Отзывы на книги автора «Антония Сьюзен Байетт»

Тот самый случай, когда оценка нейтральная, а на деле тебя разрывает между «это изумительно» и «это ужасно».

Попробую как-то разложить свои ощущения на составляющие.

+ Антония Байетт дотошна. Детали, детали, детали. Мелочи, подробности. Это прекрасно, когда текст тебе нравится: полное погружение, картинка как в кино перед глазами, все дела.
- Ничего не происходит! Вот парадокс, описывается жизнь (взросление, старение) доброго десятка человек подробно и еще стольких же – менее подробно, и тем не менее, ощущение, что ничего не происходит, остается. Особенно мучительно идет книга первые страниц триста: все ждешь и ждешь, пока автор «раскачается» и повествование наконец начнется… а оно не начнется. Это вот и есть повествование.
- Антония Байетт дотошна. Да, это и плюс, и огромный минус: когда тебе неинтересно, читать про каждую складочку на одежде и каждое движение бровью утомительно. Две недели. Я читала эту книгу две недели, даже немного больше. По-моему, у меня «Улисс» в свое время и то бодрее шел.
+ Сказки Олив. Они невероятно прекрасные. Вот уж где любовь автора к деталям точно идет впрок. Тексты, в которых сказочные мотивы и авторский слог сочетаются в идеальной пропорции. За целый сборник таких сказок я бы дорого заплатила, лишь бы он был потолще, потолще.
- Очень много персонажей. В Википедии написано, что Байетт в процессе работы над романом сделала таблицу в Exel со всеми персонажами и их возрастом, чтобы не запутаться, кто там кому брат и сват. Если уж сам автор в них путается, то мне, читателю с дыркой в памяти, каково? И дело даже не в том, что их много – из-за этого обилия народа и внимания к каждому из них персонажи показаны слишком поверхностно. Нет, не то слово – отрывисто. Вот мы знакомимся с Дороти, допустим; погружаемся в ее переживания, в какой-то внутренний конфликт, сближаемся с ней… И все, до свидания, Дороти, очередь поджимает. Теперь мы увидим ее только через пару лет, уже с другими мыслями и проблемами, а как она прожила те, первые – уже, вроде как, неважно. Увы, не нравится мне такой подход. Я бы лучше прожила с Дороти каждый чих, чем по чуть-чуть про каждого из пары десятков.
+ Мне очень понравились Олив, Дороти и Том. В принципе, настолько, что ради них стоило всю книгу читать.
+ Мне понравилась все та же дотошность, с которой автор описывает бытовые подробности: например, работу горшечника, кукольное представление или бал со всеми приготовлениями, пошивом платьев и прическами.
- Что ж они все такие озабоченные-то. Кто гей, кто детей своих лапает, кто похабные горшки в виде голых баб лепит. И не надо мне говорить «это же жизнь» - нет, когда все практически поголовно до такой степени концентрируются на сексе, это не жизнь, а буйство гормонов в одной отдельном писательском организме. И кстати, не оставляет ощущение, что секс в мире «Детской книги» - нечто противоестественное, плохое. Даже в редких случаях, когда речь идет о нормальном сексе, не извращенных пожеланиях и действиях – все равно остается ощущение, что персонажи воюют со своими телами и проигрывают битву. Как-то мне оно не близко.
- Исторические вставки. Ну, это я просто не люблю до зубовного скрежета. Еще с детства – учебник по, допустим, биологии могла читать чуть ли не для удовольствия, а историю с трудом одолевала и забывала прочитанное моментально.
- Книга ничем не начинается и ничем не заканчивается. Я понимаю, что у Байетт наверняка были причины описать вот именно этот кусок из жизни семьи Уэллвуд, их друзей и соседей, не больше и не меньше. Но я, честно, не уловила, в чем они заключаются.

Как итог – чувствуется, что Антония Байетт заслуженно получила все свои многочисленные литературные премии и награды. Но в то же время абсолютно не моя книга, к сожалению. Попробую теперь осилить всеми любимый роман «Обладать».

Дальше...

Да, и для души

Руки нырнули под воду и на краткий миг нашли ту часть тела, которую Филип мысленно называл «свистком».

После "Обладать", романа, который стал удивительным и прекрасным открытием прошлого года, "Дева в саду" настолько меня разочаровала, что мне не хватает слов (иронично, так как в рецензии на "Обладать" я писала об этом же, только в другом срезе).

