Пролог

Мутное ноябрьское небо серой губкой нависло над городом. Ветер сшибал в полете редких голубей и рвал подол белого платья, которое с грацией деревенского абажура хлопало по ногам невысокую, худенькую невесту.

– А вот и наши молодые! – пророкотал усатый тамада. – Три-четыре: по-здра-вля-ем!

Гости старательно, но нестройно подхватили его призыв, с воодушевлением начав швырять в жениха с невестой рисом и конфетами.

– Ай! – взвизгнула морально не подготовленная к церемонии невеста.

– Блин! – рявкнул жених, получив в глаз то ли грильяжем в шоколаде, то ли здоровенным леденцом.

– Горько! – завопил поддатый свидетель и жадно припал к фужеру с шампанским.

– Горько! – вздохнула разочарованная свидетельница.

Она так надеялась, что со стороны жениха будет кто-нибудь приличный. Когда подруга выходит замуж, собственное одиночество ощущается острее, словно прореха на юбке, которую надо немедленно зашить. И вот нате вам – вместо подходящего кавалера нетрезвый плейбой с плебейскими замашками. Тьфу! Свидетельница покосилась на невесту, сплевывающую попавший в рот рис, и хихикнула.

– Лизка, не ржи! – шмыгнула носом новобрачная. – Сосредоточься. Тебе еще букет ловить.

– А тебе, Ритуся, каравай надкусывать, – подмигнула свидетельница. – Гляди, челюсть не потеряй в процессе.

– Ты не в курсе, что этот усатый вредитель еще приберег для торжественной части? – тревожно поинтересовалась невеста. – Я волнуюсь. У меня на его эксперименты уже сил не осталось.

– Да ну, – легкомысленно отмахнулась Лиза. – Чего теперь волноваться-то? Все уж. Жених не сбежал, и ладно.

– Дорогие Маргарита и Андрей! Жить богато вам вдвоем, жизнь одарит вас рублем! – возопил тамада и запустил в молодых горстью монет.

– Твою дивизию! – охнул жених, прикрывая невесту от града мелочи, радостно расшвыриваемой гостями.

– А я специально по пять рублей монеты копил, чтобы не копейки молодым бросать! – гордо надрывался дядя со стороны жениха, выпятив грудь и молодцевато тряся остатками челки.

Так начиналась семейная жизнь Риты Соловьевой.

Глава 1

– Рита, что ты топаешь как слон? – Андрей натянул одеяло на голову, уютно свернувшись калачиком. – Дай поспать!

– Ты и так целыми днями спишь, – раздраженно пробубнила она, роясь в шкафу. – Взял бы и проводил меня до работы хоть раз. Для разнообразия.

– В шесть утра? – Муж так изумился, что даже вылез из своего кокона и уставился на нее круглыми, опухшими со сна глазами.

– Да! – с вызовом бросила она. – Именно в шесть! Потому что сейчас я уйду зарабатывать на нас всех деньги, а ты будешь валяться весь день на диване! Я вообще не понимаю, почему ты постоянно болтаешься дома? Давно бы уже нашел какую-нибудь работу!

– Какую?

– За которую деньги платят! Хоть грузчиком!

– У тебя испортился характер, – со снисходительным сочувствием качнул лохматой башкой Андрей.

– Мне кажется, что у меня жизнь испортилась! – бросила Рита и, захлопнув шкаф, злобно стукнула по выключателю.

Когда она через минуту заглянула в комнату, чтобы взять сумочку, супруг уже сладко сопел.

Если бы не спавший в соседней комнате трехлетний сын, Рита, уходя, от всей души грохнула бы дверью.

На остановке было людно. Народ напряженно вытягивал шеи и зябко ежился, вглядываясь в туманную даль. Даль была даже не туманной, а мутной, под стать Ритиному настроению. Грязные листья бурыми кляксами застыли в подмороженных лужах.

Трамвайные рельсы терялись в сырой дали, уходя за горизонт. Горизонт не радовал. Никакого намека на трамвай там даже близко не было.

– Спят, паразиты, – злобно пропыхтела стоявшая рядом тетка в сиреневом берете. – А мы тут мерзни.

– Это все из-за буржуев, скупили все на корню, – моментально включился в дискуссию желчный, тощий мужик в шапочке «петушок».

