Камуфляж подошел к ним – рослый дядька под два метра, небритый, с квадратной челюстью – и нагнулся к окошку. Его руки в перчатках с обрезанными пальцами покоились на автомате, висящем поперек груди.

– Полицейские? – прищурив глаз, спросил он.

– Ну, – ответил Гай.

– Удостоверение. План маршрута. Цель визита.

Гай ткнул ему в грудь ворох бумаг. Достал значок. Но отдавать не стал.

Камуфляж бегло просмотрел бумаги.

– Знаете, что в том квартале сепаратисты?

– Знаем.

Миротворец поглядел на Антона.

– Документы.

Нехотя Антон вынул значок.

– Ваш патрон от вас без ума, раз отправил в такое путешествие, м? – камуфляж улыбнулся. У него не было половины зубов.

– Жениться хочет, – сказал Гай и беззубый захохотал. Сунул бумаги обратно в окно.

– Важная рыба? Этот жмур, за которым вы едете?

– Важная.

– Ну-ну… – беззубый оглянулся на своих. Они наблюдали, потягивая колу из бумажных стаканов с трубочкой. – Удачи.

Гай поднял стекло и переключил ручку скоростей. Седан покатил по песку.

– Странные, – заключил Антон, оглянувшись. Камуфляж, что с ними разговаривал, уже запрыгнул обратно на броню.

– Детьми мы их боялись, – ответил Гай, – они ходили в масках – а на масках были рисунки…ну, эти черепа… знаешь, как это бывает… детям только дай повод…

– Представляю…

Он не представлял. Страх – это личное.

Они помолчали.

Солнце встало в зените – размытое, раскаленное пятно. Злое, оно без пощады жгло этот странный край песка и пыли. Тени здесь были похожи на сгоревшие спички, которыми забавлялся озорной малыш. Все вокруг было усеяно ими – черными, скрюченными угольками.

Антон покрутил ручку, опустив стекло. Но снаружи воздух был таким же вязким, как и внутри.

Дома, что тянулись по обе стороны дороги, были разрушены. Все здесь казалось пропущенным через мясорубку.

– В этой части города шли бои, – сказал Гай. Он снова курил. – Миротворцев отсюда выдавили. Вон, смотри…

За окнами, по правую сторону дороги, чернел выгоревший остов вертолета. Раздавленный, обглоданный пламенем скелет – все, что осталось от хваленого ударника Альянса. Переплетение стальных нитей. А внутри – что-то обугленное. И страшное.

– Теперь будь внимательнее, напарник. Дальше начинается территория «Чистых», – посоветовал Гай.

Дорога уходила вниз – ныряла под одеяло песчаных дюн. В черный туннель, с облупленной аркой и сколотыми буквами «Слава С.Р.». Кротовая нора в прошлое, на другом конце которой чумные поля пшеницы, гниющие от крови и слез.

Песка не стало меньше. А на входе их никто не встречал.

Седан вполз в темноту, и Гай включил фары. Тоннель оказался узким и холодным. Пустым, как советская морозилка. И пах он точно так же – затхло, кровью и мороженым мясом.

Антон поднял стекло. Ему не хотелось, чтобы запах туннеля остался здесь, когда они выберутся. Он посмотрел вперед – там маячил кружок дневного света.

– Этот туннель горел, – сказал Гай. – Набитый машинами, – он сильно затянулся сигаретой. – И людьми…Ты представляешь этот пиздец?

Пробка в обе стороны. Клубы черного дыма, валящие из тоннеля. А внутри раскаленный клубок из металла и человеческих тел.

Да. Он мог себе это представить.

– Кто-то поджёг их. Всех этих людей.

Антон видел, как сильно Гай тянул сигарету – уголек ярко вспыхивал у его рта.

– У отца в тот день была смена, – продолжил он, – но они опоздали – приехали на пепелище. Пожарники – им пришлось вытаскивать обугленные трупы. Блядская работенка… Я помню, отец рассказывал, как брал их за руки, а те отламывались, рассыпались в труху. И тогда он начал складывать их в мешки прямо там – в туннеле. Чтобы не растерять, не перепутать их…

Гай говорил, а изо рта его шел дым. Будто слова его горели.

– Господи, – прошептал Антон.

Гай докурил и вмял окурок в пепельницу.

– Знаешь, что отец мне сказал? – он передернул ручку скоростей и седан рванул к выходу, – Что есть места, которые не отпускают.

– Ты веришь в это? – спросил Антон.

