– Нет, – буркнула Вика. Ссориться с отцом не было ни сил, ни желания. Тем более что в ближайшее время могли понадобиться его знакомства в милиции.

– А чего рожа такая синяя? – усмехнулся Николай Сергеевич.

– Не выспалась.

– Ну-ну. Если залетела, лучше сразу скажи. Я тебе рожать без свадьбы не позволю. Мне внуки из подола не нужны. Либо девай куда хочешь, либо сдавай женишка, мы его заломаем и объясним, что к чему.

В том, что папа заломает и объяснит, Виктория не сомневалась.

Дима позвонил тогда, когда она уже совершенно отчаялась.

– Ты? – выдохнула Вика, подавившись заготовленной речью.

– Я, – весело подтвердил он и добавил: – А чего пауза такая драматическая? Это ты мне обрадовалась, или я не вовремя?

– Ленка где? – выпалила Вика.

Дмитрий впал в задумчивость, после чего радостно выдал:

– Ленка, это такая здоровенная пьяная деваха с потрясающими сиськами?

– Не такие уж они у нее потрясающие, – немедленно обиделась Вика.

– Не скажи. Я такие раньше только в кино видел.

– Ясно. А вчера тебе их показали наяву. Ну и как? Чувствуешь себя счастливым? Ленка где-то рядом?

– Ты обиделась? – рассмеялся Дима. Так искренне смеются только люди с кристально чистой совестью.

– Где эта кобыла? – крикнула Вика. – Ее тетка ищет. В состоянии, близком к инфаркту. А я не знаю, что говорить.

– Солнышко, да я понятия не имею, где твоя подружка. Если с Вадиком уехала, то, наверное, до сих пор у него. Вадик меньше двух дней подряд не пьет, девушка твоя тоже, похоже, выпить не дура, поэтому они, скорее всего, пришли к консенсусу.

– Ленку надо вернуть тетке, – заявила Вика. – Иначе старуха сведет меня с ума. Пусть лучше племянницу свою доводит. Я полдня тут ее хороню, а она, оказывается, пьет! Какая наглость!

– Так, может, и не пьет. Может, и правда померла уже, – неудачно пошутил Дима, снова вогнав Вику в ступор.

– И часто у тебя случаются сомнительные приступы остроумия? – процедила она.

– Редко. Я тупею, когда стесняюсь, – абсолютно серьезно отрапортовал Дмитрий. – Можно я за тобой заеду? И мы вместе отправимся вызволять твою подружку. Это же повод встретиться?

– Повод, – подумав, согласилась Вика. – Но потом ты отвезешь меня домой. И все.

– Как скажешь, – хмыкнул Дима. – Только у меня дома неубрано. Ничего?

– Через сколько ты приедешь? – проигнорировала очередной всплеск его остроумия Вика.

– Уже лечу!

Дверь квартиры Вадима навевала на мысль, что Ленка с выбором не ошиблась. Кожаная обивка с золотыми гвоздиками и тяжелой позолоченной ручкой в виде львиной лапы. Из-за дверей доносились звуки разухабистого шансона.

Дмитрий нажал кнопку звонка, стилизованного под женскую грудь, и приник ухом к двери. Кроме надрывной песни про нары, никаких других звуков из квартиры не доносилось.

– Спят, наверное, – предположил он и деликатно попинал косяк.

Как известно, деликатность хороша лишь в общении с девушками. Чтобы попасть в квартиру к сильно выпившему товарищу, следует оставить дипломатию для джентльменов. В течение двадцати минут Дима лягал двери, как взбесившийся мустанг, а Вика, презрев смущение, терзала кнопку звонка, периодически трубно завывая в щель:

– Ленка, ты там?

– Фулюганы! – прошамкал из-за соседней двери склочный старческий голос. – Вот я милицию вызову.

– Нас уже вызвали! – утешил соседку Дима. – А что, бабушка, ночью-то сосед ваш хулиганил? Музыка играла?

– Приперся заполночь с шалавой, включил своих уголовников, и все.

– Что – все? – испуганно воскликнула Вика. – Двери-то откройте!

– Все – это значит все. Пьют и развратничают. А двери я не открою. Может, вы и не милиция вовсе. А у меня ценности в доме. Пенсию вчера выдали.

– Вы бы, бабуля, про пенсию-то первым встречным не рассказывали, – намекнул бдительный Дмитрий.

– Так вы ж милиция! – торжествующе каркнула бабка. – Или нет? Кстати, у нас на прошлой неделе мужик из соседнего дома водкой паленой отравился. Может, и этот бугай наконец на кладбище переедет. Как думаете, мне как соседке его жилплощадь положена?

