Вскоре пятерка путешественников покинула сосновый бор и переместилась на открытую для пролетающих мимо ветров местность. Бродить по многочисленным холмикам в такой замечательный теплый летний день, да к тому же ощущая приятное дуновение – одно удовольствие. Алира впервые со встречи с Ксалиной по-настоящему расслабилась. По всему получалось, что таинственная и весьма подозрительная незнакомка отнюдь не являлась какой-то злодейкой, а, скорее, приходилась девушке, испытывающей отныне слабое угрызение совести, настоящим товарищем по несчастью.

«Приехали, – размышляла Алира, – теперь мне ее уже жалко. Насильно выдать замуж – глупее и придумать нельзя. Уж мне ли не знать… А девчонка, видать, с характером, коли решила сбежать. Легкомысленно, конечно, но с моей стороны осуждать ее было бы довольно лицемерно. И почему я сразу не сделала правильное умозаключение, ведь все лежало на поверхности? Что мне помешало? Хроническое недоверие? Ничем не обусловленное стремление изобличать разного рода негодяев? Желание оставаться единственной девушкой в нашей компании?.. Вздор! Чушь! Дичь полнейшая! Или нет? Неужели я настолько мелочна и высокомерна? Мое поведение совершенно нерационально и недопустимо. Надо отвлечься ненадолго, дабы упорядочить царящий в голове бардак. Увы, здесь нет моей мастерской, а то повозилась бы сейчас со своими механическими приборчиками…»

– Ветер усиливается, – обратил внимание Нолан, в ушах которого последние несколько минут только и слышалось постоянное «шу-шу-шу», как из неисправного приемника.

– Хи-хи, – издала смешок Ксалина.

– Увидели нечто забавное? – спросил у нее журналист.

– Нет, просто у господина Эдвина так изящно трепещутся волосы на ветру.

Юноша крайне удивился ее замечанию. То был первый случай на его памяти (воспринимайте данное утверждение буквально), когда кто-то употребил слова «изящно» и «волосы господина Эдвина» в одном предложении. Молодой человек несколько смутился, и Ксалина, явно уловив соответствующие признаки на его лице, поспешила извиниться:

– Простите, господин Эдвин. Я не хотела вас задеть.

– Да нет… – возразил юноша. – Все нормально. Вы можете обсуждать мою прическу, сколько сочтете нужным, в особенности покуда она доставляет вам совершенно непостижимое с точки зрения здравого смысла эстетическое наслаждение.

– Поражаюсь, – восхитилась Ксалина, – как вы красиво умеете подбирать выражения…

– Позвольте перебить вас, юная госпожа, – вмешался сэр Гаспар. – Мне надобно знать: я один слышу сей глас, песню поющий?

– Вы меня пугаете, сэр… – не закончил фразу Нолан, так как звук стал отчетливее, и удалось разобрать конкретные слова:

Шу-шу-шу, я лечу!

Без крыльев, рук и ног

Я заберусь на каланчу.

Я – ветер, ветерок!

– Что за?.. – недоуменно проговорил журналист. – Это может быть?..

– Думаю, да, – согласился Эдвин. – Нам стоит пойти на голос.

– Тогда нам вон туда, – указала Алира, – песня доносится со стороны той мельницы.

– Ничего не понимаю… – призналась Ксалина.

– Просто следуйте за нами, – посоветовал Эдвин и помчался к отмеченному Алирой ветряку.

Преодолев две трети расстояния, путники вновь услышали веселое пение:

Я устремлюсь на запад

Иль, может, на восток.

Куда хочу, подамся.

Я – ветер, ветерок!

– Мы явно приближаемся, – приободрил товарищей Нолан, взбираясь на самый высокий в округе холм.

– Господин Догода! – позвал Эдвин, оказавшись на возвышении и подойдя к мельнице. Ответом послужил очередной куплет:

Тебя с собою унесу,

Чтоб оценить ты смог

Свободы дивной красоту.

Я – ветер, ветерок!

Песня, по-видимому, закончилась. В воздухе закружил вихрь. Крылья мельницы стремительно завертелись. Поднялся гул. В небе облака начали соревноваться друг с другом в беге на скорость. Так продолжалось примерно с минуту, а затем все мгновенно стихло.

– Господин Догода? – уже менее уверенно позвал Эдвин.

