Ева

Рукоятка была холодной, скользкой, абсолютно черной. И липкой. Да, именно липкой… Ее рука сжимала рукоятку, причем с такой силой, что потребовалось усилие, дабы расцепить онемевшие пальцы.

Там, где она находилась, царил полумрак. И было холодно. Она попыталась привстать, но это у нее получилось плохо. Голова гудела, а вместо мыслей был какой-то сизый туман. Даже не туман, а кисель, словно заполнявший до краев ее пустую черепную коробку.

Наконец с пятой или шестой попытки у нее получилось подняться на ноги. Она осмотрелась и поняла, что находится в каком-то странном месте. Месте, в котором ей не очень хотелось находиться.

Она совершенно не помнила, как оказалась в нем. Она тряхнула головой и повела тотчас отозвавшейся болевым импульсом шеей. На самом деле она ничего не помнит, ровным счетом ничего!

Да, место было странным, в нем плохо пахло. Какая-то обсыпающаяся кирпичная арка, просветы в крыше, сквозь которые падали косые солнечные лучи. Она сделала шаг, заметив, что на ее ногах какие-то темно-зеленые полотняные тапочки. Откуда они у нее?

Она задумалась, а потом поняла, что это не тот вопрос, который ей следовало задать. Где она? Впрочем, и на этот вопрос она не могла дать ответа. Но и он казался ей таким… таким мелким и неважным.

Кто она?

В этот момент ее правая нога ударилась о что-то, лежавшее на грязном бетонном полу. Она нагнулась и присмотрелась – так и есть, как она могла забыть, что это тот самый нож, который она только что держала в руках?!

Нож был угрожающего размера, наверняка охотничий, с широким лезвием – лезвием, покрытым кровью. Но если она ничего не помнит, то откуда знает, как выглядит кровь? Однако она знала – и все тут!

Она осторожно подняла нож и положила его на кирпич, валявшийся посреди помещения, в котором она пришла в себя. Затем осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, куда ей надо идти.

Голоса… Ей показалось, что неподалеку раздались голоса. Отчего-то ее охватил страх, сердце сжалось. И она поняла, что ей не нужно выдавать своего присутствия.

Выждав несколько минут, она убедилась в том, что голоса стихли. Значит, все было снова в порядке.

В порядке?

Внезапно она заметила странные следы. Это были капли крови, въевшиеся в пол. Они тянулись цепочкой, уводя куда-то в соседнее помещение. Повинуясь внезапному чувству, она двинулась вперед.

Соседнее помещение было как две капли воды похоже на то, в котором она только что пришла в себя. С одной только разницей – посреди него, на полу, кто-то лежал. Похоже, еще один человек, как и она сама, находился без сознания. Странно только, что этот человек был совершенно наг…

Она осторожно подошла к человеку, который лежал на боку, и ткнула его пальцем в бок. Человек не пошевелился. Тогда она схватила его за плечо – и человек медленно перевернулся на спину.

Это была женщина, блондинка, с длинными, беспорядочно раскиданными кудрями. И она была мертва!

Потому что ее грудь и живот были усеяны страшными, глубокими ранами. Кто-то методично исполосовал несчастную, оставив ее потом лежать нагой здесь, в этом странном заброшенном месте.

Кто-то?

Она не сразу поняла, что блондинка мертва, попыталась сначала даже оживить ее, хлестала по щекам, а затем вдруг решила сделать ей искусственное дыхание. Откуда она знала, что умеет делать искусственное дыхание? Этого она сказать не могла, как не могла сказать ничего – ни своего имени, ни своего возраста, ни того, где она находилась и почему…

Да, она ничего не могла сказать, за исключением того, что сидела сейчас около трупа кем-то зверски убитой женщины.

Кем-то?

Внезапно ей сделалось страшно. Она быстро вернулась в ту комнату, в которой пришла в себя. Убедилась, что нож по-прежнему лежит на кирпиче. Она подошла к нему и, словно зачарованная, уставилась на окровавленное лезвие.