Беседа зашла в тупик. Вика приготовилась плакать, но тут заблаговременно похороненный сосед подал голос:

– Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! – И радостно заржал собственной шутке, гремя замками.

В домашнем костюме, состоявшем из семейных трусов с божьими коровками и гигантских клетчатых тапок, Вадик оказался менее презентабелен, нежели накануне в клубе. Он был тощий, волосатый и кривоногий. Но физиономия у него оказалась очень даже смазливой, и щетина ее не портила.

– Ленка где? – двинулась на него Вика, которой не терпелось высказать подруге все, что накипело, и вернуть блудницу на растерзание тетке.

– Ленка – это кто? – озадачился Вадим и жалобно уставился на Диму.

– Грудастая такая, мы ее тебе вчера в машину сажали.

– Может, я ее там забыл? – испугался Вадик. – И она замерзла? Меня посадят?

– Соседка видела, как вы вместе в квартиру заходили, – сообщила Вика. – Где она?

– Давайте вместе поищем. – Вадик перестал веселиться и трусливо протолкнул гостей в глубь апартаментов.

Квартира была чистой и шикарной. Судя по обстановке, деньги у нового Ленкиного знакомого имелись. А вот имелась ли посреди всего этого великолепия Ленка, оставалось под вопросом.

– О! – протяжно донеслось из глубины помещения в Димином исполнении.

Вика с Вадиком ринулись на звук.

Ковальчук все же находилась там. Даная расплакалась бы от зависти, глядя на Ленку в бело-золотой спальне. То ли у Вадика были проблемы со вкусом и с мерой, то ли он таким образом вкладывал капиталы, но золота в комнате было, как навозных мух на колхозном дворе. Вензеля, завитушки, просто здоровенные блестящие шайбы, рамы и, как апофеоз всего этого великолепия, массивная золотая люстра с каскадом хрустальных висюлек. Под люстрой и возлежала в позе куртизанки абсолютно голая Ковальчук. Нереальность картины нарушал лишь ее молодецкий храп, иначе комната была бы похожа на декорации к костюмированному средневековому представлению.

– Ух ты, что у меня есть! – восхитился Вадик. – А я там, как дурак, сплю! Один!

– Продолжайте в том же духе, – процедила Вика и бесцеремонно потрясла Ленку за полное плечо. – Девушку мы забираем.

– Шалун, – мурлыкнула Ковальчук и повернулась, предъявив собравшимся тыл.

– Не отдам, – робко возразил Вадик и расплылся в счастливой улыбке.

– Ленка, сама пойдешь, или я сейчас вызову Софью Леонидовну? – грозно крикнула Вика.

Ей было противно, что Дима стоит и сравнивает их сейчас. И еще неизвестно – в чью пользу сравнение. Хотя мужчины существа настолько примитивные, что, как правило, в необъятных состязаниях выигрывают женщины с минимумом одежды. Поскольку опасность потерять навсегда безалаберную Ленку отступила, вернулся здоровый интерес к Диме. Тем более что такие приключения обычно сближают. А если Вика планировала с ним что-то серьезное в дальнейшем, то на фоне беспутной подруги она должна была выглядеть выигрышно. Вот если бы только не Ленкины прелести, выпяченные с младенческой беззастенчивостью!

– Лена, я звоню тетке! – в бессильном раздражении напомнила Виктория.

– Не надо. – Ковальчук резко встала, как зомби, почуявший зов природы, потрясла свалявшимися волосами и твердо сказала: – Я уже иду. – И снова рухнула на кровать, накрыв голову одеялом.

– Надо ее нести, – Вика жалостливо покосилась на Диму.

– Я не понесу, – взял самоотвод Вадик и в знак протеста улегся рядом с Ленкой. – Мы взрослые люди и сами разберемся.

– Вот я сейчас позвоню Софье Леонидовне, она приедет и разберет вас сама, – напомнила Вика таким тоном, словно вышеупомянутая Софья Леонидовна являлась не благообразной бабулькой со старорежимными замашками, а терминатором с гранатометом.

– Софья Леонидовна – это кто? – напрягся Вадик.

– Танк в пальто, – буркнула Ленка. – Я бы даже сказала – гаубица. Страшное дело, в общем. Но наши чувства, я считаю, выше этого.

– Ну, если ты так считаешь, – расплылся в дурашливой улыбке Вадик. – Ребята, эта принцесса моя, она добыта в неравном бою, и я ее не отдам. Даже этой гаубице в пальто, которой вы меня пугаете.

– Интуиция мне подсказывает, что в неравном бою вы бились бок о бок за одно и то же. Ленка пленных не берет, так что осторожнее.