Такие шапочки были в моде лет тридцать назад, когда значительная часть страны воодушевленно бегала на лыжах, поскольку иных развлечений в выходные дни не предполагалось. На лыжника мужик походил мало. Скорее он относился к другой части народонаселения, которая вместо лыж сидела в тепле и пила свеженастоянный самогон.

– У нас вон сокращения опять! Старейших сотрудников на улицу под зад пинком!

– А при чем тут трамваи? – презрительно усмехнулся молодой парень в бандане.

Первый морозец живописно залил его лопухообразные уши нежно-бордовым цветом. Но юноша, судя по всему, видел себя в зеркало в тот момент, когда его лопухи еще имели менее выраженный окрас, а потому был чрезвычайно высокого мнения о своей персоне. Он высокомерно оглядывал толпившийся на остановке люд и раздраженно раздувал ноздри. По его физиономии было ясно, что окружающих он считал неудачниками.

Контингент на остановке не менялся день изо дня, и в ожидании трамвая Рита развлекала себя фантазиями на тему вынужденных попутчиков.

Тетка в берете была как ель – зимой и летом одним цветом. Свой кислотный берет в катышках и серое дутое пальто снимала лишь летом, сменив на что-то столь же непримечательно блеклое. Лишь недолгое время в начале осени она вдруг стала кокетливо сдвигать беретик набок и даже подкрасила губы помадой морковного цвета. Все это выдавало некие позитивные изменения в личной жизни пассажирки, которые, впрочем, скоро исчезли – берет с октября она снова начала натягивать на уши, а помаду стерла.

Мужик в «петушке», ругавший буржуев, вероятно, в молодости посадил печень и испортил желчный пузырь, так как ругался ежедневно и неутомимо, точно радио, у которого сломался выключатель. Он клеймил правительство, современную культуру, происки мирового капитализма, погоду и манеру водителя возить народ. Любая реплика из толпы вдохновляла его на долгие речи, давая толчок фонтану дядькиного красноречия.

В юнце, который пыжился изо всех сил, изображая особу королевских кровей, по недоразумению забредшую в коровник, Рита сразу угадала студента-вечерника. Он, разумеется, видел себя через несколько лет с дипломом в кармане, на хорошей должности, спешащим на работу в приличном авто.

Мама всегда говорила, что Рита отлично разбирается в людях, и мечтала, что дочь станет как минимум психоаналитиком с богатой клиентурой. Светлая голова и хорошие оценки позволяли рассчитывать на престижный вуз. Удивительно, но Рита смогла поступить лишь в педагогический, после чего получила не самую лучшую работу и нашла не самого лучшего мужа.

То, что муж не самый лучший, мама повторяла еще в период сватовства. Сначала она возражала робко и вяло, потом, когда дело стало двигаться к свадьбе, Татьяна Юрьевна заволновалась и попыталась воспрепятствовать мезальянсу.

– Маргарита, это же плебей! Просто красивый, пустой эгоист, он испоганит тебе жизнь! – заламывала руки мама, периодически изображая некое подобие сердечного приступа и наскакивая на жениха с неудобными вопросами.

– Позвольте полюбопытствовать, Андрюшенька, а где вы собираетесь жить с моей дочерью? И на что? – нежно пела он, цепко ухватив Ритиного кавалера за пуговку. – Вы в курсе, что жену надо содержать? Я ее столько лет кормила, поила, воспитывала не для того, чтобы однажды в моем доме появился еще один нахлебник и сел мне на шею. Муж должен быть добытчиком. Мужчина, настоящий мужчина, я имею в виду… Хотя вряд ли вы понимаете, о чем я. Настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Интуиция подсказывает мне, что вы способны только на последнее, и то лишь потому, что рожать не вам! Муж моей дочери должен быть добытчиком. А не дополнительным иждивенцем на моей жилплощади. Возвращаемся к нашим баранам: где и как вы собираетесь жить с Маргариточкой?

– В шалаше! Я стану жить с ней в шалаше. А по утрам уходить с дубиной за мамонтом, – ехидствовал Андрей, который от шибко интеллигентной и склонной к заумствованиям тещи тоже был не в восторге. Зато он был в восторге от Риты. Этого с избытком хватало для того, чтобы дозреть до женитьбы и терпеть эту старую мегеру в качестве члена семьи.

