Формула поста

Некоторые средневековые трактаты часто заканчиваются фразой «об этом довольно», то есть: «хватит уже об этом, достаточно», и мне бы тоже хотелось однажды написать такой текст про постное время, который бы заканчивался этими ободряющими словами.

Не получается. Потому что с началом поста я слышу привычные вопросы:

по каким дням разрешается рыба?

а можно ли сегодня с маслом?

благословите, отче, кушать с молоком – у меня язва?

И прочая, и прочая, и прочая.

Но я снова и снова отвечаю на эти недоумения, и не перестану, потому что мне жалко людей, потому что тема поста погружает многих если не в болото лицемерия, то в вечное чувство вины и виноватости. Ведь ты не можешь соблюдать, как положено, даже если приложишь все возможные усилия, значит – грешник, несовершенный и сластолюбец! И живет церковный человек годами в глухой православной депрессии, разъедаемый ненасытным чувством вины.

А все-таки, как положено? Кем положено? Кому положено? Как поститься, чтобы не согрешить, чтобы Бога не обидеть и святых Его?

Предрождественский пост в древности длился один день – это был канун Богоявления. Дело в том, что когда-то два наших чудесных праздника – Рождество и Крещение – приходились на один день, и однодневный пост был обращен именно на событие Богоявления как особая жертва духовной сосредоточенности, время, отделенное специально для осмысления этого величайшего события. Вот из этого зерна, из однодневного усилия позже и вырос наш сорокадневный пост.

Однако его продолжительность и устав трапезы никогда не имел значения всеобщего или абсолютного правила для всех. Общего устава для мирян никогда не существовало, а монастыри руководствовались каждый собственным уставом и волей игумена, так что один из византийских богословов XV века Георгий Протосингел, описывая традицию Рождественского поста, принятую в его время, писал, что в столице постятся сорок дней, в других регионах начинают говеть с 1 декабря, в третьих – с 6-го, а где-то и с 20-го – и все это совершенно нормально уживалось внутри одной традиции, никому и в голову не приходило обвинять другого в ереси или модернистских тенденциях.

Немного ранее, в XII веке, известный канонист Федор Вальсамон сообщал, что в Константинополе постятся сорок дней предрождественского поста, но не все, а только монахи, однако большинство предпочитает только четыре дня поста перед праздником, что Вальсамон осуждает, настаивая на самом разумном: воздерживаться семь дней перед Рождеством.

Святитель Иоанн Златоуст в «Слове шестом против аномеев. О блаженном Филогонии» призывает своих слушателей соблюдать пост – пять дней воздержания перед праздником Рождества, подчеркивая, что не количество дней важно, а расположение души.

– Откуда же у нас в календарях эти предписания: сухоядение, без масла, разрешение на рыбу?

– Они взяты из Типикона – общего устава, регламентирующего жизнь типового мужского монастыря, то есть это правила для монахов, потому что поститься сорок дней перед Рождеством было обычной монашеской практикой, не мирянской, и если бы в нашем церковном обществе вдруг обнаружилось достаточно канонической воли, чтобы объяснить людям, что все эти правила не для вас, а для монахов, причем не всех, а только тех монастырей, где это принято, – сколько людей вздохнули бы с облегчением и смогли провести этот пост спокойно, без вечного чувства вины и ханжеской двусмысленности. К тому же если бы мы решились возродить древнюю традицию пощения для мирян – пять дней перед Рождеством, – решился бы и вопрос с «новогодним неврозом», когда наши несчастные постники еще больше изводят себя чувством вины из-за невозможности законно пережить красивый семейный праздник.

Ведь дело вовсе не в пище. Если вам хватит усердия в изучении памятников церковной письменности, вы обнаружите такую пестроту практик поста и воздержания, что просто закружится голова. Как же правильно: так, как постились святые Студитского монастыря, или ирландские аскеты, или православные сирийские подвижники, которые вообще не знали привычных нам форм говения?

На самом деле формула у поста довольно простая, даже ребенок запомнит:

пост = сдержанность + скромность.

Пост – это два «эс»: сдержанность и скромность – вот и все.

Постная пища – скромная пища. И наоборот, скоромно – это когда нескромно. Поэтому обед, который вам обошелся дороже и хлопотнее обычного, – непостный.

Если вы по случаю поста отобедали убитыми горем лобстерами и модным японским супом с черной лапшой, заплатив за одобренное Типиконом удовольствие втрое больше обычного, вы оскоромились, вы нарушили пост.

Если вы позавтракали обычной овсяной кашей на молоке – вы правильно поститесь, потому что пост нарушает не многострадальное молоко или пролетарские пельмени, а роскошь и несдержанность, которая может себя проявить и с самыми невинными продуктами.

– А как определить: что скромно, а что нет?

– Это уже мера вашей воспитанности. Людям проще, когда за них кто-то все решил, но христианская аскеза – это разновидность творческого усилия, а значит, личного, свободного поиска и напряжения. Если нет всеобщего устава, – да и не может быть! – вам самому надо найти свою меру поста, а для этого надо познакомиться с собой, своим телом, желаниями и эмоциями, а это большой многолетний труд.