– Предлагаю отстать от них, – произнес Дима. – А родственнице этой позвонить и сообщить, что с Леной все в порядке. В конце концов, она и сама в состоянии разговаривать, так что пусть разбирается со своей семьей без нас. А у нас найдутся дела поинтереснее.

– Это какие? – неуверенно улыбнулась Вика. Ей очень хотелось, чтобы дела оказались романтическими и общими. Но она побаивалась, что голая Ленка расположила ее кавалера к более приземленным действиям.

– Я желаю красиво поухаживать за тобой, – шаркнул ногой Дмитрий, и Вика заподозрила, что он самым нахальным образом читает ее мысли. Или же просто у нее на лбу все написано.

– Ну, поухаживай.

– И поухаживаю.

* * *

Аня ела овсянку на воде и занималась аутотренингом, убеждая себя в полезности этого клейстера для здоровья, желудка и цвета лица. В мыслях она представляла себя во дворце за более изысканной трапезой.

– У тебя выражение лица, как у умалишенной, – нарушила медитацию мама.

– Кто бы говорил, – пробормотала Аня. – Ты лекарство приняла?

– Приняла, – с вызовом отреагировала родительница. – А Галина со второго этажа замуж вышла.

– Совет да любовь, – промямлила Аня.

Она уже знала, что мама скажет дальше. Беседы на тему Аниного неумения устроиться в жизни, нежелания выглядеть, одеваться и вести себя как женщина повторялись с удручающей регулярностью. Насмотревшись телевизора, мать вообще вбила себе в голову, что у Ани нетрадиционная ориентация и в минуты особо дурного расположения духа называла ее «лебизянкой». Исковерканное слово ассоциировалось у Анны с «обезьянкой», и она не спорила. Обезьянка так обезьянка. Чтобы выглядеть по-человечески, нужны деньги. А их нет. Не было даже лишнего рубля на нормальный шампунь и помаду. Голову она мыла хозяйственным мылом, а краситься даже не пыталась, придумав, будто от косметики портится кожа. Аня вообще ощущала себя настолько уставшей от ежедневной серости будней, что если бы вдруг выяснилось, что она больна какой-нибудь смертельной болезнью, Кочерыжкина обрадовалась бы этой новости, как избавлению. Жизнь походила на подземный лабиринт, пропитанный сыростью, страхом и безысходностью, выход из которого замуровали. Аня бродила по гулким замшелым коридорам безо всякой цели, автоматически перебирая день за днем, словно пожухлые листья.

– Такая невзрачненькая, тощенькая была, а муж очень представительный мужчина, – бубнила мама. – А все почему? Умеет себя подать. Одевается со вкусом, прическа, маникюр – все при ней. Женщина должна быть женственной!

Объяснять матери, что на женственность у них элементарно нет денег, было бессмысленно. Родительница была железобетонно уверена, что не в деньгах дело. Вот они после войны красили брови сажей, щеки и губы свеклой, а волосы накручивали на тряпочки! И выглядели отлично.

Иногда Анна фантазировала на тему, как заявится на лекции в свекольном марафете. Получалось несмешно.

После войны нищета была общей, и никто особо не выделялся, а сейчас, когда часть населения разъезжала на дорогущих иномарках, получала зарплату в валюте, а кто-то таращился на все это великолепие из-за черты бедности – мамины стереотипы устарели. Если раньше человек с деньгами именовался ворюгой или аферистом, а бедность считалась синонимом честности, то теперь такие бедные и честные, как Аня, назывались неудачниками и даже не вызывали жалости у окружающих.

Галина, кстати, ничем особо от Ани не отличалась. Одевалась скромно, родители у нее были не просто пьющие, а натуральные алкаши, в связи с чем Галя во дворе слыла девочкой из неблагополучной семьи. Она была страшненькой, тощенькой, похожей на неухоженного цыганского ребенка, только в отличие от Ани училась плохо и рано начала общаться с мальчиками.

Удивительно, но местные парни не обращали внимания на недостатки Галиной внешности, вполне благосклонно принимая ее общество. Галя была для Ани Кочерыжкиной чем-то сродни феномену. Более того, Аня полагала, что соседка очень скоро плохо кончит. А получилось все не так, хотя и вопреки логике. Где и каким образом Галина подцепила вполне приличного мужчину, оставалось загадкой. Она уехала на белом лимузине, в белом платье, с шариками и гостями в новую жизнь. И Аня не сомневалась, что сюда соседка никогда не вернется. А жаль, очень хотелось бы получить у нее мастер-класс. Она даже не ожидала, что новость о Галиной свадьбе наотмашь ударит по самолюбию. Аня уже несколько дней пыталась об этом не думать, и вот пожалуйста. Пришла мама и напомнила.