– Не знаю никакого господина, – возвестил звонкий мальчишеский голос откуда-то сверху.

Эдвин поднял голову и увидел восседавшего на треугольной крыше мельницы парнишку лет двенадцати в белой рубашке и синих шортах, непринужденно дрыгающего свисающими с края ногами.

– Тута вообще господа отродясь не водились, – пояснил мальчик. – Я же – просто Догода. Повелитель ветра. Ни убавить, ни прибавить. Догадываюсь, зачем вы ко мне пожаловали. Раз так, то слушайте, что вам предстоит сделать…

Сад при Алом Дворце являл собою истинный шедевр ландшафтного дизайна: идеально подстриженный газон, обрамленный по бокам желтыми и красными цветочками, ветвящаяся змейкой каменная тропинка, ведущая к мосту, перекинутому через пруд. А еще где-то здесь располагался лабиринт. Какой же королевский парк в состоянии обойтись без хорошенько запутанной системы коридоров из живых растений, в конце-то концов?

– Знаешь, дорогой брат, – спросил принц Том, восемнадцатилетний средний сын кдадского короля Сида XLIX, – отчего мне нравится гулять по лабиринту?

– Нет, – ответил Рид, совсем еще юный принц одиннадцати лет от роду, третий и самый младший в цепочке прямых наследников престола. – И отчего же?

– Ибо лабиринт является аллегорией всей нашей жизни… – обратился к излюбленным псевдопоэтическим и отнюдь не оригинальным сравнениям мечтательный Том, впрочем, молодому человеку их можно и простить. – Мы блуждаем по коридорам, то сбиваясь с пути, то вновь находя верную дорогу. На каждом повороте принимаем судьбоносные решения, не зная, к добру ли приведет наш выбор или все станет только хуже и запутаннее. Всякий раз, когда мой разум охвативает смятение, я прихожу сюда и могу часами бродить в окружении высоких зеленых стен, пока не найду выхода, а он есть всегда. Какой бы сложной ни казалась ситуация, где-то впереди обязательно маячит спасительный проем, пойдя через который ты снова почувствуешь себя свободным, преодолев не только этот видимый и осязаемый лабиринт, но и тот, что у тебя в голове. Да, дорогой брат, у каждого из нас в голове имеется свой персональный лабиринт. Из него выбраться труднее всего. Иногда на поиски нужной тропы уходит вся жизнь…

– Мне не совсем ясно… – подумав, сказал принц Рид.

– Разумеется, мой дорогой брат! Ведь ты еще неимоверно юн. Я порой завидую твоей неосведомленности, беззаботности и невинности. Ты пока слишком мало знаешь о жизни, и мои метафоры в настоящий момент чересчур сложны для твоего мировосприятия…

– Нет, – возразил Рид, – метафору-то я понял. Мне невдомек, почему, по-твоему, выбраться из лабиринта представляется настолько трудным делом? По сути, надо лишь придерживаться одной стороны и рано или поздно ты придешь к выходу…

– Ох, дорогой брат! – снисходительно произнес принц Том. – Если бы в реальной жизни все было так просто, как ты думаешь!

– А в чем проблема? – недоумевал младший брат. – К чему нарочно усложнять изначально предельно простую задачу?

– Ха-ха! Вот когда ты подрастешь, то сам убедишься, как мало зависит от тебя весь остальной мир. На любой твой самый продуманный план жизнь ответит свойственной ей непредсказуемостью. Еще вчера, например, я подумывал о написании героического романа, но уже сегодня прозу начисто вытеснила из моего сознания поэзия… Перо в моей руке словно само по себе начинает выводить на бумаге одну за другой стихотворные строки…

– Кажется, теперь мне все понятно, – догадался Рид. – Ты влюбился. Опять.

– Ты говоришь «опять», но для меня как будто это произошло впервые! Я никогда прежде не встречал таких… таких прелестных… да ладно, чего уж там – божественных созданий!

– И как ее зовут?

– Юди… моя прекрасная, несравненная, восхитительная виконтесса Юди!..

Совсем недалеко от лабиринта располагался охотничий домик – скромное по королевским меркам трехэтажное строение, но весьма уютное и удобное для временного пребывания, а также – удачное совпадение – для приватных разговоров о государственных делах.