Тоннель закончился. Перед ними лежал жаркий летний день. Такой же обжигающий и одноцветный, как тот, что они оставили позади.

– Посмотри на них, – Гай кивнул на толстую женщину в цветастом платье, застывшую с тазом белья. Возле нее копошился выводок детей – худых пищащих цыплят, игравших в догонялки. – Они живы, пока они здесь. Живы, потому что не были в том гребанном туннеле. Да, я верю в это, напарник. Есть места, которые крепко держат твой ебаный зад.

Обжигающая враждебная пустота, – подумал Антон. Но не сказал ни слова.

Вокруг, как ржавая карусель, вертелся убогий мир – желтые, искусанные песчаными бурями панельки, пустые дворы. Кучки людей у пивных ларьков. Стаи дворняг там же – вылинявшие, с торчащими ребрами, похожие на старые вехотки. А надо всем этим – раскаленное небо. Такое же желтое, как пыль под ногами.

Впереди дорога была завалена полипропиленовыми мешками с песком. Их навалили в несколько рядов, друг на друга, а оставшийся узкий проезд передавили шлагбаумом. У шлагбаума дежурили вооруженные люди в военной форме без нашивок. Слева, над грудой мешков, задранный вверх, возвышался ствол противотанковой винтовки.

Гай посмотрел на молчащего напарника.

– Пост, – пояснил он коротко. – Чистые.

Длинный ствол винтовки медленно опустился, нацелившись в лобовик седана.

–Твою ж мать!

Гай ударил по тормозам.

– Без резких движений, – предупредил он Антона.

К ним уже направлялись двое с автоматами. Только сейчас Антон заметил, что на лицах их полумаски из бандан. У одного на бандане красовались белые черепа. Он подошел первым и нагнулся к окошку Гая. Стянул повязку – его лицо было крысиным. Острым, как нож.

– Кто такие?

– Полиция Голдтауна.

– Ну-ну… – сказал остролицый, сощурившись. – За жмуром?

– За ним…

– Жетон давай, – в окно просунулась жилистая рука. Гай вложил в нее значок. – Детектив Гай Пател, ну-ну, – прочитал остролицый. И метнул голубые глаза в Антона. Его рука казалась бесконечной. Она дотянулась до Антона, и он вложил в нее жетон.

– Детектив Антон Радваньски. Ну-ну, блядь. Поляк и индус. Как в анекдоте, да? – встретились как-то поляк и индус…

– Мы можем ехать? – перебил Гай.

Голубые глаза вцепились в него, как хищные лапы.

– Ты мне не нравишься, индус! – Он швырнул жетоны Гаю в грудь. – Но да…вы можете ехать.

Шлагбаум поднялся, и Гай направил седан в узкий проход между мешками.

По ту сторону полипропиленовой баррикады на тротуаре лежали мертвецы – раздетые, с запрокинутыми головами. Трое мужчин, как тени под палящим солнцем. У того, что лежал посредине, левая нога была согнута в колене, выставляя напоказ увядшие гениталии. Четвертого, чернокожего с прострелянной головой, солдаты волокли по песку, как куль с бельем. Небрежно и равнодушно. Они подтащили его к остальным и бросили рядом. А потом уставились на проезжающий мимо седан.

– Не смотри на них, – сказал Гай напарнику. – Они ищут повод зацепиться…

– Там трупы… – ответил Антон. – Они, что – стреляют тут людей?

– Стреляют, – Гай прибавил скорости, пытаясь скорее убраться прочь. – А ты думал тут райские сады?

– Бред какой-то, – Антон оглянулся. Трупы лежали все там же. Они были настоящими. – И это сходит им с рук?

Гай не стал ему отвечать. Просто отдал значок.

Дома в этой части Гетто стояли рядами, как костяшки домино. Налепленные друг на друга бетонные коробки, расчерченные сотнями клеток. Гай помнил их – узкие комнатушки в двадцать квадратов. Тесные, душные, шумные. И на каждый этаж – общая ванная и сортир. Воду включали по часам – еле теплую, без напора. Мальчишкой, Гай переминался с ноги на ногу на мокром полу, натирая себя мочалкой, а потом ступал под слабую струйку, падающую из ржавого душа. Он справлялся по малому там же, потому что знал, кто в это время заседал в сортире.

– Моими соседями были мексикашки, – сказал Гай, усмехнувшись. – Семья из пяти человек. Их папашка, жирный боров, вечно жевал эти сраные бурритос. А потом заседал на толчке. Никогда не забуду эту вонь.

