Цитаты из книги «Призраки и художники (сборник)»

Топазовые серьги и ящеричные туфли Шоны Макрури рыскают по студии Робина.

глазной макияж – едва заметные оливковые с золотом тени, с подкладкой чуть более плотной зелени, почти малахита – тонко подкрепляет общий эффект.)

Шона долго поздравляет Дебби с выходом в «Месте женщины» статьи о феминистском искусстве, об аморфных произведениях, которые создают женщины, не претендуя на пресловутое «слово в искусстве». Предметом женского творчества, пишет Дебби, становятся вещи как бы «низменные», «недостойные», которые мужчины-художники традиционно оставляют без внимания, – прокладки, подгузники и все такое прочее; на женских полотнах также

Видите желтый? – Ну, как будто… Как бы это сказать… Вроде мельтешит что-то… Переливается. Короче, я поняла. – Вот этого я и добиваюсь, когда пишу картины.

Дай волю миссис Браун, и «фетиши» стояли бы по цветам радуги – так сказать, от инфракрасного до ультрафиолетового. Робин сказал: – Определенные сочетания ведут к определенному эффекту.

Кроме одноцветных вещей, есть и многоцветные, но этих мало, очень мало. Дерево венецианского стекла 1950-х годов, купленное в секонд-хенде, с крошечными кругленькими фруктами разных цветов: изумрудно-зеленые, рубиновые, темно-сапфировые, аметистовые и топазовые. Гончарный кувшин из Деруты[111] с крупным треугольным носиком, похожим на клюв, украшенный яркими наивными цветками всех цветов радуги, с круглыми лепестками и парой примитивистских жизнерадостных певчих птиц коричневого тона. Горшок, тоже из Деруты, с фантастическим существом – то ли мифическим тритоном, то ли человекоголовым драконом, рыжевато-золотым, с синим гребнем и бородатым, пышущим красновато-коричневым огнем в форме запятой. На стене висит корейский воздушный змей: лилово-коричневый, желтый, синий, зеленый и алый – и еще две большие птицы из китайского шелка на каркасе из синельной проволоки, с гребнями, с длинными реющими хвостами: одна преимущественно темно-малиновая, с желто-аквамариновым гребнем, другая – сине-зеленая.

Два из них – особенно глянцевиты. Кобальтово-синий подсвечник со стекольного завода во французском городе Биот; тяжелое круглое зеленое яблоко, изготовленное знаменитой английской фирмой «Веджвуд»: чем глубже вглядываешься, тем оно зеленее. А вот и желтый «фетиш» – своей ценой даст фору всем остальным. Желтизна его не чистая, в отличие от синевы подсвечника и зелености яблока, она иная – солнечно-желтая, желтая, как сливочное масло, желтая, как лютик, и к тому же имеет голубой ободок. Это точная копия соусника из личного сервиза Клода Моне, сервиза, стоявшего на столе во время завтраков в доме у художника в Живерни, а эскизы для сервиза делал сам Моне.

Когда-то эти вещицы стояли на каминной полке, но потом, когда получили статус «фетишей», были помещены на этот непритязательно-монументальный, истинно английский алтарь. Все они разные, но есть одно свойство, которое их объединяет: своего рода глянцевитость, яркая, прочная глянцевитость. «Фетиши» – атрибуты культа цвета.

ее кухонный стол украшают пестрые лоскутные подставки работы миссис Браун, а в ее кабинете на стульях лежат круглые подушечки в вязаных чехлах розового и оранжевого цвета брауновской вязки. Иногда миссис Браун встает в дверях кабинета Дебби и рассуждает о цвете: – Воспитательницы и бабки нам, помню, твердили, такая у них присказка была: «Лиловый да красный шить вместе опасно; зеленый и синий прячь подолом длинным; за апельсин и розовый схлопочешь розгами». А я думаю, что раз есть такие цвета, и все их придумал Господь, и все Его твари носят и тот цвет, и этот – все, какие ни есть, цвета, – то, значит, они как-то сочетаются.

Наташа, когда ей было около пятнадцати, однажды произвела вдруг фурор на дискотеке, явившись в бахромчатом жакете кислотных оттенков (пронзительно-желтый, оранжево-розовый и иззелена-голубой, как вода в бассейне)