Конечно, не только верующий, но и всякий воспитанный человек должен быть сдержанным и скромным каждый день своей жизни, но постное время должно быть временем простоты, чтобы человек мог освободить свое внимание для самого главного, ради чего, собственно, все это и затевается, – ради созерцания Христа, ради богомыслия.

Пусть вас не пугают эти высокие и благородные слова.

– Где я, а где богомыслие! Кто я такой, чтобы созерцать Христа!

– Ты – дитя Божие, и Господь пришел сюда ради тебя! Помнишь – «нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес»!

Самое главное, что мы должны помнить о Рождественском посте: это время, когда следует забыть все наши обычные распри и церковные склоки, разговоры о юрисдикциях, скандалах, пикантных новостях, дискуссии о юбках и количестве маргарина в печенье, – вся эта «скоромная пища», мутная пена религиозной суеты и пошлости должна уйти, освободить место для Христа, для созерцания Его светлого Лика.

Только Христос! – вот формула Рождественского поста.

Сокровенный Христос

Если Рождественский пост не пища и питие, а созерцание Христа, то – как же это трудно! Порой мне кажется, что именно здесь лежит настоящая причина нашей религиозной суеты, с бесконечными записками, правилами, церковными сплетнями и торжествами. Религия – лучший способ спрятаться от Христа.

Школьником я впервые оказался в Третьяковской галерее. Это был второй год моего воцерковления, и я с жадным восторгом ходил по залам иконописи. Там и правда есть на что посмотреть – образа почтенной древности и подлинного мастерства. Это было много лет назад, но из всех изображений ясно и отчетливо помню только один образ, который буквально вошел в душу, – Спас из Звенигорода.

Для меня вовсе не важно, что это Андрей Рублев и XV век. Кажется, тогда я даже не обратил на это внимания. Огромная доска с утраченными красками – даже левкас сошел, – и небольшой островок Лика. Ни благословляющих рук, ни Евангелия, ни нимба нет на этой иконе, надписание Священного Имени утратилось, и только Лицо Спасителя, Его Пречистые Очи!

У подростков нет привычки подолгу стоять перед картинами в музее. Но я остановился и не торопился уходить, стоял, а потом и сидел, и это было тем более странно, что я не смотрел на Образ – всего лишь оставался рядом, изредка подымая глаза. Мне было достаточно просто быть в Его Присутствии. Как будто не краска сошла с доски, а наоборот, Христос заглядывает в небольшой проем, который Он Сам пробил в этот мир, и там, где сошло косное и давно умершее дерево, глаза в глаза можно повидаться с Богом.

Это прекрасно!

И очень страшно!

Я это понял, когда оказался в зале с иконописью XVII века. Многофигурные, красочные, утопающие в золоте и буйстве орнамента иконы, такие роскошные, что кружится голова. И они на самом деле красивы и праздничны. Но слепящая позолота и иконное многолюдство не только кричат о торжестве Православия, о богатстве и силе нашей веры, о нашей религиозной правоте. Этот восторг красок и фигур прячет Христа, Он просто утопает в этой «сладости церковной». Именно так я переживаю следы религиозного триумфа, которые остались в церковном искусстве.

Троицу – бессмертное творение Андрея Рублева, созданное в единстве простоты, святости и художественного гения, столетиями прятали под толстой золотой ризой, усыпанной драгоценными камнями, тяжелыми нимбами и цатами. И таких золотых окладов было несколько, так что сама икона смотрелась бедной сиротой, которую еще терпят из жалости и сочувствия ради очевидных заслуг дальних родственников.

С Христом трудно. Особенно один на один. Это глубина, на которую мы не заходим, потому что нескромно и дерзко, и отовсюду сочувственно кивают:

– Кто ты, а кто Христос! Понимать надо!

Но я открываю книгу Деяний апостолов и послания Павла, и они говорят совсем о другом: христиане – это люди, которые живут Христом! Не религией – она еще только оформлялась в апостольский век, – а Христом. Они с нетерпением ждали Его возвращения, жили Его Присутствием. Когда апостол Павел говорит, что крестившийся облекся во Христа, он ни капли не лукавит: не в религию облекались первые ученики, а во Христа, и правду этих слов они ощущали кожей! Главным молитвенным призывом весны христианства был апокалиптический возглас: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» Ученики звали Его, жаждали Его Явления и не хотели ничего знать, кроме Иисуса, и притом распятого!

А потом пришли более осторожные поколения христиан, которые всерьез призывают усилить молитвы, чтобы отсрочить день Его Пришествия, и этим людям мы должны сказать спасибо, потому что они хотя бы так напоминают об этом дне и Того, Кто обещал прийти.