– Не самые приятные воспоминания, – сказал Антон.

– Да уж. Не самые…

– Но ты выбрался.

Гай кивнул. Но как-то печально.

Гетто не отпускает его, – подумал Антон, глядя на напарника. – Снится ему во снах.

– Скоро будем на месте, – Гай вывернул руль и седан нырнул во дворы. – Здесь можно срезать, – пояснил он.

Они проскочили мимо стаи собак, рвущих кусок чего-то красного, и очутились на перекрестке, под взглядом сгорбившегося одноглазого светофора.

Гай протащил седан через дорожное перекрестие – дальше встречные полосы были разведены широкой аллеей. Некогда зеленая от росших тут деревьев, теперь аллея была голой, стыдящейся своей наготы. Как постаревшая проститутка, она прятала свои изъяны под одеялом из песка. От былого уюта и красоты в ней ничего не осталось, только несколько деревянных лавок и памятников – гипсовых пионеров с горнами.

На одной из лавок, под зонтиком, сидела толстая тетка в темных очках. На ней было красное платье в белый горох и пляжная шляпа. Женщина курила, забросив ногу на ногу.

– Кто она? – спросил Антон.

– Та тетка? – Гай удивленно вскинул бровь. – Мать – приглядывает за шлюхами по эту сторону тоннеля.

– Поговорим с ней?

– Не думаю…

– Давай просто поговорим с ней, Гай!

– Ого! – присвистнул Гай. – Ладно, ладно, не кипятись, напарник…

Он припарковался у обочины. И снова подумал о том, что вопросы могут их задержать. Рис начнет остывать, а Мирра злиться.

Антон выискал среди бумаг фотокопию старика и открыл дверь.

– Пошли.

– То есть ты поверил, что старик был тут из-за шлюхи? – кинул ему в спину Гай. – Антон?!

– Глупо будет просто проехать мимо, – ответил Антон и хлопнул дверцей.

Гай вышел следом.

На улице было, как в духовке. А тетка уже вовсю пялилась на них. Все в той же позе – нога на ногу, с сигаретой в слоновьей руке. Ее намалеванные красной помадой губы напоминали бант. Конечно же, она увидела их рубахи и револьверы. Но здесь ей нечего было бояться.

– Добрый день, – поздоровался Антон, прикрываясь от солнца листком из досье. – Можно мы?..

– Покурим тут, – закончил за него Гай. Он достал из нагрудного кармана пачку «Пелл Мелла» и закусил фильтр.

Женщина пожала плечами. Сбила с сигареты пепел и уставилась на Антона.

– Чудный сегодня день, – сказал он.

Гай зажег «пелл мелл» и глубоко втянулся:

– О, да, день благодатный – ни облачка. Меня зовут Гай. Это, – он кивнул на Антона, – мой напарник. Антон.

Женщина качала толстой ногой в веревочном сандалике. Ее ноги были ухоженными – аккуратные ноготки, покрытые темным лаком, гладкие пятки. Она делала педикюр в салоне, в то время, как люди здесь задницами отрабатывали кусок черствого хлеба. Гай сплюнул в сторону. Ему стало противно.

– Хотели бы задать пару вопросов насчет этого человека, – Антон протянул женщине листок с фотографией. Но толстуха не проявила интереса.

– Я не обязана отвечать, – сказала она. Ее голос был утробным, как будто она говорила горлом. – Здесь это не сработает. Не со мной.

– Теряем время, – фыркнул Гай. Тетка начинала его бесить.

– Я понимаю, наша юрисдикция не распространяется на территорию гетто, – ответил Антон и достал из заднего кармана брюк бумажник. – Но доллар то здесь ходит, не так ли?

Ее заинтересовал кошелек. Хотя она и старалась не подавать виду. Антон снова протянул ей листок с фотографией.

– Что с ним случилось? – спросила женщина. – С этим человеком?

– Он умер. Тут, у вас. Его тело нашли неподалеку от этой аллеи – в мусорном баке, с простреленной башкой. Да он, наверное, там до сих пор и валяется – а мухи откладывают в него яйца. Но кому есть дело до мертвого старика, правда?

– Сейчас многих стреляют, – ответила женщина.

– Вы видели его?.. Я имею в виду – живым?

– Все зависит от того, сколько в бумажнике наличности.

Антон достал деньги. Отсчитал две купюры.

– У меня крупные. Так что? Был он здесь?

– Был.

Гай с Антоном переглянулись.

– И что он хотел? – спросил Гай.