Двадцатилетний принц Ник, старший сын короля, надежда и опора родного отца, однозначно будущий Сид L, разглядывал висевшую над камином трофейную голову кдадского златорога. Огромный зверь когда-то спокойно бегал по окрестностям, вселяя страх в любого, кто с ним встречался на лесной дорожке – истинное воплощение хаоса, неконтролируемой разрушительной силы, остановленное благодаря людской смекалке, отваге и современному оружию, считавшимися непременными атрибутами Всеобщего Порядка. По крайней мере, подобным пафосным образом королевские историки преподносили банальный, в общем-то, рассказ об обыкновенной охоте двух дюжин взрослых мужиков, снабженных ружьями последней модели, на бедное затравленное и загнанное в угол животное.

– Как всегда, любуешься этим трофеем, – заметил спустившийся по лестнице со второго этажа король Сид XLIX. – Правильно. Так как он символизирует власть и контроль. Даже самую безумную стихию человек способен подчинить собственной воле. Достаточно лишь поработать головой и приложить усилия в нужном направлении. Взять хоть текущую ситуацию на войне. Уверен, ты в курсе последних событий.

– Да, отец, – ответил принц Ник. – Трипские войска собираются в Громовой крепости. Очевидно, планируется удар по Быстрограду. Очередная отчаянная попытка переломить ход войны. Обреченная на провал, естественно. Канторийцы же перебрасывают основные силы в Румбию. То ли они очень сильно хотят выслужиться перед Церковью Порядка, то ли дядя Павел ведет некую хитрую и непонятную мне игру, то ли… хм… Ваше Величество весьма искусно путем закулисных манипуляций убрали с дороги главного конкурента при будущем дележе Трипского порта. Последний вариант представляется наиболее вероятным.

– Так и есть, – не без удовольствия подтвердил король. – Павел думает, будто бы ведет хитрую игру, пытаясь выслужиться перед Церковью, хотя на самом деле действует исключительно в моих интересах. Теперь порт перейдет нам вместе со всеми торговыми путями, включая выход к Апельсину через море. И, если уж речь зашла об Апельсине… Как там у тебя с налаживанием отношений с будущей супругой?

– Замечательно. Мы постоянно обмениваемся письмами. Мэй Тонг без ума от меня и ждет не дождется свадьбы.

– Это хорошо, хорошо… Союз с дочерью Главного Распорядителя Апельсинов важен для Клада как никогда. Пускай мне лично и не по душе ситуация, при которой приходится считаться с мнением невесты. Всегда ведь как было заведено: родители меж собою договорились – и готово. Возражения не принимаются. Нас с твоей матерью, помнится, так и поженили. А Тонг Ю, видишь ли, развел у себя в семье демократию. Сказал он мне однажды в личной беседе: «Дочь свою единственную и бесценную выдам замуж исключительно по любви и никак иначе». Согласен, подход, диаметрально противоположный деловому. Кто так поступает? Но времена, видать, меняются и приходится подстраиваться под кое-какие причудливые капризы контрагентов. Ладно хоть девчонка симпатичная попалась, что чутка облегчает тебе миссию по вынужденному ухаживанию и очаровыванию.

– Не беспокойтесь, отец, – обнадежил принц. – Я справлюсь. Во благо Клада.

После разговора с королем Ник вышел из охотничьего домика и совершил прогулку через весь сад, пройдя, в том числе, мимо лабиринта, где совсем недавно разговаривали Рид с Томом. Достигнув пруда, старший принц остановился у плакучей ивы, чьи свисавшие ветви могли служить вместо занавеса, скрывая молодого человека от любопытных глаз. Ник по причинам, кои и вам скоро станут очевидны, не желал огласки. Он простоял под деревом минут пять, прежде чем услыхал шорох ветвей, из-за которых возникла стройная фигурка сероглазой белокурой девушки в голубом платье.

– Наконец-то! – обрадовался принц. – Ожидать вашего появления одновременно и приятно, и невыносимо…

Девушка вплотную приблизилась к Нику, обняла его за шею и одарила горячим поцелуем, тем самым недвусмысленно выразив радость от встречи.