Только совсем недавно в тюрьмах и ссылках томились христиане, у которых было отнято все – храм, богослужение, роскошные библиотеки и полнокровные хоры, высокие колокольни и многолюдные праздники – и они были рады чудом сохранившейся страничке из Евангелия, которую целовали со слезами как великое утешение, как свидетельство Присутствия Того, Кого мы так усердно прячем и от Кого сами прячемся в уютном золоте религии. Эти нищие и голодные страдальцы в ссылках и тюрьмах заново открывали Христа и жили Его Присутствием, им так близко было ликование первых учеников, которые очень хорошо знали, что значит облечься во Христа, жить Христом, оставив все лишнее позади, отдав свое сердце и жизнь одному лишь Иисусу.

И вот Он – Спас из Звенигорода, который пришел, как призыв и пророчество.

Словно мы маленькие дети, которые отвлекаются на все пестрое и блестящее, и нашему незрелому вниманию нужна помощь и поддержка. Уж не сам ли Христос – Великий Детоводитель – обрушил всю эту позолоту, стряхнул массивный киот, опрокинул лампады, разбросал подсвечники и даже саму икону не пощадил, чтобы убрать все лишнее, все отвлекающее?

Чтобы наконец встретились мы лицом к лицу, глаза в глаза, без суеты и спешки.

Только Христос и я.

И тишина.

И молчание.

Назад к Иисусу!

Созерцание Христа – главное духовное упражнение Рождественского поста. Это так естественно и понятно, но в то же время невероятно сложно, в чем убедиться может каждый. Оказывается, в этом деле религия не помогает, а зачастую даже мешает. Все наши ритуалы, обряды, шествия, церковная эстетика и риторика существуют только для того, чтобы помочь этому созерцанию, но если мы будем честны перед собой, то согласимся, что неожиданно религия стала лучшим способом спрятать Христа и спрятаться от Христа.

– Вы хотите сказать, что ради Христа надо избавиться от религии?

– Ни в коем случае! Религия – это язык веры, язык, на котором мы говорим о Боге, а порой даже и с Богом. Призывать избавиться от религии – то же, что вырывать людям языки только потому, что кто-то соврал или может соврать.

Человек – существо религиозное, он живет в мире символов и значений, и некоторые из них настолько значительны, что больше любых слов и трактатов требуют порыва, жеста, движений, если хотите, танца. Только уж так устроен мир, что любая вещь в нем может портиться, и даже драгоценные царские одежды время от времени отдают в починку или просто проветривают. Так и Церковь каждый раз должна задавать себе вопрос, оставленный нам апостолом Павлом как духовное упражнение:

«Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследуйте.

Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас?

Разве только вы не то, чем должны быть» (2 Кор. 13: 5).

Рождественский пост – общецерковное духовное упражнение. Не просто моя личная гастрономическая история, а ревизия смыслов – богослужебных, богословских, канонических, моральных.

Кто для нас Христос?

Что в нашей религиозной стихии главное, а что второстепенное?

Есть ли место Христу в нашей жизни?

Христианское ли у нас Православие?

Или, повторяя апостола Павла, полезно усомниться: может, мы не те, кем должны быть? Христос действительно с нами и в нас? Мы в вере или в религии?

Такие вопросы требуют честности и прямых ответов. Но даже беглый взгляд на нашу церковную жизни показывает, что Христос – Уважаемый Посторонний. Мы все Ему очень благодарны и готовы всякий раз подтверждать свою преданность, но есть насущные задачи и потребности, и Ему следовало бы войти в положение и понять, что тут люди делом заняты – соблюдают Устав, возрождают традиции, охраняют нравственность, поддерживают стабильность.

Мне рассказывали про одну старушку, которая забежала в церковь, бухнулась на колени и закричала:

– Господи! Да скажи же Ты той Матроне, чтобы она меня исцелила!

Детская наивность? Святая простота? Нет, это своего рода «символ веры», исповедь народа, вопль честного сердца. Про Христа мы вспоминаем, когда уже совсем все плохо или такая путаница из-за вековых религиозных нагромождений, что и академикам не разобраться.

Ведь так и есть: вот мощи угодников, вот чудотворные иконы и целебные источники, вот поминают покойников и крестят деток – это все так понятно, и всему можно найти место, объяснение и отклик в сердце человека.

Только Христос всегда выпадает из схемы. Какой-то Он бесполезный, что ли, никуда Его не пристроишь в нашем религиозном хозяйстве.

Какие молитвы с удовольствием поют всем храмом? Кому служат молебны? С чего начинается день в святых обителях? Какие иконы украшают дома?

Если Православие есть правильное прославление, то самый важный гимн – «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» – уже давно не воспринимается церковным обществом как важнейшее из песнопений, он превратился в связку для тропарей, стихир, седальнов. А ведь все тропари и стихиры не более чем передышка во время пения этой древней молитвы. И что здесь главное, а что служебное?

Великое славословие на утрене за редким исключением никогда не поет народ в церкви, даже и не подпевают. Начни петь древнейший гимн «Тебе Бога хвалим» – его никто не подхватит и мало кто разберет, что это такое, ведь самое главное уже совершилось – записки прочитаны, а народ окропили святой водой. Ангельское приветствие «Слава в вышних Богу» – это богооткровенное славословие – даже на Рождество поет только хор, как часть стихиры или необходимую приставку к шестопсалмию. А ведь это не просто рядовое песнопение, это богослужебное событие!