На новом месте служения в Уфе, вспоминая все те насмешки и унижения, которые ему пришлось пережить в Минске, и тот бесценный опыт, который благодаря им он приобрел, иеромонах Фаддей лишь укрепился в своей решимости при всех тесных обстоятельствах оставаться прежде всего учеником Христовым. Он писал: «Чтобы приобрести истинную любовь, человек постоянно должен быть готовым встретить неприятности и ненависть со стороны людей, которым он желает добра. И это есть для него то крещение огненное, которым он должен креститься! Только испив сию чашу и приняв такое крещение, он приобретет истинную любовь к людям. Тогда он научится искать во всем не того, что ему самому приятно, а того, к чему побуждает его любовь к другим людям. И как каждый человек всеми силами порывается сделать что-либо доброе и приятное тому, кого он любит, так должен он стараться расположить себя и в отношении ко всем».
С 1901 года по 8 января 1903 года иеромонах Фаддей состоял членом Уфимского епархиального училищного совета; с 13 июня по 15 июля 1901 года он преподавал учительницам церковно-приходских школ общую дидактику и методику Закона Божия и церковнославянский язык на летних учительских курсах.
Открывая курсы, иеромонах Фаддей сказал: «Озирая лицо земли Русской, со скорбью мы видим, что из высших, иногда лишь по имени только, интеллигентных классов общества волна разнузданности мысли и воли всё более идет в народ и грозит опустошить любимое достояние его – веру Христову. Еще по преданию и привычке он крепко держится этой веры, но холод страстей может корень и его жизни погубить, сделав его маложизненным, как подточен он уже сомнениями в большей части так называемого интеллигентного общества. И может случиться с ним то же, что с одной из древних христианских церквей: „ты носишь имя, будто жив, но ты мертв“ (Апок. 3: 1). Не за то ли постигают его и постоянные бедствия: то голод, то засуха, то град, то землетрясения, что он оставляет веру отцов и не держится ее всем сердцем. Не оттого ли высшие классы общества озираются в недоумении, где найти исход из современного печального порядка вещей, и нигде не видят помощи человеческой, ибо бессильной оказывается эта помощь там, где необходима высшая помощь Божественная…
И вот ныне все мы, призванные быть просветителями народа, что должны положить в основание этого просвещения, как не веру Христову?.. Сохраним в себе этот свет Христова учения, глубоко внедренный в сердца наши еще при самом вступлении в мир сей, и взыщем его как драгоценное сокровище, ради которого мы готовы были бы оставить всё, лишь бы его приобрести прежде всего! И весь разнородный материал просвещения, из которого духовно созидается человек, постараемся приспособить к единой высшей цели человеческого существования! Цель же сия – приготовить в душе каждого внутреннюю храмину для обитания Христа, Который бы был светом вечным и истинным, просвещающим „всякого человека грядущего в мир!“ (Ин. 1: 9)».
Основывая свое видение окружающего на Священном Писании, педагог-подвижник не мог не замечать глубокого нравственного неблагополучия в обществе, грозящего всем большими бедствиями. «Но если исполнились слова Господа об Израиле, то должны исполниться и о нас, – писал иеромонах Фаддей. – Мы один из тех народов, которому отдано Царствие Божие, вместо Израиля, дабы принести плоды в назначенное время. Уже девять веков прошло с того времени, когда русский народ призван к деланию в винограднике Царствия Христова. С тех пор он возрос в мужа силы. Обладая богатыми духовными дарованиями, он превзошел другие народы: обессилевшими и умаленными являются они пред этим народом, далеко распространившим свои пределы в Европе и Азии и занявшим шестую часть всей земли. Велико должно быть и назначение такого народа для Царствия Божия. <…> Но вот уже издавна начались и продолжают совершаться в жизни этого великого и прекрасного народа болезненные расстройства и потрясения. Они всё более сильно и глубоко начинают колебать те основы, на которых зиждется прочное здание, им воздвигнутое. Всё более усиливается неверие во Христа, бывшего от начала истинным краеугольным Камнем этого здания. <…> Быть может, некогда и в России произойдет столь же общее отступление от Бога, какое наблюдается во многих странах Запада, и тогда настанет конец тем более ужасный, чем более вверено было нашему великому народу. Хотелось бы всем нам, любящим Россию, воскликнуть: „да не будет!“».