Случилось то, чего не могло случиться. Аня не любила сказку про Золушку, потому что там все было враньем. От первого до последнего слова. Принцы не женятся на служанках. Эту историю могла сочинить лишь обиженная судьбой женщина для собственного успокоения. Вот Анечка, например, сочинила себе параллельную реальность и даже начала туда постепенно перемещаться. Просто потому, что в жизни по эту сторону границы не было ни радости, ни смысла. А Галина каким-то непостижимым образом взяла и вырвала свое счастье из запредельных фантазий. Можно сколько угодно убеждать себя, что мелодрамы придумывают ущербные и обманутые в лучших ожиданиях тетки, но когда подобная история происходит рядом с тобой, и даже запах духов счастливицы потом долго-долго раздражает обоняние, а опавшие лепестки от многочисленных свадебных букетов треплет во дворе ветер, в душе что-то ломается. С хрустом и треском. И жить с таким открытым переломом души нет ни сил, ни желания.

Порой судьба долго выжидает чего-то, брезгливо наблюдая за подопечными, плывущими по течению. И большего, чем утопление в очередном водовороте, они вроде бы и не заслуживают. Удача любит лягушек, которые взбивают молоко лапками, а тем, кто лишь констатирует несправедливость окружающей действительности, не пытаясь повлиять на нее или хотя бы побултыхаться, не видать никаких чудес. В этом мире все закономерно, каждому дается по силам и по заслугам. Но иногда где-то там наверху происходит сбой, и фортуна вдруг дает такому покорному и безответному существу увесистый пинок, сталкивая его с орбиты и отпуская в свободное плавание.

Видимо, Галина свадьба, переосмысленная мамой и всесторонне обдуманная Аней с точки зрения отсутствия закономерностей и логики, и стала таким пинком.

Аня редко смотрелась в зеркало, поскольку там не было ничего интересного. Если ничего в своей внешности не меняешь, то и сюрпризов ждать не приходится.

«А чем я, собственно, хуже Галки? – вдруг подумала Анна. – У меня красный диплом и затрапезная внешность, но ведь себя можно сделать, слепить из «того, что было». Это мозги блестками не украсишь – если извилин не было, то их на бигуди не накрутишь, а с лицом вполне можно что-нибудь сотворить».

Обычно эта мысль появлялась последней в размышлениях о радикальных переменах. Потому что любые дальнейшие идеи упирались в отсутствие денег. Идея без материальной базы неосуществима. Зеркало в очередной раз расстроило, предъявив Ане доказательства ее невыигрышных исходных данных. Но если уж она сошла с привычной орбиты, то и шевелиться надо активнее. Одной лишь констатации факта недостаточно, надо еще придумать, как перетянуть факты на свою сторону.

Всю ночь Аня проворочалась, а к утру решила действовать, исходя из имеющегося минимума. Первый плюс – красный диплом, до которого оставался год. С дипломом можно устроиться на приличную работу. Иллюзии об идиллическом обучении детишек Аня растеряла еще во время практики: учебные планы, собственноручное изготовление пособий из «ничего», совершенно неуправляемые обнаглевшие дети, хамоватые родители и тотальное безденежье педагогов. Получалось, что надо пристраиваться в частную школу или гимназию. Или вообще гувернанткой. Последняя идея ее очень даже взбодрила.

Но прежде всего необходимо поверить в себя как в женщину. То, что отражалось в зеркале, на женщину не тянуло. Это недоразумение в старых тряпках следовало одеть и причесать. Если волосы не уложить во что-то приличное, то их можно отрастить. Женщины с длинными волосами ценились во все времена. К тому же если их распустить, то будет очень даже ничего. Во всяком случае, интереснее, чем куцый «хвостик», раз в квартал отстригаемый кухонными ножницами.

«И как я раньше не догадалась волосы отрастить? – недоуменно таращилась в потолок Аня. – Лоб челкой прикрою, заколку какую-нибудь красивую – и уже не такой жалкий вид. И одежда. Женщину делает одежда. Вон, Галка в свадебном платье – вылитая принцесса. И все вранье, что не место красит человека. Именно место и антураж. Где бы деньги взять?»

И тут Аню осенила мысль, которая не приходила ей в голову раньше: подрабатывать. Нет, она даже могла себе объяснить, почему до сих пор не додумалась до такого простого варианта. Чтобы получить красный диплом, она все свое время посвящала учебе. Куда может пойти после лекций скромная барышня без копейки денег, отвратительно одетая и снедаемая стаей комплексов? В библиотеку. Именно там и проводила значительную часть времени Аня Кочерыжкина. Библиотека дала ей знания, но лишила необходимого жизненного опыта. Но лучше поздно, чем никогда.