Роман – начало монументальной семейной саги. На дворе 1953 год – год коронации Елизаветы II. Читатель отправляется в Йоркшир, где знакомится с семейством Поттеров. Билл, глава семейства, педагог и маленький домашний тиран; его жена Уинифред, чья жизнь во многом сводится к попытке быть буфером между темпераментным мужем и детьми; Маркус, самый младший, юный математический гений; старшая дочь Стефани, вслед за отцом выбравшая стезю преподавания; младшая Фредерика, девушка своенравная и тонко чувствующая, влюбляющаяся в школьного преподавателя Александра Уиддерберна, который ставит пьесу о правлении Елизаветы I. Каждый из героев осенен своей драмой, своим поиском некоей истины и своего места в мире.

Психологическая проработка персонажей исполнена Байетт с тщанием, вызывающим уважение. Но во время чтения я не почувствовала никаких положительных эмоций. Да, это все то же интеллектуальное письмо, которое потребует от вас глубокой и напряженной мысли. Огромный литературный, мифологический и исторический пласт аллюзий и реминисценций. Но если в "Обладать" подобное подогревало интерес и работало на погружение в текст, то здесь утомляло меня своим снобизмом и избыточностью. Страшная скука одолевала меня во время чтения. Неспешность повествования только усугубила мое недовольство. Кощунственно хочется заявить: будь эта книга короче раза в два, историю это бы не испортило (а может, наоборот). С трудом продираясь через текст, по большей части испытала облегчение, наконец закрыв книгу. Если бы мое знакомство с Байетт началось с "Девы в саду", я бы больше никогда к ее книгам не прикоснулась. Байетт читать еще попробую, но на "Квартете Фредерики" ставлю крест.

Когда началась Вторая мировая война, лирической героине Байетт, как и ей самой, было 3 года, и из крупного города девочку увезли в "зелёный рай английской провинции." Там было безопаснее, там было лучше с продуктами. Девочка ходила в школу с ранцем, к которому был подвешен противогаз, не веря посещала церковь, делала уроки, читала книги. Одной из них, сборнику скандинавских мифов, и посвящён этот роман.

В историях об Асгарде, в ярости северных богов и их столкновениях детский разум вдруг находит столь нужную ему опору в беде и неопределённости, в горечи и отчаянии. Именно "грандиозный миф, где погибают сами всесильные боги" оказывается невероятно созвучен настроению девочки. Она противопоставляет реальной войне свой собственный миф, в котором смешаны истории мира, рождённого из мрака и погрузившегося во мрак, и мир за окном, завешенном светомаскировкой.

Христианский бог наказывал грешников, а «хороших» мертвецов возносил на небо. Боги Асгарда были наказаны за то, что их мир и сами они были плохи. Недостаточно умны, недостаточно добры. Девочка думала о дикой охоте – на детских площадках, где все наваливаются на одного, в небе, где гудят бомбардировщики. Ей нравилось думать, что боги плохи и мир плох. Что миф вечен и все герои знают свою судьбу.

Байетт сообщает в послесловии, что писала эту книгу, опираясь на то, какими ей в детстве виделись миф и мир. Она вообще так старательно поясняет все вложенные ей смыслы "Рагнарёка", что почти не оставляет пространства для манёвра. А я, надо признаться, эгоистичная читательница, и считаю, что после того, как писатель поставил последнюю точку в своём творении, оно уже ему не принадлежит. Оно начинает жить самостоятельной жизнью, наполняясь теми смыслами и домыслами, которые в него вложат при чтении. Не стоило Байетт раскрывать всю подоплёку, я хочу думать сама. Достаточно того, что писательница, пусть и не сразу, но сумела заинтересовать скандинавскими мифами читателя, чьё сердце отдано своенравным греческим богам. К слову, о греческих богах. Зацепившись за созвучие Хель, обители мёртвых и богини мёртвых, и английского hell (ад), я выяснила, что эти слова действительно родственны друг другу через прагерманское haljō – загробный мир, откуда также произошло и переводное греческое Háidēs (Аид).

