Для него подготовили ловушку. Собралось восемь мужиков. Однажды, когда Брюхач был в поле, они решили дождаться его на разных подъездных дорогах к городку, разделившись на группы по двое. Уговор был таков: первые, кто его увидит, задержат, нацелив на него ружье, затем позовут всех остальных и убьют его все вместе. Должны были участвовать все, чтобы потом никто не смог пойти на попятную, если дело примет дурной оборот.

Среди членов группы был Родриго, житель Эль-Рольо, сын Хавьера и одной из дочерей Кудряша, молодой горячий парень. Он был такого же возраста, как и те, кто давно уехал в грузовике защищать Мадрид и Республику. У него был свой взгляд на вещи. По крайней мере, он так думал. Парень считал, что был более полезен на месте, убивая таких несчастных людей, как Брюхач.

Родриго был большим хвастуном, и, несмотря на то что все участники поклялись не рассказывать о том, что они подготовили, не смог удержаться. Юноша упомянул об этом в разговоре с приятелем из Эль-Рольо, который был младше его, казалось, с намерением произвести впечатление. Паренек оказался более разумным и рассказал обо всем отцу. В тот же самый день, когда подкарауливали Брюхача на дорогах Ла-Копы, слух об этом деле достиг Антона Красного.

Как и все в Эль-Рольо, дед знал владельца трактира, и, хотя ему не нравились ни его характер, ни его мировоззрение, задуманное показалось ему глупостью. Он собрал патрульных из Эль-Рольо и сообщил им об этом деле. Они предупредили других жителей, которые с удовольствием к ним присоединились, и с ружьями наготове все быстрым шагом пошли к Ла-Копе. Собравшиеся не знали, когда заговорщики собираются убить Брюхача, но им было известно, что это должно произойти скоро. Идея состояла в том, чтобы предупредить Брюхача и оставить с ним несколько человек для защиты. Другая часть должна была найти Родриго и через него узнать, кто остальные члены группы. Патрульные были в ярости и хотели преподнести заговорщикам хороший урок. Эти дикари своими варварскими действиями разрушали идейную основу Республики и левых – деду всегда нравилось говорить во множественном числе, когда он имел в виду левое движение, и он продолжал это делать до конца жизни.

В тот день удача от них отвернулась. Все было не так, как в ночь прогулки Сержанта. Патрульные приближались к Ла-Копе. К тому времени уже стемнело. Вдруг они услышали выстрел. А затем еще несколько. Всего насчитали восемь. Последний, должно быть, раздумывал, потому что тянул время дольше других.

– Стреляли около овражка Мачанес. Пошли! – сказал дед.

Они ускорили шаг и разделились на небольшие группы, чтобы охватить больше территории на тот случай, если им удастся поймать исполнителей до того, как те убегут. Патрульные подошли незаметно, но уже никого не было. Они только обнаружили изуродованный труп бедняги Брюхача. Ему ничем нельзя было помочь. Тело было разорвано полученными выстрелами в упор. Расправу произвели быстро, кругом оставляя следы. Исполнители даже не подобрали патроны, которые своими яркими цветами выделялись на земле вокруг трупа.

Прибывшие решили не притрагиваться к Брюхачу. Четверо мужиков остались около тела, чтобы никто не сдвинул его с места. Впервые в жизни дед решил обратиться к властям. Сначала он зашел в Ла-Копу, где несколько человек, услышавших выстрелы, столпились на улице, спрашивая друг друга о том, что случилось. Увидев Антона Красного с другими мужиками, да еще с ружьями на плечах, они начали подозревать, что произошло нечто скверное, и удостоверились в этом, когда дед направился к таверне.

– Хосефика, ты здесь? – спросил дед, стуча в дверь дома.

– Кто это? Таверна закрыта, а моего мужа нет, – ответила Хосефика, жена Брюхача.

– Это я, Антон Красный из Эль-Рольо.