Антон протянул деньги, и тетка схватила их пухлыми пальцами.

– То, чего у меня нет. Он искал Вавилоны. Но Вавилоны лишь выдумка, не так ли? – она докурила и бросила окурок под ноги.

– И что было дальше?

– Он ушел. Я посоветовала ему уйти. И не болтать больше про вавилоны. Он выглядел каким-то несчастным. Потерянным… Я предложила ему развеяться с нашими девочками, но он искал кое-что другое.

– Что он искал? – спросил Антон.

Женщина покачала головой.

– Слишком много вопросов. Нет. Этого мало, – она показала зажатые в руке купюры.

– Мало? Две сотни баксов?

Толстуха посмотрела на него сквозь темные линзы очков. Но промолчала.

– Так что он искал? – повторил за напарника Гай. Антон увидел в его руке помятую сотню.

– Он искал запретное. Понимаешь? То, что ищут пропащие люди. У которых злые бесы внутри, – толстуха выхватила у Гая деньги, и смяла их в кулаке. – Я посоветовала ему помолиться. Сходить в церковь. И возвращаться домой. Но, как вижу, он не ушел.

– Так что он искал? – снова повторил Гай.

– Мальчиков. Он искал маленьких мальчиков, – Женщина полезла в сумку за сигаретами. И когда прикуривала, руки ее тряслись. – У меня у самой сын. Дети тут пропадают. Я знаю, такое бывает. Их никогда не находят.

– Пойдем, – сказал Антон. Он зашагал к машине. Обернулся. Гай стоял все там же. Его сигарета истлела до фильтра, но он все ее не отпускал. – Гай!?

Он что-то сказал на прощание толстухе, и подошел к Антону.

– Что ты ей сказал?

Гай молча сел в машину. Антон сел рядом.

– Ты в порядке?

– В полном.

Гай бросил листок с фотографией в ворох бумаг. Включил зажигание и сдал назад.

– Что думаешь насчет ее рассказа? – поинтересовался Антон.

– Я подумал, – сказал Гай, – на секунду. Что этот старый хер легко отделался.

– Гай…

– На секунду, Антон! Я подумал о том, что у меня тоже есть сын! Я сказал ей это, когда уходил. У меня тоже есть сын.

– Он в Голдтауне.

– Да. Да… В Голдтауне. Так она и ответила мне. Твой сын в Голдтауне, а мой – здесь.

– Ты думаешь, она заслуживает милосердия? Когда вот так – имеет отношение ко всему этому?.. торгует людьми!

– Я не знаю…

– Я знаю!

– Ты тоже не знаешь, Антон! – крикнул Гай. – Не знаешь, кто из них меньшее зло!

Он крутанул руль и седан развернуло. Из-под колес брызнул песок.

– Она не просит твоего милосердия. Но и ты не суди ее, – сказал Гай уже тише. – Может она спасает этих девчонок… Так, как умеет…

Милосердие, подумал Антон. Она не заслуживает его. Даже ради своего сына.

Он покачал головой.

– Что? – возмутился Гай. – Хочешь сказать, я не прав?

– Ты поменял отношение к ней только потому, что у нее есть сын? Я знаю, тебя надирает эта хренова фраза – у нее не было выбора, – сказал Антон. – Но это неправда. Он у нее был.

– Она делает это ради сына!

– Ломает жизни другим?

Гай усмехнулся.

– Когда-нибудь ты поймешь ее.

– Это вряд ли…

Аллея осталась позади. Гай свернул во дворы – на узкую тропку, зажатую угрюмыми шлакоблочными трехэтажками. Седан осторожно прополз мимо них, и уткнулся в обветшалое здание в конце улицы, напоминавшее часовню. Белая штукатурка пооблезла с его стен, оголив красные кирпичи, а высокие окна кто-то заколотил досками. Куполообразная крыша и вовсе проржавела до дыр, а вместо креста стоял оцинкованный флюгер. Деревянная вывеска над раскрошившимся крыльцом кричала намалеванными на ней буквами.

«БОЖЕДОМЪ»

– Что это значит? – спросил Антон.

Гай припарковал машину и глянул в лобовик на вывеску.

– Не знаю.

– Это не по-вашему?

Гай уставился на Антона.

– Не по-нашему? – переспросил он.

– Ну…по-вашему…хинди? Нет?

– Пошли, – Гай взял кипу бумаг и ткнул ее Антону в грудь. – Нам нужно его опознать.

Пожав плечами, Антон перенял бумаги.

– Дерьмо какое-то… – буркнул он, открыв дверь.