Этот нож был у нее в руке, когда она проснулась. Кому же придет в голову засыпать в подобном месте?

Хотя… Хотя если ты только что совершил жестокое убийство, убийство, требующее большой физической отдачи, которая вызвала небывалую усталость…

Она вздрогнула и взяла нож в руку. Неужели несчастную убили при помощи этого ножа? Если кого-то находят около жертвы, лишенной жизни при помощи охотничьего ножа, с этим самым охотничьим ножом в руках, то следует признать, что этот человек и является убийцей! Но ведь это элементарно, Адсон!

Почему эта фраза всплыла у нее в голове. И кто такой этот самый Адсон? Впрочем, сейчас это не так уж важно, хотя разве она могла сказать, что важно, а что нет, если ничего не помнила?

А вдруг это просто совпадение, нелепое совпадение, которые так часто бывают в жизни? Но что она могла сказать о своей жизни… Ровным счетом ничего! Она проснулась здесь с ножом в руке – а остальное как отрезали…

А несчастную, что лежала в комнате рядом, зарезали. Да, ее зарезали, но этим ли ножом?

Она решила, что это надо выяснить. Потому что это могло быть совпадение. Или недоразумение. Или, что ужаснее, чей-то злой умысел.

Злой умысел… Но кто желал ей подобного? Если бы она помнила… Да, если бы она помнила…

Впрочем, не только ей. Несчастной блондинке, которая лежала в соседнем помещении, не повезло в гораздо большей степени, чем ей самой. Потому что она была жива, а та – мертва. Мертва…

Точнее, убита. Но кем? Неужели… неужели ею самой?

А что бы она подумала, если бы нашла зарезанную особу, а в другой комнате – еще одну, сжимающую в руке нож, при помощи которого было совершено преступление?

Откуда она могла знать, что бы подумала в такой ситуации? Потому что не помнила, чтобы до этого оказывалась в подобных обстоятельствах. Впрочем, она вообще ничего не помнила!

Поэтому предстояло провести следственный эксперимент. Или как это там называется… Странно, такие вещи она тоже помнила, но почему-то не могла сказать, как ее зовут. Разве такое может быть?

Может! Иначе бы она не находилась в этом странном и страшном месте в данный момент.

Она вернулась в помещение с телом. Опустилась около него на колени. Отметила при этом, что на ней какой-то странный наряд. И вообще все было крайне странно.

Ей показалось, что поблизости донеслись осторожные шаги. Она на мгновение замерла, прислушалась. Нет, именно что показалось. Она была здесь одна – не считая, конечно же, тела убитой блондинки.

Она поднесла нож к одной из ран на животе несчастной, пытаясь сравнить, оставлена ли эта рана именно этим ножом. Однако она ведь не эксперт! Но ей требовалась правда!

А если правда заключается в том, что она – убийца? Только зачем ей убивать эту блондинку? Вот именно – незачем! Она ее никогда в глаза-то не видела.

Точно не видела? Она ведь не помнит ни своего имени, ни людей, которых когда-то знала. Как она тогда может столь безапелляционно утверждать, что не знает этой блондинки?

Точнее, не знала, ибо несчастная мертва.

Она подносила лезвие ножа то к одной ране, то к другой. Нет, это глупое занятие, эксперты ведь это не так делают, а как-то по-другому. Только вот как?

Это навело ее на мысль о том, что надо обратиться к этим самым экспертам. Но к кому обращаются, если находят мертвое, испещренное глубокими ранами тело?

В полицию… Это всплыло из глубин ее подсознания само по себе. Да, именно в полицию! Хорошо бы, если и прочие воспоминания столь же легко вернулись к ней. Хотя она где-то читала, что они возвращаются не тогда, когда ты пытаешься искусственно заставить их вернуться, а спонтанно, в самый неожиданный момент…

Когда-то читала? Или, быть может, слышала в какой-то программе? Да нет же, это говорил ей этот тип в белом халате…

Тип в белом халате… В голове что-то в буквальном смысле зашевелилось, казалось, еще одно крошечное усилие – и она все вспомнит. Но нет, она ничего не вспомнила!