Видение этого ужасного конца не приводило иеромонаха Фаддея в состояние уныния. Он понимал, что таковы судьбы Божии, которых Господь не скрыл от любящих Его. Он писал: «Оставим тщетные надежды и мечты лжеименных мудрецов века сего о том, будто жизнь на земле никогда не может истощиться, но бесконечно будет обновляться, изменяться, развиваться и совершенствоваться. <…> Сохранившиеся в наше время скудные остатки веры разве немногих христиан побуждают еще жить по духу Богом внушенной любви, по которой только и могут быть отличены истинные последователи Христовы от прочих людей мира. <…> Однако в столь печальные времена, когда для Церкви Христовой как бы не будет уже места на земле по причине гонений и притеснений её со стороны неверующих во Христа „сынов противления“ (Еф. 2: 2), должно ли приходить в смущение и уныние „малое стадо Христово“ (Лк. 12: 32)? О, нет!»
Ставшее для иеромонаха Фаддея постоянным преподавание на курсах подвигло его написать для учителей церковно-приходских школ практическое пособие: «Записки по дидактике (общей и методике Закона Божия и славянского языка)», которое он опубликовал в 1902 году, чтобы каждый преподаватель мог им воспользоваться вне курсов. Эта книга стала основой преподавания в школе – в ней было заявлено определенно, что фундаментом обучения и подлинного просвещения является христианство, что любая форма воспитания и передачи знаний вне этого фундамента может человека развратить, убить его душу и сердце.
Преподавая на педагогических курсах учителям земских школ, иеромонах Фаддей внимательно присматривался к своим ученикам, призванным разносить знания по городам и весям России. Они могли бы оказать некоторое религиозное влияние на воспитание народа, так как земские школы понемногу замещали церковно-приходские, руководясь часто неверующими чиновниками. Печалило отца Фаддея и то, что учителя земских школ, не отрицая православной веры явно, сами на практике не исповедовали ее, не посещали богослужений даже в двунадесятые праздники, относясь к этому вполне легкомысленно, не видя в отсутствии в их жизни церковного, а значит и христианского начала ничего дурного.
Прощаясь с преподавателями земских школ при закрытии курсов, иеромонах Фаддей обратился к ним с назидательным словом. «Может быть, скажут многие в ответ, что взамен того приобрели они такие сокровища умственные, ради которых следует признать извинительным и стеснение религиозных требований духа? – с некоторой укоризной сказал он им. – В подобном-то ответе и сказывается неискоренимая привычка к тому иностранному, западноевропейскому порабощению свободной русской мысли и жизни, на которое столь давно еще начали указывать наши русские писатели. Доселе русский народ не чувствует потребности освободиться от нигилистического ига Запада, которое всё сильнее и сильнее ложится на высшие потребности духа, вытравливая в сердце его потребность веры в Бога и правды в жизни. Ибо какие приобретения ума могут заменить ту „душу живую“, которая столь необходима в деле обучения, особенно же воспитания? Пусть на уроках русского чтения дети постигнут всё совершающееся во внешней природе, строение растений, жизнь животных и так далее, – неужели к знанию этого более всего стремится их душа? Что сделается с нею, если, постигши всё это, она останется в неизвестности относительно величайших сторон собственной жизни и ее жизнь не приобщится к жизни „Лозы истинной“ (Ин. 15: 1), к которой она привилась бы, как одна из ветвей? Что будет с детской душой, когда взор ее будет всецело устремлен вне себя и не будет совсем различать совершающегося внутри?»