– Смею надеяться, – сказала девушка, – ожидание того стоило…

– Без сомнения, моя дорогая Юди, без сомнения…

Глава 3. Небесный металл

Еще не наступил вечер, как путники вошли в Братино, небольшое поселение из числа тех, где все жители знают друг друга в лицо. Номинальным хозяином здесь был некий барин по имении Юрген, вроде бы являвшийся официальным представителем самого князя, однако все наиболее важные решения принимало местное самоуправление в лице сельского собрания. Вероятно, именно поэтому Братино в отличие от многих удаленных от столицы мелких территориальных единиц не пребывало в крайне запущенном состоянии, а, наоборот, находилось в постоянном развитии. И это, несмотря на случившийся в селе каких-то полтора десятка лет назад страшный пожар, поглотивший большую часть деревянных домов и унесший вдобавок многие людские жизни. После подобных бедствий мало какая община способна восстановиться, но предприимчивый господин Миро, ставший впоследствии сельским головой, сумел-таки собрать людей и использовать совместные ресурсы на возрождение Братино из пепла. Юрген же был, во-первых, по складу характера слишком ленив, если не сказать апатичен, чтобы вмешиваться в дела сельчан, а во-вторых, очень любил деньги, принявшиеся спустя какое-то время стремительным потоком наполнять его собственные карманы в результате успешной хозяйственной деятельности жителей, по-прежнему формально числившихся у барина на попечении.

Вы, наверно, задаетесь вопросом: «Каким образом и, главное, зачем наши приключенцы оказались в Братино?» Очень просто. Они последовали указанию мальчика-балансира Догоды, велевшего им дословно следующее:

– Вы должны отправиться в расположенное неподалеку село Братино, – говорил повелитель воздушной стихии. – Там, на окраине, проживает известный в узких кругах инженер и изобретатель мастер Гейб. Отыскать его не составит труда, достаточно спросить у любого сельчанина. И, собственно, больше мне и добавить пока нечего. Остальное узнаете от самого Гейба, которому требуется помощь в профессиональных изысканиях. Я ничего в подобных делах не смыслю и, дабы не сбивать вас с толку, свалю всю ответственность на него. Несколько ветрено с моей стороны, ну да ладно… Такова уж моя натура!

По-хорошему, Ксалину должно было удивить то, как ее спутники охотно принялись исполнять необычную просьбу какого-то взбалмошного мальчишки. С другой же стороны, их согласие означало, что девушке не придется в одиночку добираться до Братино, и данное обстоятельство легко позволило ей закрыть глаза на странности происходившего вокруг.

– И как вы намерены поступить дальше? – поинтересовался у нее Нолан, когда они все впятером достигли площади перед крохотным – особенно в сравнении с аналогичными румбийскими постройками – зданием сельского храма Порядка.

– Хм… – задумалась Ксалина. – Для начала мне нужно найти своего друга, а там… там посмотрим. Благодарю за помощь. Без вас я никогда бы досюда не добралась…

– Если вдруг вам что-нибудь понадобится, – сказал Эдвин, – обращайтесь, мы, очевидно, будем у мастера Гейба…

– О! – расчувствовавшись, воскликнула Ксалина. – Это столь великодушно с вашей стороны, господин Эдвин. Я так благодарна судьбе, познакомившей нас…

– Э-э… я тоже очень ей благодарен. Надеюсь с вами еще увидеться.

«Фуф, – про себя выдохнула в тот момент Алира. – Слава Порядку, она уходит. То есть девушка-то, кажется, нам подвернулась нормальная. И все же без нее мне гораздо спокойнее. Только подумать: «Я так благодарна судьбе, познакомившей нас…» Бе-е… в пахлаве сладости и то меньше, чем в этих… раз, два, три… шести словах».

Нолан разузнал у прохожих, где найти дом мастера Гейба, после чего путникам пришлось пересечь все село. По дороге им попадалась на глаза масса механических устройств различной степени причудливости: от более или менее обычного водяного колеса до сверхсложных систем, состоявших из огромного количества взаимосвязанных винтов, блоков, поршней и рычагов, назначение коих оставалось неразрешимой загадкой для непосвященного наблюдателя. Алира озиралась по сторонам с неподдельным интересом. Она никак не ожидала столкнуться с подобными изобретениями в захолустном канторийском селе на самой периферии княжества.