Морфо Евгения
Люблю эту книгу за изящное плетение идей, за очарование полуоткрытой двери, за которую заглядывать не стоит, за блеск и и ужас викторианских семейных нравов высшего общества.
Вильям Адамсон, увлечённый натуралист-исследователь, прибывает из джунглей Амазонки на родину, но кораблекрушение уничтожает плоды его трудов. Оставшись без средств, Вильям соглашается пожить в поместье аристократа Гаральда Алабастера, чтобы привести в порядок его разрозненную коллекцию образцов и собраться с мыслями. И попадает как кур в ощип. Он не прислуга, но и не ровня знатному семейству, однако прекрасная Евгения, старшая дочь Алабастеров, неожиданно соглашается стать его женой. "Я не хочу выходить замуж после Ровены (второй сестры), хорошо бы устроить двойную свадьбу", - прагматично говорит стыдливая невеста сразу после первого поцелуя и Вильяму бы заподозрить неладное, но..он совершенно ослеплён нежной красотой и беззащитностью Евгении.
Краткие недели блаженства сменяются месяцами тупого равнодушия (с), за три года Евгения производит на свет пятерых детей, и вот Вильяму уже не с руки просить тестя помочь со средствами на новую экспедицию, и все считают, что ему бы благодарно нежиться в довольстве и достатке, ведь семейство к нему так благоволит, хотя и не совсем принимает за своего, и чего уж тут обижаться.
Это ловушка. Обитая изнутри бархатом и шёлком, сияющая и нежная. Удушающая. Сладкая. Однако исследовательская жилка не даёт Вильяму застыть в янтаре лени, и вот он поглощён наблюдениями за муравьиным городом, а из его заметок рождается книга. Внимательнейший исследователь животного мира, он совершенно не в состоянии заметить то, что происходит у него под носом. Окончательно стать трутнем Вильяму, а роману - драмой утраты самого себя на фоне буколических пейзажей и викторианских страстей, не удастся. Тело романа переплетено с интереснейшими рассуждениями о природе - созидание, развитие, красота, естественный отбор - чьё это произведение? Кто я, зачем я, что ведёт меня сквозь этот мир - слепая и мощная воля инстинкта или божественная рука?

Чем пристальнее они оба рассматривали мех, зубы, цветки, клювы, хоботки, тем тверже он убеждался в том, что существует мощная, жестокая созидательная сила, которая не обладает ни снисхождением, поскольку неразумна и бесстрастна, ни любовью, потому что она без сожаления избавляется от всего бесполезного и убогого, ни потребностью творить, поскольку вовсе не восторгом подпитывается ее таинственная звериная энергия; и сила эта искусна, прекрасна и ужасна. И чем большее восхищение он испытывал, наблюдая, как эта сила исподволь изменяет все живое, тем более тщетными и жалкими представлялись ему попытки Гаральда поймать ее в сеть теологии, увидеть в круговерти природы отражение и подтверждение его взглядов на доброту и справедливость.

Метаморфоза - это прекрасно, - говорит один из героев романа. Но она и ужасна.
Прелестная Евгения на глазах превращается в муравьиную матку, производящую детей одного за другим, и совсем не много ждать до того момента, как она повторит мать - расплывётся белыми телесами в кружевах на диванчике с извечным пирожным в руках и начатым для приличия шитьём в изголовье. В природе именно самец обладает яркой окраской, чтобы приманивать самку, однако здесь я вижу девиц на выданье - ярких и изящных, словно бабочки, но по сути они хищные росянки, притворяющиеся нежными розовыми бутонами. Девицы ждут подходящего супруга, чтобы выполнить своё предназначение и продолжить род. Любовь, влечение, общность интересов здесь не котируются, мощный зов инстинкта заглушает любой посторонний писк.
Беги, Вильям, беги.
Ангел супружества вещь куда более сложная и туманная. Сама история и не история вовсе - рассказ о нескольких спиритических сеансах и пугающих видениях, но если копнуть глубже, то здесь целый неведомый мне пласт - викторианская поэзия, масса отсылок и цитат, сравнительный анализ стихотворений Теннисона, учения известных в то время спиритистов и философов-мистиков. Признаюсь, что сама романтическая история мне понравилась куда больше её обрамления - история миссис Папагай, чей супруг числится погибшим в кораблекрушении, и которой приходится зарабатывать на жизнь спиритическими сеансами и бессознательным письмом. Сама идея ангела супружества - единого целого существа, которым становятся супруги в момент принесения клятв, честно говоря, пугает. Неразрывна и прочна эта связь, и он или она будут ждать тебя по ту сторону вечно, даже если тебе кажется, что ты готов принять новое счастье. И что они тебя простили и отпустили. Вот и нет. Ангелу всё равно, он не человек, и человеческие чувства для него пустое скрежетание.