С иным по содержанию словом иеромонах Фаддей обратился к учителям церковно-приходских школ: «Ныне, в день вашего разъезда, должен сказать вам, возлюбленные братья, словами апостола, что проповедь наша к вам была не тщетна и вход наш к вам был не бездейственным (1 Кор. 15: 14; 1 Фес. 2: 1). Поистине пришлось нам видеть, что „проторжеся вода в пустыни и дебрь в земли жаждущей“ (Ис. 35: 6), призыв к жаждущим идти на воды (55: 1) нашел отклик в сердцах многих, если не всех вас. С каким усердием и охотою занимались вы всем, касающимся близкого вашему сердцу дела воспитания и обучения детей! Как много и безропотно переносили вы труды и как мало при этом дозволяли себе развлечений! С какою любовью и доверием относились вы к тем, кто призван был передать вам необходимые знания и наставления, хотя бы и сам он не чужд был многих недостатков! Пусть в ваших собственных занятиях с детьми не было заметно особенно какой-либо обработанности приемов преподавания и воспитания, но зато как заметна была в них душа живая! Пусть в вашем пении также было, может быть, немало недостатков, которые неприятны для изящного слуха, но зато какое одушевление слышалось в словах молитв, которые вы пели в церкви, или во время учебных занятий, или утром и вечером!»
Занятия, проведенные иеромонахом Фаддеем, оказали большое влияние на слушателей курсов; при их закрытии один из курсистов, обращаясь к нему, сказал: «Примите нашу посильную благодарность за то светлое нравственное влияние, которое Вы оказывали на всех нас во время пребывания нашего на курсах через Ваши полные христианской любви и правды поучения в храме, через Ваши чтения по общей дидактике, осветившие нам много в нашей учительской деятельности и научившие нас любить Христа и Его Святую Церковь, через Ваши образцовые уроки по славянскому языку, показавшие нам, как нужно вести преподавание последнего, чтобы оно оказывало действительно благотворное влияние на детскую душу, а не ограничивалось лишь механическою стороною дела, как это ведется в некоторых школах; наконец, через Ваше сердечное, простое обращение с нами, позволявшее нам откровенно беседовать с Вами и пользоваться Вашими добрыми советами.
Спасибо Вам и за драгоценный подарок – общую дидактику, составленную Вами для учителей церковно-приходских школ, которой мы и будем руководствоваться в нашей педагогической деятельности».
В Уфе иеромонах Фаддей закончил работу над диссертацией «Единство книги пророка Исаии», за которую ему была впоследствии присвоена степень магистра богословия и дана премия. Рецензенты писали о ней как об исследовании, отличавшемся обстоятельностью и полнотой, составившем ценный вклад в русскую богословскую науку. Для того чтобы состоялась защита диссертации, ее текст нужно было отдать в типографию для напечатания, а для этого требовалось около 500 рублей, что значительно превышало имеющиеся у иеромонаха Фаддея средства, и ему пришлось занять недостающую сумму у сослуживцев. По существовавшим на тот момент правилам, академия могла выдать готовившимся к защите денежное пособие, если они обратились за ним в период, не превышающий двух лет со дня подачи документов на соискание научной степени. Иеромонах Фаддей написал ректору академии епископу Арсению, чтобы тот походатайствовал о выдаче такого пособия. Епископ откликнулся на просьбу, и иеромонаху Фаддею были присланы из академии 347 рублей.
«Весьма благодарю Ваше Преосвященство за содействие в оказании мне этой денежной помощи. Она освободит меня от многих долгов, в которые пришлось впасть мне, благодаря печатанию сочинения, – писал он епископу Арсению. – Приехав в Уфу после магистерского коллоквиума, я по-прежнему принялся с ревностью за свое богословие. Хотя вообще мне приходится готовиться, и остается пока время для постороннего чтения, но зато присоединились трудности другого рода – нынешний год труднее заинтересовать воспитанников после того, как они в прошлом году уже испытали сладость и горечь моих речей. Шестой класс ленивее сделался, чем он был в прошлом году. Вообще же своим положением доволен и всецело занят своим здешним делом, которого весьма много».