Проходя мимо ярко окрашенной таверны, четверка услышала скрипучий старческий голос:

– Эй, Трислав! – позвал сидящий на лавочке у входа в заведение сморщенный дедок с седой бородой до пояса и, не услышав ответа, повторил: – Трислав! Енто ж ты! Трислав, ты че не признал дядю Рябышко? Ясно дело, я постарел, но не настолько же!

– Простите, – произнес Нолан, – вы к кому-то из нас обращаетесь?

– Не к кому-то, а к Триславу! – поправил старичок. – Вон к ентому здоровому усачу…

– Вы имеете в виду сэра Гаспара? – уточнила Алира.

– Не знаю никаких сыров Гаспаров, – помотал головой дед. – Я мужик простой и в ентих вашенских деликантессах не разбираюсь.

– При чем тут сыры и деликатесы? – удивилась девушка. – Я говорю о нашем друге сэре Гаспаре, благородном странствующем паладине Ордена Святой Чаши…

– Ну, то бишь об ентом здоровяке в доспехах, – сделал вывод старик. – Так и я ж о нем толкую. О Триславе, значится…

– Сэр Гаспар, – спросил у рыцаря Нолан, – вы знаете этого пожилого господина?

Паладин близко подошел к дедушке, внимательно посмотрел на того сверху вниз и четко, тоном, не допускающим двусмысленного толкования, произнес:

– Ты ошибся, старче. Меня Гаспаром величают.

– А, ну… енто… – выдержав на себе долгий немигающий взгляд рыцаря, проговорил дядя Рябышко, – обознался я походу… Извиняйте старика. Зрение меня нынче частенько подводит, да и память уже не та…

– Ничего страшного, старче, – успокоил сэр Гаспар. – Всяко бывает. Будь здоров!

– И тебе не болеть, Трис… вернее, Гаспар, – пожелал на прощание дедок.

Остаток пути до дома мастера Гейба четверка провела в деликатном молчании. Иными словами, никому не пришло в голову допытываться у рыцаря о только что имевшей место довольно неловкой сцене. Любопытство в данном случае за явным преимуществом уступило чувству такта. Нолан, Алира и Эдвин, не сговариваясь между собой, подумали совершенно одинаково: сэр Гаспар добровольно им все расскажет и объяснит, ежели сочтет нужным. Паладин не счел. Пока, во всяком случае.

Жилище мастера встретило путников тяжелой железной дверью, выделявшейся на полностью деревянном фоне общего фасада здания.

– Молоточка нет, – обратила внимание Алира, – зато есть кнопка. Весьма технологично… Мое кредо: нажимай на все подряд!

– А я думал, – припомнил Эдвин, – ваше кредо – не доверять голосам из статуй…

– Значит, у меня теперь новое… – отмахнулась девушка и нажала на кнопку. Изнутри дома послышалось приглушенное звучание простенькой мелодии, похожей на звук музыкальной шкатулки.

– Дверной звонок! – восхитилась Алира. – Выражаясь языком вашего времени, господин Нолан, я нахожу, что это круто.

– Кто там? – раздался мужской голос из примыкавшей к двери изогнутой металлической трубки.

– Мастер Гейб? – уточнила Алира.

– Он самый.

– Нас прислал Догода. Он сказал, вам требуется помощь. Вот мы и здесь.

– Секундочку, сейчас открою…

Прошло секундочек сорок, потраченных на манипуляции с шестью хитрыми замками, прежде чем дверь наконец-то распахнулась. На пороге перед гостями предстал хозяин дома: мужчина на вид лет тридцати – тридцати пяти с недельной щетиной на лице и отстраненно-мечтательным взглядом, одетый в просторную синюю рубашку и защищавший ее от грязи истертый кожаный слесарный фартук. Алира вежливо назвалась по имени и представила своих друзей. Мастер показался ей достойным доверия, к тому же к нему их направил сам Догода, и вряд ли балансир замышлял нечто недоброе.

– Я никого не ждал, поэтому приношу извинения за небольшой беспорядок, – стеснительно сказал Гейб, приглашая незваных визитеров к себе в дом.

Под небольшим беспорядком, очевидно, понимались разбросанные повсюду пружины, шестеренки и прочие детали, а также заметные то тут, то там темные пятна от машинного масла. Довершали картину хаотично развешенные на стенах вместо обоев листы бумаги с разнообразными чертежами и расчетами.