много знаю, – рассмеялась Лера. – Или завидую, что ты нашла идеального мужика. Сама знаешь, мы, бабы, завистливые – ужасть!

– Да ну тебя! Так чего с Лизкой-то делать? – Маргарита решила не углубляться в обсуждение собственного супруга. Она его, разумеется, ни в чем не подозревала, но опасаться – опасалась. Не без этого. Кто предупрежден – тот вооружен.

– Лизке надо искать другого. В любой паре любит один, другой позволяет себя любить. В их сомнительном тандеме с этим претенциозным попугаем любит Лизавета. А юноша самым возмутительным образом пользуется. Еще и имеет наглость поглядывать налево. Но против природы не попрешь. Ей нужно собрать мозг в пучок и бросать своего художника, от слова «худо». Вот. А потом искать того, кто станет любить ее и носить на руках. Хотя бы какое-то время, пока она молодая и свежая.

– Нет. У них любовь. Ты, Лера, постоянно сбрасываешь это со счетов.

– Ритуля, у Лизетты любовь, а у Славика лишь корыстный интерес. Он, как клещ, сейчас сосет из нее, но в любой момент готов перепрыгнуть на другую жертву. И чем быстрее наша дурища это поймет, тем лучше для нее.

– Твой опыт мешает тебе трезво оценить проблему. У Славы просто временное помешательство. Лерочка, ну придумай, как быть, исходя из того, что Лизавета его не бросит! Давай хотя бы отговорим ее от бредовой затеи с подставой. Я не буду фотографироваться голой! Даже ради нее!

– Я тоже. Просто потому, что это дурь несусветная. Пусть Лизка сама себя фотографирует. И ее благоверный собственную жену ни за что не опознает. Достаточно в фотошопе наляпать пару татушек и изменить прическу. Уличать его в том, что он втюрился в меня или в тебя, – глупо. А он заявит, что, мол, мы больше соответствуем его идеалу. А вот ткнуть дурака носом в то, что он флиртует с собственной женой и пытается соблазнить ее по Интернету – это шанс продлить их семейную жизнь. Но в любом случае – это всего лишь агония. Я против. Но раз уж Лизавете приспичило, иного варианта я не вижу.

– Да ну, он ее раскусит, – расстроилась Рита. – Тем более Лизка компьютером пользоваться нормально не умеет. Сразу спалится.

– Надо хитрее. Всему-то вас, молодых, учить приходится, – прокряхтела Горецкая голосом дряхлой Бабы-яги. – Фотографии будут Лизкины, а переписываться станешь ты. Со своего компьютера. Зарегистрируешь ее и будешь пудрить мозг художнику. Пока им обоим эта развлекуха не надоест. Скажу больше. Этот хмырь уже через пару писем начнет настаивать на свидании, так что история закончится быстро. Особых усилий с твоей стороны не понадобится.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Рита. – Какая-то мутная идея.

– Уж какая есть, – отмахнулась Горецкая. – Иначе Лизавета от нас все равно не отстанет.

– Точно.

Лиза плелась по коридору, вздыхая и гримасничая. Судя по мимике, она вела бурную перепалку с невидимым собеседником. Периодически Бабаева замирала и начинала махать руками. Рита с Лерой молча наблюдали через офисное стекло за приближающейся подругой.

– Клиника, – констатировала Горецкая. – Мало того, что безбожно опаздывает, так еще и не торопится. Иди подтолкни ее в сторону рабочего места, а то она такими зигзагами до обеда будет ползти.

В конце коридора за Лизаветиной спиной показался герр Танненшток. Немец, похожий на кролика из мультика про Винни-Пуха, такой же серьезный и собранный, целеустремленно летел в свой кабинет, создавая на поворотах небольшие воздушные завихрения, от чего скучавшие в кадках цветы тревожно подрагивали. Увидев петляющую по ковровой дорожке сотрудницу, он притормозил и напружинился, словно тигр перед прыжком. Рита в панике начала сигнализировать через стекло Лизавете, в очередной раз застывшей с перекошенным лицом. Сначала она сложила пальцы колечками вокруг глаз и закусила губу. Сей жест был призван изобразить очки любимого шефа и его физиономию. После чего Маргарита энергично пробежалась вдоль стола и зверски оскалилась. По ее версии, это являлось призывом бежать быстрее, а то будет плохо.

Лиза, заметив тревожное мельтешение за стеклом, временно отключилась от своих переживаний и вывалилась в реальность, как парашютист с неисправным парашютом, сброшенный пинком. Подруга, мотавшаяся за стеклом со странной пантомимой, осталась непонятой. Вернее, понятой превратно.

Лизавета в свете вчерашнего разговора и своих бед истолковала все по-своему:

«Разуй глаза и займись спортом, лучше бегом».

Рита вообще была большой шутницей. Поэтому Лизавета, надеявшаяся на помощь подруги, послушно поддержала представление.

Лиза не любила бег. Ей больше нравился биатлон. Она в два прыжка, изобразив лыжный ход, достигла притулившейся у стены швабры, схватила ее и резко развернулась, имитируя стрельбу.

– Пы-ды-ды-дыщ! – рявкнула она на весь коридор.

Герр Танненшток с визгом метнулся за ближайший фикус и начал истерически подавать сигналы SOS, вопя на своем родном наречии. Он чувствовал, что работа в этой дикой стране закончится покушением.

– Несчастье ходячее! – воскликнула Горецкая, бросившись в коридор на выручку шефу. Лизавете она на бегу погрозила кулаком.

– Ну, ты ваще, – в ужасе выдохнула Маргарита, втаскивая хихикающую Бабаеву в кабинет. – Это ж надо быть такой балдой! Что это было?