Зато нож выскользнул у нее из руки и упал на тело несчастной. Она инстинктивно схватила его – и в этот момент услышала чье-то судорожное сопение. Она подняла взгляд – и заметила стоявшее в дверном проходе чудовище. Оно было невысокое, все черное, прокрытое иголками и тяжело дышавшее.

Она закричала, отпрянула в сторону и выкинула вперед руку с зажатым в ней ножом, Чудовищ, как учили ее всю жизнь, не бывает. Однако все это оказалось ерундой, они существуют! И теперь все было ясно, совершенно ясно. Блондинку убило это чудовище, и теперь оно вернулось, чтобы лишить жизни и ее саму!

Но чудовище внезапно вдруг заверещало, вернее, заголосило, но как-то не так, как надлежит голосить чудовищу, а тоненьким дурашливым голоском, по-бабьи, истерично.

И она поняла, что никакое это не чудовище, вымазанное сажей и усеянное иголками, а человек, кажется женщина, завернутая то ли в тулуп, то ли в ватник, покрытый остатками меха или, кажется, свалявшимися, походящими на иголки клочками серо-желтой ваты.

– Помогите! – кричало чудовище, оказавшееся человеком. – Помогите, убивают!

И тут ее взгляд упал на тело несчастной блондинки.

– Да, помогите! – произнесла та, которая не могла вспомнить своего имени. – Помогите мне, пожалуйста!

Но кричащая особа ее, конечно же, не слышала. Не оставалось ничего иного, как сделать к ней шаг, но особа завопила пуще прежнего и куда-то исчезла.

Еще бы, ведь она стала свидетельницей того, как некто склонился над мертвым, окровавленным, покрытым ранами телом с ножом в руках! А затем попытался напасть на несчастную свидетельницу!

– Это все не так, как вы думаете! – крикнула она, устремляясь за странной особой. Та была уже в другом помещении, полетела на пол, видимо задев ногой о кирпич, продолжала вопить и стенать.

Она подошла к ней, протянула той руку, желая помочь, но особа зашлась в крике. Еще бы, ведь в руке у нее был зажат окровавленный нож…

Она отшвырнула нож в сторону, склонилась над несчастной, но та продолжала орать. Внезапно послышался надтреснутый мужской голос:

– Оставь ее в покое!

Она обернулась и заметила плюгавого мужичонку в треухе, который сжимал в руке ржавый металлический прут.

– Соколик, как хорошо, что ты пришел! – застонала особа, отползая в его сторону. – Она с ножом была, около трупа… Там труп! Живот весь в крови! Это она все, она!

– Так и есть, она! – заявил тип, угрожающе размахивая металлическим прутом, но с места не двигаясь. – И другие наверняка на ее совести! Теперь мы знаем, кто людей убивает! Надо ментам ее сдать, тогда и Витьку выпустят!

Кажется, эта парочка был уверена в том, что она совершила это ужасное убийство.

А могла ли она сама быть уверенной в том, что не совершала его? Быть может, она в самом деле лишила жизни эту несчастную блондинку? Но эти люди вели речь и о других убийствах. Неужели она виновата и в иных преступлениях?

– Я никого не убивала! – произнесла она. – Помогите мне!

Особа в ватнике наконец доползла до мужичка, размахивавшего прутом, и, оказавшись под его защитой, заголосила:

– Не верь ей, соколик, не верь! Я сама видела, как она мертвой тетке в живот ножик всаживала! И взгляд у нее был такой безумный, и пена у рта! И рычала при этом, как собака бешеная! Она это, кто же еще, именно что она!

И откуда эта особа могла все видеть, если рассматривала труп всего пару мгновений? Конечно, у страха глаза велики, но самое ужасное, что этой особе ведь поверят! И дело было не в пене у рта и в том, что она якобы рычала, а в том, что обладательница ватника видела, как она якобы всаживала блондинке в живот нож.

То есть убивала ее!

