– Зрелище, должна сказать, далеко не из приятных! – сказала ужасно худая изможденная особа в зеленом балахоне привычным механическим тоном. – Так что не рекомендую…
Даша почувствовала, как мама впилась в ее руку. До нее донесся судорожный всхлип.
Особа в зеленом балахоне, так и не получив ответа, толкнула стол, и из-под пластика, которым он был затянут, что-то показалось.
Запах, этот ужасный запах… Даша на мгновение закрыла глаза. Как они могут работать в подобном месте?
А затем одернула себя, приказав перестать думать о глупостях. Хотя о чем она могла еще думать, находясь в морге, перед столом, на котором покоилось тело ее старшей сестры?
Женя была мертва… Непостижимо, невероятно, недоступно пониманию…
И тем не менее это было так!
Мама, заливаясь слезами, прильнула к ее груди. Даша стала ее утешать, хотя прекрасно понимала, что никакие слова не помогут. Никакие…
А затем сама бросила взгляд на руку, которая высовывалась из-под пластика. Тонкая девичья рука с короткими ногтями. И браслетом…
Дашу словно током ударило. Да, браслет был Женин, сомнений в этом не было никаких. Они с мамой выбирали его на день рождения старшей сестры, и она носила его не снимая.
– Дашенька, уведи меня отсюда, прошу тебя, уведи! – застонала мама, а потом начала сползать на пол.
Дама в зеленом балахоне проворно подхватила ее и, грубо, зато действенно отхлестав по щекам, заявила:
– Ну, мамаша, что раскисать-то? Мои соболезнования, однако вашей мертвой дочке уже ничем не поможешь. Лучше думайте о той, что у вас осталась!
Мама, шатаясь, поддерживаемая Лидой, вышла в коридор. Дама в зеленом балахоне исчезла, к ним подошел какой-то моложавый врач с остроконечной бородкой, стал сыпать словами, мудреными терминами, а потом все совал какой-то формуляр, прося его подписать.
– Она не мучилась? – спросила Даша, и врач, прерванный ею на полуслове, сглотнул и уставился на нее поверх стильных очков.
– Гм… Нет, конечно, не страдала! – заявил он, и Даша поняла, что он врет. Вероятно, врет, чтобы успокоить их, находящихся в прострации, шокированных родственников.
Впрочем, что за идиотский вопрос она задала? Ее старшая сестра умерла – точнее, покончила с собой! Покончила с собой, кинувшись под поезд в метро.
О, если бы это был ужасный несчастный случай… Однако это было самоубийство. Прошло менее сорока восьми часов, однако казалось, что миновал целый месяц. И за это время мама, всегда такая веселая и молодая, вдруг резко сдала и постарела, превратившись в беспомощную, плачущую, постоянно хватающуюся за сердце старуху.
Именно поэтому Даше пришлось взять все самые неприятные, но необходимые в данном случае процедуры на себя. Именно она говорила с полицейским, именно она вела беседу с дамой-психологом, которая пыталась объяснить ей причины поступка сестры.
Если бы она могла повернуть время вспять и спасти Женю! Убедить ее, что так поступать не надо, что прыгать под поезд из-за несчастной любви – верх идиотизма. Но в последнее время они отдалились друг от друга. Женя работала, жила отдельно, Даша оканчивала университет, обитала в квартире с мамой.
Психолог показала ей предсмертную записку, которую оставила Женя перед тем, как… Как умереть. Слова – такие горькие. Причина – такая банальная. Решение – такое бесповоротное.
Даша хотела оставить письмо у себя, но оно являлось уликой. Психолог обещала, что выяснит, могут ли они получить копию, но пока что не объявлялась. Впрочем, нужно ли им предсмертное письмо Жени, в котором та ставит их в известность о том, что приняла решение уйти из жизни и что винить в этом никого не следует, кроме нее самой?!
И мерзавца, ради которого она решилась на этот шаг! Даша подозревала, что у сестры появился новый молодой человек, но Евгения была всегда такой скрытной. Она хотела поговорить с сестрой, но все откладывала, потому что у нее самой на носу были госы и диплом. Хотела поговорить после них, и вот…
И вот к ним пришел полицейский с ужасной вестью…
– А можно ли… – Даша запнулась. – Можно ли мне все же увидеть сестру…
Доктор вверил плачущую маму заботам изможденной особы в зеленом балахоне. Та куда-то увела ее, а доктор поманил Дашу пальцем обратно в морг.
– Я настоятельно не рекомендую, но если вы так хотите! – протянул он.
Он приподнял на мгновение пластик, Даша в ужасе уставилась на разрозненные багровые куски мяса, которые раньше были ее сестрой. От лица ничего не осталось, уцелела только одна рука и низ живота – состав ведь, до того как остановиться, протащил Женю порядка ста метров…
Девушка схватилась за край металлического стола, на котором покоилась… Женя? Нет, то, что там лежало, не было ее сестрой!
Быть может, это и не сестра? Однако ошибки быть не могло – им предъявили сумочку Жени с ее документами, изорванную окровавленную одежду, имелись пассажиры, которые поведали, как стали свидетелями самоубийства Жени.