Вавилонская башня – одна из самых насыщенных культурных метафор, поэтому и от книги с таким названием ожидалось многого. Начав читать, я провела некий мысленный экватор в событиях, происходящих с героями, и порадовалась, что книги «квартета» не похожи друга друга и не образуют долго длящихся причинно-следственных цепочек, тем более, что первая и вторая были написаны аж в 1974 и 1985 годах. Время шло, мир обновлялся, люди менялись, а истории, придуманные А.Байетт, все это отражали, сопровождали и предлагали обдумать не просто в разных ментальных контекстах, а в тех, которые казались значимыми ей самой.

Третий, самый толстый, том, мне понравился намного меньше предыдущих. На мой взгляд, он уступал по смысловой нагруженности и психологическому содержанию первым двум, но брал свое актуальностью тем, волнующих Лондон и саму А.Байетт начала 70-х, когда молодые люди в поисках собственной новой идентичности демонстративно порывали с традиционными устоями своей среды и устремлялись в коммуникацию, творчество, свободу и самоактуализацию. Вот и Фредерика из провинциальной йоркширской умницы-школьницы и эмансипированной кембриджской студентки ненадолго превращается в супругу херефордширского бизнесмена, а потом вместе с сыном сбегает в богемный Лондон, где всё смешивается в мощном культурном потоке: люди, языки, искусства, книги, пороки и, конечно же, возможности. Ждалось какого-то интеллектуального пиршества, но у А.Байетт на Фредерику были другие планы: перед нами расстилалось многостраничное поле двух параллельно движущихся сюжетов – по-постмодернистски трудного развода Фредерики и странного (по-инквизиторски на свой лад) суда над книгой Джуда, - окаймленное, как всегда, интеллектуальными разговорами, слезами и рефлексиями.

Фредерика не была мне симпатична в первых двух книгах, не сумела понравиться и здесь, хотя черты поколения английских шестидесятников она, безусловно, в себе отразила. На протяжении всех книг мне казалось, что с ней изначально что-то было не так, и это что-то так и не выстроилось в устойчивую самость и не преодолело собственную незрелость. Возможно, все мы такие, и таков и был замысел А.Байетт, но мне она все время казалась эгоцентричной, инфантильной, личностно неглубокой и даже не особенно одаренной в чем-либо. Возможно, все впереди, в четвертом томе, но сопереживать ее проблемам здесь мне, к сожалению, не удалось. Я не была на стороне Найджела, но и сочувствовать Фредерике в ее метаниях мне совершенно не хотелось, но главное – в этом своем статусе она перестала мне казаться интересной, а ее слово «свобода» перестало быть сладким.

Читая, я пыталась обнаружить в Фредерике черты личности самой А.Байетт, но если они там и были, я их не разглядела: схожие биографические факты – да, общность судьбы – нет. Зато мне казалось, что многие вещи А.Байетт удалось эмоционально отреагировать в своей героине («фантазии удерживают нас от поступков»!), выразить в словах то, что, может, не решилась бы воплотить в реальных действиях.

Теперь жду «Насвистывающую женщину». Или все-таки «свистящую»? Вот и узнаю.

P.S. А «Балабонская башня» мне совершенно не понравилась, пусть даже она под завязку набита архетипами, аналогиями, аллюзиями и пародиями на пороки современного мира.

Непонятно на какую аудиторию рассчитана эта книга. Для детей как бы, наверное, и нет - есть сцены со всякими соитиями; для взрослых - как-то и маловато этих соитий. Шучу, для взрослой аудитории дело не в соитиях, а в том, что скандинавские мифы поданы упрощено, почти схематически, зато много внимания уделено живности - червячкам, бабочкам, гусеницам, улиткам... и еще многим, перечисления идут страницами, я два раза засыпала. Да, книга детская, но несколько сцен - не очень.

Предполагала, судя по аннотации, что будет побольше жизни девочки во время войны, но этого почти нет - так, пару строк. Подбешивало, что Байетт свою героиню называет не иначе, как "тоненькая девочка". Тоненькая девочка прочла, тоненькая девочка поняла, тоненькая девочка шла с рюкзаком по полю, а к рюкзаку был прикреплен противогаз...

Тем не менее благодарна писательнице, что еще раз столкнула с любимыми мною скандинавскими мифами. Любопытно мнение (и Байетт его разделяет), что возрождение после Рагнарёка - это поздние веяния христианства. Сумерки же Богов должны закончиться бесконечной черной гладью. И больше ничего.