– А, дядя Антон, я вас не узнала. Что вам надо? – спросила его жена Брюхача, выглядывая в одно из окон верхнего этажа дома. – Ежели вы ищете моего мужа, то он еще не пришел. Нынче он задерживается дольше обычного. Думаю, пошел до Моратальи со своей телегой.

– Хосефика, спустись, пожалуйста, я ищу не твоего мужа, а тебя.

– Что-то стряслось с моим мужем? – встревоженно спросила Хосефика.

Женщина стремительно сбежала по лестнице. Когда она открыла дверь, то была уже белого цвета. У нее не получалось задать вопрос. Дед сразу перешел к делу, поскольку не мог иначе.

– Хосефика, твоего Паскуаля только что убили на въезде в Ла-Копу. Когда мы прибыли, чтобы предупредить его о заговоре, он был уже мертв. Мне очень жаль, нам не повезло. Его тело находится в овражке Мачанес. Не трогайте его, поскольку я собираюсь сообщить об этом жандармам из Бульяса.

Хосефика издала такой крик, что его было слышно во всей Ла-Копе. Затем она упала на пол без памяти. Пришли соседки, которые с помощью нескольких мужиков занесли ее в дом и положили на кровать, чтобы она пришла в себя.

Дед добрался до Бульяса пешком с ружьем наготове. Прибыв в штаб жандармов, Красный также сразу перешел к делу. Он был очень зол.

– Только что убили владельца таверны из Ла-Копы, Паскуаля Брюхача. В него несколько раз выстрелили в упор в овражке Мачанес. Его тело все ещё там. Должно быть, оно еще теплое. Вам бы получше делать свою работу и понадежнее охранять, а не то пойдете на фронт, потому что другие точно сделают это лучше вас. Надо быть на улицах и в полях, а не сидеть взаперти в штабе, как вы. Ежели вам что-то нужно от меня, вы знаете, где меня найти.

Дед развернулся и пошел в направлении Ла-Копы и Эль-Рольо. Он был слишком рассержен, чтобы продолжать разговаривать с этими лживыми трусами, которые уклонялись от фронта, используя службу в качестве предлога.

Несколько дней спустя, когда Родриго, один из членов шайки, появился в Эль-Рольо, дед и отец Каоба поговорили с ним наедине.

– Родриго, есть к тебе разговор, – сказал Антон Красный.

– Слушаю вас, дядя Антон.

– Тут говорить не о чем. Поскольку тебе нравится нажимать на курок, завтра же ты запишешься добровольцем в Армию. Там увидишь, как у тебя появится возможность стрелять и срывать злобу в свое удовольствие. Не показывайся в Эль-Рольо, покуда не закончится война. Ежели мы увидим тебя здесь, даже ежели ты будешь в увольнении, мы тебя убьем. Да, и попробуй не записаться!

Во время войны расследование властей не пролило свет на случившееся. Когда война закончилась, также не было никакого результата, хотя все вокруг изменилось. Через несколько дней после того, как прибыли войска Франко из Гранады, новые власти растрезвонили, что задержали нескольких виновников смерти Брюхача. Кажется, двое из них действительно принимали участие в убийстве, а остальные, не были виноваты, но были известны в Ла-Копе в силу своих социалистических убеждений. Именно из-за своих идей они и были быстро расстреляны после военно-полевого суда, хотя их обвинили в преступлении, которого они не совершали. Другие участники были приговорены к тюремному заключению. И, хотя в свое время заговорщиков было восемь, из-за стольких обвиненных казалось, что вся Ла-Копа была замешена в убийстве Брюхача.