27 августа 1901 года под председательством ректора Московской духовной академии епископа Волоколамского Арсения состоялось заседание Совета академии, посвященное защите диссертации иеромонаха Фаддея «Единство книги пророка Исаии» на соискание степени магистра богословия. Официальными оппонентами выступили экстраординарные профессора академии – по кафедре пастырского богословия и педагогики Александр Павлович Шостьин и по кафедре Священного Писания Ветхого Завета Василий Никанорович Мышцын.
Профессор Шостьин писал о работе иеромонаха Фаддея: «Печать серьезного и добросовестного изучения предмета лежит на всем труде отца Фаддея. Очень внимательно и всесторонне исследована самая книга Исаии, что особенно ценно; почти также тщательно изучена и обширная немецкая литература (не говорим о русской) по избранному вопросу. Язык отличается точностью и ясностью. Даже и в полемических частях он дышит тоном спокойствия и ученого беспристрастия». Совет академии единогласно признал эту работу заслуживающей присвоения ученой степени. 19 октября Святейший Синод утвердил иеромонаха Фаддея в степени магистра богословия.
Иеромонах Фаддей жил в то время, когда наука в глазах людей имела большой успех, за ней мыслилось едва ли не будущее всего человечества, на нее смотрели как на спасительницу и почти мессию. Он отлично понимал, что роль, которую приписывают люди науке, ей не соответствует и превращает ее в идола. Живя в Уфе, где в благоприятной духовной атмосфере с наибольшей полнотой стали раскрываться его способности, а сердце наполняться христианской любовью ко всем, иеромонах Фаддей в одной из проповедей сказал: «Посмотрите, говорят они, какие тайны природы открыла наука, какие победы над природой совершила, как усовершенствовала жизнь, – и это ли не свидетельствует о могуществе человеческого разума? И зачем после этого стеснять его непонятными и невосприемлемыми для него церковными догматами? Посмотрите, как проникла наука в тайны жизни, и не настанет ли скоро время, когда она не только успешно будет бороться с разными неизлечимыми болезнями, но даже с самой смертью? Зачем же говорят, что не может наука дать счастья человечеству, и зачем заставляют человека отказывать в требованиях своей природы, обещая какое-то невероятное блаженство в будущей жизни?
Таковы глаголы современных людей. Мнимым блеском земной мудрости хотят они затмить свет Божественной истины, хранимой в основанной Господом Иисусом Христом Церкви. Но тщетны эти их усилия. Ибо какое постижение тайн природы может дать то, что составляет основу всякого земного счастья – мир совести? Пусть наука исследовала не только то, что находится на земле, но и рассмотрела всё, что находится на высотах неба, пусть от нее не сокрылось то, что находится во внутренностях земли, – но исследовала ли она все сокровенные движения души, из которых слагается жизнь ее? Пусть наука исследовала все тончайшие нити тела и рассмотрела всё, что находится внутри его, – но открыла ли она в душе то, что составляет основу счастья или несчастий жизни? Пусть она почти проникла в самую тайну жизни, но какое уяснение тайны телесной жизни может предотвратить страх смерти? И какие успехи науки могут тогда водворить мир в душе человека, если он не нашел мира совести? Пусть люди науки считают этот мир благом мнимым и мечтательным, но многовековой опыт жизни человечества показал, что без него все поиски счастья напрасны.