Но по другую сторону двери был сияюще-черный мир, в котором она так долго жила. Мировой ясень и радужный мост, что казались вечными, а погибли в единый миг. Волк с щетинистым загривком, змея в короне из мясистых отростков, огненный улыбающийся Локи с его сетью, корабль из ногтей мертвецов, Фимбульветр и Суртово пламя. И в конце всего – черная безликая гладь под черным безликим небом

Скандинавские боги живут, пируют, сражаются и идут к своей неизбежной гибели в последний день мира. Маленькая девочка слушает далёкий гром войны, живёт с чувством, что больше не увидит отца, и пытается осознать новый мир вокруг. Это тоже похоже на конец света... но за концом будет и новое начало.

При всей простоте - это довольно красивая вариация на тему скандинавских мифов. Сперва Байетт просто пересказывает их с минимальными изменениями, красиво, тонко и поэтично, потом же уходит всё глубже в воображение, в одушевление богов и придание им большей человечности. И всё это сплетается с жизнью маленькой девочки, в которой легко угадывается сама Байетт - ощущающей войну как свой личный конец мира, крещённой в католичество, но не верящей в этого бога.

Помимо основной темы это словно и о праве выбирать по себе. О том, что человек верит не в то, во что его пихнули, не спросив его о том мнения, а в то, что по-настоящему отзывается в нём. В Антонии ничто не отзывалось на церковь, как она ни пыталась проникнуться сусальным Иисусом в окружении внимающих зверюшек, как ни казалось ей невежливым не верить доброму викарию. Её мир был полон жестоких богов, перекликающихся с её жизнью - и человек имеет на то право. Хотя и в них она, конечно, не верит абсолютно, как в людей - лишь как в более близкие ей образы.

Самое интересное - я бы и не сказал, что это интерпретация мифов, они просто обрастают плотью в воображении Байетт, но остаются прежними. Это соединение их с реальностью маленькой читательницы, сплетение с мотивами войны, додумывание и наполнение новыми деталями. Вообще зарифмовка Рагнарёка с войной - отличная идея. Именно на конец мира она и похожа. Но после конца будет новая жизнь...

"Surely, surely, it was possible, she said to herself in a kind of panic, to make something of one's life and be a woman."

Продолжение тетралогии о Фредерике Поттер и её семье. Первую часть я прочитала еще прошлым летом, а теперь вот дошли руки до второй. Две сестры пошли разными дорогами: одна уехала в Кембридж беседовать (и не только) с поэтами и философами, а вторая осталась в йоркширской глубинке и принялась разводить детей, котов и настурции.

А.С. Байетт остается верна искусствоведческим темам, и если в первой части было много театра и английской истории, то значительная часть второй посвящена живописи и Ван Гогу. По стилю роман очень похож на первый - неспешный, медитативный, со множеством философских отступлений и подробными описаниями интерьеров, ландшафтов и званых обедов.

Много места уделено теме семьи и семейных отношений. Меня особенно тронули описания беременности и родов: со всеми подробностями, но не мерзко. Так, наверное, могла написать только мать четырех детей. Впрочем, семейные гнезда (Поттеров, Орсонов, Булов, Фарраров) описаны с ноткой клаустрофобии.

Очень красиво набросаны Франция и Прованс, где Фредерика проводит лето в качестве au pair. И вообще пробивная и неунывающая Фредерика с её постоянными мечтами о светлом будущем очень вдохновляет, видно героя, у которого жизнь чем дальше, тем интереснее. Чего стоят одни только её любовные похождения! Ради неё и хочется читать цикл дальше, так что на очереди "Babel Tower".

Что бы ни писала Антония Байетт, в каком жанре ни работала бы, в центре ее метода всегда стоят кропотливые описания вещного мира. Наиболее удачно ей удалось передать атмосферу эпохи через произведения искусства художников, скульпторов и игрушечных мастеров в "Детской книге". Произведения, по большей части, в реальности не существовавшие, но имеющие свои прототипы. Изящное искусство прерафаэлитов оживало и мерцало всеми гранями причудливых красок на страницах этого романа. Я, неравнодушная к викторианской эпохе и творениям кружка Россетти и Морриса, с удовольствием погружалась в мир изящных и диковинных вещиц, вдохновленных английскими фольклором и природой. Мне кажется, Байетт в этой книге достигла пика своей творческой формы.