Среди приговоренных к смерти оказался и Родриго. Этот парень изменился на фронте. Он вернулся в Эль-Рольо некоторое время спустя после окончания войны. Первое, что он сделал, так это пошел повидать деда, чтобы попросить прощения за то, что совершил, и сказать ему, что на фронте осознал, насколько глупыми были его действия и что именно там он понял истинный смысл той войны. Парня задержали через какое-то время по возвращению в Эль-Рольо. Его обвинили в участии в прогулке Брюхача и приговорили к смерти. Но Родриго повезло: уже прошла первая истерия, и его переместили в тюрьму Мурсии. Там царила неразбериха. Он проводил в заключении месяцы, потом годы, а его все не убивали. Парня переводили из одной тюрьмы в другую. Кто-то забыл, что его надо расстрелять, и он продолжал жить, отбывая срок, который так и не был ему назначен. Но Родриго не мог протестовать, поскольку, если бы после всего в него всадили полдюжины пуль, то это было бы уже игрой дьявола. Он жил «втихую». Никто точно не знал, на какой срок его приговорили и какова была причина вынесения приговора. Его документы не всплывали, что и спасало ему жизнь. Прошло время, и однажды его выпустили на свободу. Должно быть, кому-то показалось, что он провел достаточно лет в тюрьме.

* * *

Война закончилась поражением для земель Эспартании. На следующий день после прибытия войск Франко в Эль-Рольо появились представители новой власти. Они собрали всех жителей у дверей церкви, прочитав несколько обязательных для исполнения указов. Среди них было распоряжение сдать личное оружие, даже если оно было охотничьим.

Прибывшие направились к деду и сказали ему, что он больше не командует в Эль-Рольо. Это было парадоксально, потому что дед никогда не обладал никакой официальной властью. Если в какой-то момент он и исполнял функции властей, то потому что одни ему это позволяли, а другие признавали его авторитет.

Дед пожал плечами в ответ на такие слова. Но это было не то, что его беспокоило.

– Ты должен будешь также сдать оружие, – сказали ему.

– Да ведь у меня есть только наваха, но и та без острия. Она разломилась однажды, когда я колол ею орехи, – ответил дед.

Представители новой власти испепеляли его взглядом: вдобавок ко всему этот хренов красный позволяет себе иронизировать. Он еще свое получит.

– Потолкуем еще, – сказали они ему очень спокойно. – Для вас, красных, это лишь начало.

В действительности никто не имел ничего против деда Антона. Более того, ему все были благодарны. Он символизировал власть в тех богом забытых местах, и благодаря ему и его товарищам все не окончилось большой трагедией. Правые это знали и были обязаны ему жизнью.

Только один раз, в начале апреля 1939 года, его забрали фалангисты из Бульяса, спровоцированные какими-то деятелями из Мурсии, прибывшими для организации политической работы в городке. Его увели утром на глазах у всех. По посёлку прошел слух, что забрали Антона Красного. Все ожидали самого худшего. Бабушка и все женщины плакали. Деда уже считали мертвым. Еще повезет, если выдадут его тело.

Процессия на нескольких машинах направилась к Ла-Копе и Бульясу. За нею быстрым шагом шел мужчина. Он был одет в свой самый лучший костюм, шляпу и опирался на трость. Иногда он ускорял шаг, когда считал, что расслабился и шел слишком медленно. Это был дядя Королевский Сержант.

Он прибыл в Бульяс и сразу же направился поговорить с кем-нибудь из богатых домов. Затем сел в машину, которая доставила его в Караваку. Дядя Сержант вернулся в тот же самый день с несколькими мужиками. Они сразу же пошли в дом, где располагался центральный штаб испанской Фаланги. Антон Красный находился там. Его лицо было в кровоподтеках, а губы и скулы опухли. Глаза представляли собой кровавое месиво. Ему дали вдоволь слабительного, и там пахло так, что хотелось выйти. На полу было несколько кирок и лопат с остатками сырой земли. Ими заключенные сами вырывали себе могилы в поле.

Королевский Сержант проявил такую силу характера, о которой никто не подозревал. Сопровождавшие его совершенно не вмешивались в происходящее. С пистолетом в руке он назвал имя и вытащил официальный документ, который показал всем.