Тогда Рита смотрела на жениха с обожанием, аккуратно намекая маме, что разберется как-нибудь сама.

Татьяна Юрьевна, с высоты жизненного опыта взирающая на то, как родная кровиночка уверенной поступью движется к волчьему логову, тоскливо взывала к дочкиному разуму и шантажировала ее разнообразными драматическими выступлениями на тему собственного здоровья.

Она была убеждена, что Маргарита достойна большего и лучшего, но не жизни с этим чернявым красавчиком. Нет, она, конечно, вынуждена была признать, что Андрей чрезвычайно хорош собой: широкоплечий, крепкий, высокий, кареглазый – просто картинка из модного журнала, а не мужик. Так ведь разве это плюс? Да любая нормальная мать сразу скажет, что нет, ни в коем случае! Красивый мужчина как эксклюзивное авто – ему нужен охраняемый гараж и сигнализация, иначе угонят. Кроме того, он старше Риты на десять лет. Мужчина за тридцать, мало чего добившийся в жизни, мягко говоря, вообще недостоин ее дочери. Да, они были красивой парой – хрупкая синеглазая блондинка и этот холеный хлыщ, – признавалась себе будущая теща. Но разве в красоте дело? Роза в хрустальной вазе тоже смотрится эффектно, а толку? Вот на грядке она будет цвести и пахнуть, а в вазе максимум через неделю завянет. Из чего следовало, что мужчина должен быть как грядка – неказист, но надежен.

Сама Татьяна Юрьевна считала, что вышла замуж неудачно, поскольку у супруга случился пресловутый кризис среднего возраста, в связи с чем он и улизнул из семейного гнезда к молодой любовнице. Кобелирующий папенька многократно приводился дочери в качестве примера проживания с ненадежным мужиком.

Дочка металась между двух огней, но отказываться от любви не собиралась.

Ведь она всегда хорошо разбиралась в людях! А Андрюша – хороший!

Тем тягостнее сейчас было копаться в своих ощущениях, понимая, что в чем-то мама была права. Нет, конечно, она не разлюбила, но… Словно идешь по жизни, а в ботинке то ли песок, то ли камушек. И вроде можно идти дальше, но лучше остановиться и вытряхнуть. Проблема заключалась в том, что аллегории аллегориями, а что именно вытряхивать из своей жизни, Рита не совсем понимала.

Самое сложное с точки зрения человеческой психики – признать свою ошибку.

А Рита все больше склонялась к тому, что, вероятно, ошиблась.

Фатально.

– За проезд передаем! – рявкнул кондуктор, выбросив в атмосферу пары перегара, смешанные с луком и какой-то кислятиной. Он протискивался сквозь пассажиров, плотно спрессованных в этот ранний час в ограниченном пространстве трамвайного нутра.

«А кто-то спит до полудня, потом в салон, затем на тусовку, а мимоходом заглядывает в гостиницу и шпыняет унылых неудачниц типа меня. Потому что они клиенты, а я обслуга. Почему я обслуга? Почему я там унижаюсь который год, а мой паразит-муж дрыхнет дома?» – тоскливо размышляла Маргарита, выдергивая ногу из-под ботинка топтавшегося рядом пассажира.

Мужик источал запах застарелого табака и кряхтел, периодически заходясь в мучительном кашле. Кашляя, он начинал переминаться активнее, как пьяный боцман в шторм, и все чаще наступал Рите на ногу. Скорее всего, ее замшевый сапожок после подобного акта вандализма выглядел чудовищно. Даже смотреть страшно, потому что фантазия рисовала всякую дрянь без капли позитива. А что делать? Не в такси.

Андрею с работой не везло. Он так и говорил, горестно хлопая себя по бокам, будто деревенская бабка:

– Просто какой-то злой рок! Не везет!

После чего усаживался у телевизора, печально сведя красивые брови домиком и требуя сочувствия. Первое время Рита послушно сочувствовала, но необходимость постоянно подрабатывать, бросая дома новорожденного Лешку, и клянчить деньги у мамы, у блудного отца или у свекрови уверенности в завтрашнем дне не добавляла. В душе ворочалось глухое раздражение. Хотелось какой-то иной жизни. Не такой убогой.

Андрей кочевал с одного рабочего места на другое, нигде толком не задерживаясь.