Но вот прочитан сборник сказок (а скорее, фантастических рассказов) "Чудеса и фантазии", и я чувствую странную перегруженность материала разнообразной визуальной информацией. Конечно, важно представлять себе то, о чем читаешь. Но должна ли книга превращаться в кино в голове? Признаться, не уверена. Не это я считаю признаком высокой литературы. Но Байетт осталась верна себе: вкрапляя в повседневность элементы сказочного, волшебного, а порою отталкивающего, более всего она заботится о материальной составляющей. Она описывает странные, красивые, причудливые вещицы, которые видишь, осязаешь и которые нескончаемой вереницей проходят перед нашим внутренним взором.

Особенно Байетт любит материалы: стекло, камень. В рассказе, главной темой которого стала плотская любовь женщины и джинна ("Джинн из бутылки соловьиный глаз"), кажется, основное, что доставило удовольствие автору - описание той самой бутылки, в которой водился джинн: "...у него как раз такой вот спиралевидный рисунок из неярких голубых и белых полосок или еще иногда красных, по-моему". Впрочем, нравится Байетт и описывать странный облик волшебных существ: горячую кожу джинна; ромбовидную, смугло-чешуйчатую кожу женщины-змеи из рассказа "Ламия в Севеннах"; ледяную корку, покрывающую белоснежное тело женщины-ледовицы ("Холод и зной") или же наросты из полудрагоценных камней на коже Каменной женщины из одноименного рассказа.

Не все, описываемое Байетт, прекрасно, зачастую речь идет об омерзительных созданиях или существах, как, скажем, гигантские черви-людоеды из рассказа "Лесная тварь". Такими вот сказочками только детей пугать. Жили-были две девочки, во время войны их сослали в эвакуацию в чертову глушь. Однажды девочки пошли гулять, а за ними увязалась третья. И вот в чаще они набрели на червя-гиганта, который эту третью ничтоже сумняшеся и слопал. Потом девочки вырастают и возвращаются на место преступления. Что с ними станет - загадка, финал остается открытым.

Некоторые рассказы, как это водится, мне понравились больше, другие - меньше, но от всего в сухом остатке осталось чувство какого-то тягостного недоумения. Вся эта причудливость, все это копошение прекрасного и безобразного, перетекание из одного состояние в другое, описанные так ярко и насыщенно, отдают чем-то болезненным. И если раньше меня это не отталкивало (я говорю о романах Байетт), то в малой форме дало почувствовать всю вымороченность склизких миров, открывающихся нам под этой обложкой. И я не уверена, что этот морок - мой.

После прочтения сжечь

Очередной случайный выбор книги. Очередной выход из зоны комфорта и очередное доказательство, что книги сначала читают, а потом составляют мнение и обсуждают.

Первая история называется Морфо Евгения, так именуется красивая бабочка рода Морфо. Вильям долгое время был в Амазонии, где исследовал живую природу, а именно насекомых. Возвращаясь в Англию он терпит кораблекрушение и теряет все образцы своих трудов. Ему предлагает работу богатый аристократ Гаральд, у которого обширная, но беспорядочная коллекция, ей-то и предстоит заниматься Вильяму. Но о какой коллекции может идти речь, если в доме проживает дочь Гаральда - Евгения, не менее прекрасная, чем та бабочка. И она не замужем, но какие могут быть шансы у бедного муравья? Как оказывается большие, ведь любой подойдет, когда младшая сестра первая может выйти замуж. Свадьба, тихая и мирная жизнь и никаких приключений и исследований... Но исследователь всегда найдет себе занятие, поэтому все окрестные муравьи будут изучены, вместе с такой же увлеченной мисс Кромптон. По ходу повествования дается детальное описание жизни муравьев и их схожести с человеком. Матки, трутни и простые рабочие. Окружение Вильяма, якобы человеческое, превращается в муравейник и ему нужно постараться не стать трутнем. В этом ему, неожиданным образом, помогает тайна из прошлого Евгении, которая настолько безразлична ко всему, что её реакция на любое потрясение - вздох и моментальное забывание.

Мне было интересно читать Морфо Евгению, но я не ожидал той развязки, которая произошла в романе. Это было просто потрясение. Потрясение, которое в дальнейшем вызвало чувство благодарности автору за такое отношение к главному герою.
Вторая история не вызвала во мне такого интереса, в ней было слишком много абстракций, пространных разговоров да еще и анализ стихотворений.

Две разные истории вызвали во мне совсем разные эмоции, но их стоило прочитать, хотя бы из-за сентиментальной мысли (из Морфо Евгении) о нахождении с тобой рядом правильного человека, твоего человека. Сентиментально-да, только это никогда не переставало быть прекрасной и важной темой, ведь к этому стремятся многие, если не все...