– Биатлон! – объяснила Лизавета. – Мне больше нравится биатлон. А ты чего показывала?

– Шефа я показывала. Которого ты из швабры чуть не подстрелила. Хоть бы на часы взглянула. Скоро на работу станешь приходить к концу смены. Тебя опять без премии оставят.

– После такого, боюсь, меня вообще без работы оставят. Если Танненшток не онемеет от ужаса и сможет на меня наябедничать, – опечалилась Лиза.

– Я сказала, что это была производственная гимнастика, – сообщила вернувшаяся Горецкая и, усмехнувшись, добавила: – Пришлось врать, что у нашей Лизаветы слишком длинные ноги и в кабинете ей негде развернуться.

– Почему врать? – изумилась Лиза. – Они у меня длинные. Разве нет?

– Нога длинная, ум короткий! Новая народная мудрость! – провозгласила Рита и похлопала Лизу по плечу: – Одни проблемы от тебя, Бабаева!

– Что мы решили? – поинтересовалась Лизавета, вспомнив про свою основную беду. – Кого будем спаривать с моим мужем? Вернее, не спаривать, а…

– Нет-нет, Лизок! Очень верное слово ты нашла, – кивнула Горецкая. – У меня художников еще не было. Так что давай, пересплю с твоим супружником по дружбе. По блату, так сказать.

– Не-не-не, – попятилась Лиза, озадаченная подобной перспективой. – Я не это имела в виду!

– Ничего не знаю! – засмеялась Горецкая. – Я уже настроилась, морально подготовилась, трусы новые купила! Все. Трусы назад не примут. Поэтому ничего не переигрываем. Мужика обязуюсь потом вернуть.

– Вы издеваетесь? – догадалась Лизавета.

– Нет, мы правда очень на него рассчитываем! – воскликнула Лера. – Вот ведь клуша! Слушай сюда. Фотографии будут твои. Фотошоп я гарантирую. Легкий, без фанатизма. Переписываться станет Ритуля.

– А, тогда ладно, – выдохнула Лиза, перепуганная перспективой сдать мужа в аренду Горецкой. После такого стресса ее устраивало все, что угодно. – Только он же меня узнает.

– Не узнает! Мужики – крайне нечуткие, невнимательные и несентиментальные люди. Это ты думаешь, что он помнит все твои родинки и прыщики…

– Нет у меня прыщей! – обиделась Лизавета.

– Будут! Когда мужика не будет, будут сначала прыщи, а потом сразу морщины и климакс, – припечатала Валерия. – В общем, слушай старших товарищей. Он тебя от меня не отличит. То есть отличит, конечно, но не сразу. В процессе, так сказать!

– Слава меня любит! – чуть не заплакала Лиза.

– Да кто спорит? Не шмыгай тут. Любит – и на здоровье! Кто вам мешает-то? Не хочешь – не надо. Было бы предложено. Можно подумать, нам с Марго этот геморрой нужен!

– Я согласна, согласна! – пугливо закивала Лиза. – Давайте фотографироваться!

– Давайте! – всплеснула наманикюренными ручками Горецкая. – Раздевайся! Ща фотографа позову!

– Какого фотографа? – испугалась Лиза. – Я не хочу, чтобы меня посторонние мужики в голом виде наблюдали! Я думала, вы меня сами отщелкаете!

– Значит, то, что тебе предложили раздеться прямо на рабочем месте, тебя, Бабаева, не смущает? Давай! Тут по коридорам еще бродит не добитый тобою Танненшток! Пусть помрет наконец от инфаркта и не мучается!

– А где фотографироваться? – Лизавета решила не обижаться на шутки, поскольку у нее наступило состояние эмоциональной тупости, и было даже не обидно. Просто все, что не относилось к их со Славой беде, не имело существенного значения. Тратить силы на мелочи Лиза не собиралась. Ну и пусть шутят, лишь бы помогли.

– У меня будем фотографироваться, успокойся! – вздохнула Горецкая. – У тебя художник помешает, да и интерьеры он скорее узнает, нежели твои ляжки. У Ритуськи муж может разволноваться. А мужики очень уязвимые, у них хрупкая психика. Перед этой психикой ни в коем случае нельзя Лизкиными ногами махать.

– Я не буду махать, – послушно закивала Лизавета.

– Рисковать нежелательно. Поедем ко мне. У меня кавалеры дрессированные, закаленные и прибегают только по звонку. Устрою себе сегодня выходной. Плюс ко всему у меня стоит бутылочка настоящего французского вина. Заодно и разопьем ее.

– Я тогда Андрея предупрежу, – обрадовалась Рита.

Не помочь Лизавете – стыдно, а помочь – страшно. Теперь основной груз ответственности можно было перевалить на Горецкую. Если что, она и крайняя. Идея – ее!

Когда подруги с радостным щебетом покидали кабинет, герр Танненшток, попавшийся им навстречу, вспугнутым зайцем метнулся в боковой коридор и спрятался за угол. Отогнув здоровенный лист фикуса и икая, он с опаской посмотрел вслед сумасшедшим аборигенкам. Если бы длинноногая Лиза была немкой, на ней можно было бы даже жениться. Но уроженка дикой России могла лишь испортить генофонд и напугать благообразную немецкую свекровь.

Герру Танненштоку остро захотелось домой. Уже не в первый раз.

Уборщица, округлив глаза, наблюдала за всемогущим директором, тершимся у фикуса и совершавшим странные судорожные телодвижения.

«Малую нужду справляет, паршивец! – сообразила она. – Вот ведь дикая нация! Тьфу ты, пропасть!»

И побежала к приятельницам делиться новостью.