На улице стояла душная тишина.

Людей почти нет, – подумалось ему. Один песок. В этом месте один чертов песок.

Кожа на спине зудела от скрещенных ремней. Хотелось щелкнуть застежками и скинуть дурацкие подтяжки на землю. Но Антон всего лишь поправил тяжелую кобуру. И положил руку на шершавую рукоять револьвера.

Гай не спеша подошел к крыльцу. У бетонных ступеней стояло погнутое оцинкованное ведерко, забитое пластиковыми бутылками из-под пива. Рядом валялись горы обсосанных до фильтров бычков.

Антон подошел к напарнику.

– Идем?

– А? – встрепенулся Гай. – Да. Да. Идем…

Сзади что-то звякнуло и они обернулись. На дорожке стоял чумазый мальчуган на велосипеде. На вид не старше десяти, он смотрел на полицейских усталыми глазами старика. Антон на секунду подумал, что мог выхватить револьвер. Он знал, такое случалось – рука порой действовала быстрее мозга.

На руле велосипеда был присобачен хромированный звонок. Гай не видел таких тысячу лет.

– Что случилось, малыш? – спросил он.

Он смотрит не на нас, – догадался Антон. – На наши револьверы.

Мальчишка не ответил. Звякнул еще раз и развернул велосипед.

– Пошли, – сказал Гай Антону. – Здесь жарко.

Он поднялся по ступеням и открыл деревянную дверь. Антон проследил, как мальчишка набрал скорость, виляя по песку, и поднялся следом.

– Просто мальчонка, – пожал плечами Гай.

– Конечно.

Они вошли внутрь. В помещении царил полумрак – с потолочных ламп капал тусклый свет, собираясь в лужи под ногами. Было прохладно и едко пахло лекарствами. Само помещение оказалось крошечным, обложенным кафельной плиткой. И пустым – глянцевым, холодным. Все тут сжималась в одну-единственную точку – лестницу в десять ступеней, ведущую вниз.

Гай щелкнул застежкой на кобуре и спустился первым. Дверей внизу не было, на входе висела полиэтиленовая пленка, за которой горел свет.

Гай раздвинул занавеси и шагнул внутрь.

– Господи… – он прикрыл нос ладонью – в подвале смердело.

Это был цех. Разделочный цех – с наваленными друг на друга людскими телами. Они лежали там, у дальней стены, в темноте. Но не заметить их было нельзя – костлявый мясной комок. Руки, ноги, косматые головы, раскрытые рты. Как куча манекенов, сваленных в кладовке супермаркета.

Справа находились несколько разделочных столов, заляпанных кровью. На одном лежало вскрытое тело – вывернутое ребрами наружу, оно напоминало паука, с торчащими лапами. Над ним, согнувшись, стоял невысокий мужчина в окровавленном, грязном фартуке. Рядом, у самого пола болталась на шнуре небольшая болгарка с обтесанным отрезным кругом, с которого капала кровь. На человеке была медицинская маска и защитные очки. Когда, наконец, он заметил Гая, то выпрямился и стянул маску с лица.

– Сейчас! – крикнул он ему.

– Что за хуйня тут творится? – прошептал сзади Антон. Гай не ответил. Ему нечего было сказать.

Морги гетто – примитивные разделочные доски, с нескончаемым мясным потоком. Гай помнил их такими – грубыми, тесными комнатушками, которые пугали его с самого детства. Тогда, после первого посещения, ему долго снился кукольный дом, из которого его кто-то звал. И глаза, смотрящие сквозь маленькие окошки.

Ничего не изменилось с тех пор.

Гай не был уверен, что труп их дождался. Обычно в таких местах тела начинали гнить – их кололи разной дрянью, чтобы избежать разложения. От этого трупы распухали и их старались поскорее захоронить. Чаще всего в братских могилах.

«Если он здесь, – подумал Гай, – то он похож на неудачную практику пластического хирурга».

Человек в фартуке подошел к ним – небольшого роста, седой, с усами и плешью. Даже не стал снимать латексных перчаток – обтер их о грязный подол.

– Слушаю вас, молодые люди.

Гай достал значок.

– Нам нужен Лев Кёниг. Антон, покажи ему.

Антон сунул патологоанатому под нос бумагу с фотографией:

– Этот.

– Да, я помню его. Он пролежал несколько суток на жаре, а потом три дня здесь – я колол его формалином, чтобы он не поплыл.

– Мы должны его опознать. Это возможно? – спросил Гай.