Через мгновение присутствующие отдали честь документу. Указывая пальцем на деда, дядя Королевский Сержант сказал:

– Этого мужика больше никто никогда не тронет. А тот, кто решится, сразу же будет иметь дело со мной и с этим человеком, – и он поднял руку, в которой держал документ.

Франкисты снова отдали честь. Этого было достаточно. Больше никто и никогда не подходил к деду.

– А сейчас вы его сами вымоете в моем присутствии. И глядите у меня, ежели он пожалуется на то, что вы делаете ему больно. Ты, подпиши расписку, чтобы сейчас же ему принесли новый костюм из сукна, рубашку, нижнее белье и туфли. А ты, позови врача. Молитесь, чтобы с ним все было в порядке.

В тот же самый вечер дед вернулся на машине в Эль-Рольо в сопровождении Сержанта. Они не перемолвились об этом ни единым словом ни тогда, ни потом. Выйдя из машины, дед обернулся, его лицо было деформировано от ударов, и, будучи не в силах говорить, он положил руку Сержанту на плечо. Этим жестом было все сказано.

Когда дед поправился, он стал думать о том, что делать с оружием. Красный не хотел давать новый повод фалангистам из Бульяса. К тому же один раз его уже увели, и он не хотел подарить им второй шанс. Живым они его не возьмут!

Дед все раздумывал, как поступить с оружием, когда однажды, весной 1939 года, по прошествии первой недели мая, на пороге дома появился Дамиан. Был закат, и его фигура сливалась с тенями заходящего солнца. Бабушка Амалия Хесус сразу же его узнала. Она его больше, чем узнала, она его почувствовала. Он шел пешком с фронта, из Мадрида. Бабушка заключила сына в объятья и осыпала поцелуями. Ее Дамиан был жив! Она залечила его раны и язвы на ногах. Покормила и уложила спать. Парень проспал два дня подряд, не просыпаясь ни на секунду. На третий день он встал.

Дед ждал сына на крыльце дома. Шахты были закрыты, и работы не было. В поле было мало дел, и Антон Красный еще не совсем оправился от ударов, которые получил от фалангистов.

– Дамиан, жандармы говорят, что мы должны сдать оружие, которое есть у нас дома. Уже прошел срок, я его не сдал и не собираюсь этого делать. Сегодня ночью мы спрячем его в диких кактусах. Надо смазать его маслом и завернуть в масляные тряпки, чтоб оно как можно дольше сохранилось. Я уверен, что оно еще пригодится. А ежели нет, то мне все равно. Мы проиграли войну, но я не сдаюсь. Что ты скажешь, сын?

– Отец, война проиграна, и надолго. Мы так быстро от нее не оправимся. Как вы скажете. К тому же ежели мы его сдадим, нам вдобавок ко всему еще дадут слабительного… у меня нет большого желания доставлять им такое удовольствие…

– Тогда так и поступим, сегодня ночью мы его закопаем, а Бог решит.

Так они и сделали. Закопали оружие в диких кактусах не очень далеко от дома, на тот случай, если оно срочно понадобится.

Огнестрельное оружие деда, два ружья и три пистолета никогда не попали в руки врага. Дед в качестве акта сопротивления предпочел спрятать его, а не сдать, чтобы воспользоваться им при необходимости. К счастью или к несчастью, в зависимости от того, как на это посмотреть, оно больше никогда не пригодилось.

Затем семья переехала в пойму Сегуры, а оружие осталось на прежнем месте. Никто никогда его так и не наглел, а дед его не перепрятал. Прошли годы, и дед умер. Семейный дом и земли в Эль-Рольо были проданы, а оружие по-прежнему было там. Дядя Дамиан, единственный, кто вместе с дедом наверняка знал, где оно было зарыто, давно потерял память. Сегодня в семье осталось только мифическое воспоминание об этом оружии. О символе сопротивления.