Наконец, браслет…
И все же Даша отдала бы все на свете для того, чтобы весть о смерти Жени оказалась ошибочной. Однако она понимала, что никакая это не ошибка. Сестра была мертва.
Она покончила с собой.
– Однозначно рекомендую хоронить в закрытом гробу! – заявил авторитетно врач. – Ну что же, а теперь прошу меня извинить…
Он прозрачно намекнул, что у него имеются и другие дела. Даша спросила, может ли она остаться на пару минут наедине с…
С сестрой…
Медик, явно не ожидавший такой просьбы, кивнул и ретировался. Даша старалась заплакать, но не могла. На душе было пусто и муторно, как будто из нее вынули все живое. Она была зла, очень зла…
Да, зла на сестру, которая решилась на такой идиотский шаг – бросила их с мамой. И это после того, что та воспитывала их одна после смерти отца от рака девять лет назад!
– Зачем ты это сделала, Женя? – спросила Даша, прикасаясь к клеенке. Нет, не могла она злиться на сестру. Она была зла на то, что та приняла такое ужасное решение, но Женю она, конечно же, любила.
Любила больше, чем когда бы то ни было… Только не могла ей больше сказать об этом.
Она заметила высовывавшуюся из-под пластика руку сестры. Даша осторожно высвободила ее из-под клеенки и прикоснулась к мраморно-белым, ледяным пальцам. Погладила их осторожно, дотронулась до браслета…
Она вспомнила, как они с мамой выбирали его, копили деньги, целых три раза ходили в магазин, чтобы прицениться. И как Женя была рада, получив долгожданный подарок…
Эх, сестра, зачем ты это сделала…
Даша прикоснулась к руке, понимая, что настало время развернуться и уйти прочь. Потому что ее ждала мама – мама, которая была на грани нервного срыва и последние сорок восемь часов держалась только на таблетках.
Вдруг Даша заметила шрамик. Небольшой такой, еле заметный, вряд ли больше пары сантиметров, с внутренней стороны руки. Он был прикрыт браслетом. Даша отодвинула его в сторону и провела по нему пальцем, Может, не шрам, а… а пятно крови?
Но нет, это был шрамик, причем настолько хорошо зарубцевавшийся, что его практически не было видно.
Даша нагнулась, чтобы внимательнее рассмотреть его. Шрам как шрам. Но все дело в том, что у ее сестры Жени не было никакого шрама на руке!
Осознание этого пришло к Даше медленно. Она схватила руку и буквально вывернула ее. Да, это именно шрам! Только откуда?
Она вспомнила свою последнюю встречу с Женей – на прошлой неделе. Она заглянула домой к маме, сообщила таинственным тоном, что у нее теперь новая работа, интересная и высокооплачиваемая. Правда, не сказала, какая именно, но деньги у нее в самом деле вдруг завелись.
Даша отлично помнила, как они сидели на кухне, и сестра, попивая чай, игралась браслетом. Вот этим самым браслетом, который свешивался сейчас с руки покойницы.
И никакого шрама на руке сестры не было! И в детстве никаких ран у Жени там не было. И позднее тоже. Во всяком случае, неделю назад.
А если бы Женя поранилась сразу после их последней встречи, то это был бы не шрам, а свежая еще рана, наверняка с корочкой-болячкой. Этому же шраму явно много лет!
И потом, браслет…
Даша быстро подошла к соседнему столу и приподняла клеенку.
– Извините, – пробормотала она, обращаясь к тому, кто лежал перед ней. И какая разница, что человек ее не слышит, все равно было что-то ужасно непочтительное в том, чтобы столь бесцеремонно взирать на нагое, беззащитное тело.
Вот именно, нагое…
Даша быстро заглянула под три другие клеенки. И каждый раз убеждалась в том, что мертвецы были без одежды – и без каких бы то ни было украшений.
Только на руке ее сестры почему-то висел запоминающийся, уникальный браслет.
Спрашивается – почему? Деталь была заметная, такую вещицу нельзя не увидеть. Скорее можно забыть вынуть из ушей сережки-гвоздики, но не этот браслет…
И тут Даша поняла, и осознание истины походило на откровение.
Если у сестры не было шрама, то, значит, тело, которое лежит сейчас перед ней на столе прозекторской, не принадлежит Жене.
Женя была жива!
Она бросилась прочь из морга и застала маму выходившей из кабинета – ее поддерживала все та же изможденная особа в зеленом балахоне.
– Отлично, все формальности улажены! – заявил бородатый медик и, как показалось Даше, усмехнулся.
– Мы не будем подписывать никакие бумаги! – крикнула Даша, а доктор развел руками и сообщил ей веселым тоном:
– Ваша матушка только что подписала. Так что вам не о чем беспокоиться. Ольга Сергеевна, проводите дам к выходу!
Даша преградила маме дорогу и заявила:
– Это не наша Женя!
Доктор вздохнул и закатил глаза. Мама снова заплакала, а доктор сказал:
– Ну, что вы медлите, Ольга Сергеевна, я же сказал: проводите даму! А с барышней я сейчас сам разберусь…
Ольга Сергеевна повела маму вдоль по коридору, а врач, схватив Дашу за локоть, втащил в небольшой, заваленный бумагами кабинет и прошипел ей в лицо:
О проекте
О подписке