Посему с более полным сердцем и душой ныне прибегаем к Церкви, в которой одной можем найти мир и которая одна есть на земле столп и утверждение истины! Возлюбим ее поклоны, которыми смиряется ум, ее посты, через которые получает дух власть и силу побеждать страсти, ее молитвы, которыми дух возносится к Богу и от земли восторгается к Небу, покаяние, которым омываются скверны души, причащение Святых Таин, которыми питается душа от самого Источника жизни. Ныне, в день торжества веры Церкви, воззрим на тех, которые были свидетельствованы в сей вере, которые, по слову апостола, побеждали царства, творили правду, получали обетования (Евр. 11: 33). Жизнь многих из них была исполнена лишений, скорбей и озлоблений, но они многих обогащали, исполняли утешением и радостью духовной. Многие из них жили в вертепах и пропастях земных, но были известны миру. Многих из них современники считали невежественными мечтателями, но на них с удивлением смотрел мир, и они заграждали уста львов, рыкавших на Церковь. Итак, возлюбим эту веру Церкви, которая одна может возвести на Небо, куда Предтечей за нас взошел Иисус и все жившие верой праведники!»
Служение в Уфе после минских скорбей стало для иеромонаха Фаддея большим утешением. «Мы не принадлежим к числу людей, собственными очами видевших Господа, – сказал он в одной из проповедей. – Но мы должны быть в числе тех, о которых сказал Господь: блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20: 29). Вера наша подтверждена многочисленными доказательствами. Ибо в Евангелиях мы имеем свидетельство непосредственных очевидцев Господа, которых не можем заподозрить в обмане. Мы видели, как сила Божия через Евангелие преобразовала и преобразовывает нравы народов, видели, какие многочисленные воздвигала она и воздвигает сонмы подвижников и мучеников за Христа. И однако, хотя вера наша имеет столь твердые основания, она иногда колеблется. Бывают в жизни нашей времена, когда нам начинает казаться, что слишком велика сила зла в жизни людей, что гораздо более увлекаются люди учениями, противными Евангелию, чем учением, содержимым в Церкви; что молитвы наши о людях остаются неуслышанными, ибо даже те люди, которых мы более любили и за которых полагали душу свою, оставляют нас и что гораздо более следуют люди не за проповедниками преследуемой и ненавидимой ими истины, а за теми, которые кажутся сильнее в глазах мира. В унынии духа мы начинаем тогда думать, что не может сила Евангелия изменить людей, и что пути к блаженству, указываемые в Евангелии, мечтательны, и что более надежны те, которые проверены будто бы постоянным опытом жизни людей. Тогда прежние доказательства веры начинают казаться нам недостаточными, подобно тому, как апостолы забыли о многочисленных чудесах Господа и исполнившихся на Нем пророчествах.
Но как в апостолах воскресли прежние их надежды, когда они увидели Господа, так и нам снова в путях жизни нашей явится Господь, дабы отогнать овладевшее нами мрачное уныние. Мы увидим, как велика сила добра, которое было поругано, как многих людей привлекает к нам любовь к людям и молитвы о них, как эта любовь соединяет с нами даже тех, которых мы не знали и с которыми видимого общения не имели. Тогда мы не только очами веры узрим Господа, управляющего путями нашей жизни, но и опытно познаем Его водительство и пребывание с нами. Тогда сердце наше исполнится радости и мы снова готовы будем воскликнуть Ему вместе с Фомою: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20: 28)».
С сентября 1901 года по март 1902 года иеромонах Фаддей исполнял в семинарии должность надзирателя. Во время отъездов ректора, архимандрита Андроника (Никольского)9, он исполнял должность ректора семинарии.
5 марта 1902 года иеромонах Фаддей был возведен в сан архимандрита и 15 марта назначен на должность инспектора Уфимской духовной семинарии.
«Вступал я в новую должность без особенной охоты, – писал он епископу Арсению, – потому что хотя она и соединена с возвышением по службе, но трудности ее еще так памятны по Минску. Правда, в Минске не забыли о моем пребывании там, но всё же, как кажется, очень мало исполняются те желания, которые я с надеждой имел, пребывая там. Так и здесь: многие воспитанники весьма привязаны ко мне, но все-таки это не всегда-то располагает к свободному послушанию. Претыкания приходится встречать по временам от самых приятных и испытывать скорби от них».
О проекте
О подписке