– Вы должны мне поверить, я никого не убивала… – произнесла она и осеклась, потому что никто ей верить, конечно же, не намеревался. Эти люди были уверены в том, что она убийца. А обладательница ватника горела желанием дать показания, не оставляющие сомнений в том, что она стала свидетельницей убийства.

– Не подходи! – заверещал мужичок. – Я ведь в гневе ужас какой страшный и сильный! Зашибу вусмерть!

– Так, соколик, зашиби ее! Потому что это она людей убивает! Она! – вторила ему особа в ватнике. – Менты, поганцы, теперь поймут, что мы ничего не сочиняли. И что Витюшенька мой ни в чем не виноват!

Она не понимала, о чем говорят эти двое, однако, кажется, речь шла даже не об одном, а о нескольких убийствах.

Нескольких убийствах? Но ведь она не совершала ни одного из них! Или все же совершала?

– Этот нож… Я не знаю, как он оказался у меня в руке… – начала она, решила для чего-то отыскать нож и показать его этим людям, чем вызвала у них припадок. Мужичок швырнул в нее свой прут, который, впрочем, ударился о стену. Особа в ватнике забросала осколками кирпичей, а затем парочка ретировалась, опасаясь, что она бросится им вдогонку и растерзает.

Она же ничего подобного делать не намеревалась. Опустилась на пол и вздохнула. Затем поднялась, попыталась найти нож, но он затерялся среди валявшегося на полу хлама. Однако найти его требовалось во что бы то ни стало, потому что на ноже были отпечатки ее пальцев.

И следовательно, она была идеальным кандидатом в убийцы. Поэтому она принялась методично обыскивать комнату. Наконец что-то сверкнуло, и она заметила нож. Осторожно подняла его, начала старательно вытирать рукавом своего странного одеяния.

При этом манжет задрался, и она заметила у себя чуть выше левого запястья татуировку.

Е.В.А.1.3.

Какая-то непонятная, ничего ей не говорящая аббревиатура! Что значат эти три буквы? Название какой-то организации? Еще чего-то?

И вдруг ей пришло в голову, что если прочесть эти буквы не как аббревиатуру, а как целое слово, точками не разделенное, то получалось…

ЕВА

Ева… Женское имя, точнее, имя первой женщины на Земле. Ее что, зовут Ева? Почему, собственно, и нет? Но с какой целью она решила вытатуировать собственное имя? Она что, боялась его забыть?

Возможно, и боялась, потому что в итоге забыла! А так, по крайней мере, она знает, как ее зовут, если, конечно, это ее имя…

Ева… Что же, начало положено! И пусть она будет Евой, пока не узнает, ее это имя или нет. А что значили две последние цифры? Один и три. Тринадцать? Чертова дюжина…

Она на всякий случай задрала другой манжет, однако никакой иной татуировки там не обнаружила. Что же, пусть она тогда будет Ева № 13. Значило ли это, что до нее имелись двенадцать других Ев?

Вопросы, на которые не было ответов. Хотя имя свое она, к примеру, уже узнала. И если так пойдет и дальше…

В этот момент она услышала голоса и шаги. Кто-то приближался, и намерения его были отнюдь не самые добрые, Потому что до нее донеслись обрывки фраз:

– С ножом… Покойница… Убила ее, мы сами видели… Соколик и я, четырьмя глазами… Вот вам крест! Она несчастной нож в живот со всей дури засаживала… та еще дышала, стонала, плакала, а эта мразь ее кромсала. Маньячка, вот она кто, маньячка! И других она убила, других тоже! Арестуйте ее, товарищ сержант…

Ева быстро поднялась на ноги, понимая, что сладкая парочка привела представителя власти, убеждая его в том, что они стали свидетелями убийства. Причем обладательница ватника была лишь свидетельницей того, как она, Ева, находилась около трупа. Ее «соколик» появился позднее. Теперь же они убеждали товарища сержанта в том, что видели именно убийство, причем вдвоем! Вот ведь людишки! Впрочем, они ведь хотели вызволить какого-то своего друга Витьку…

Ева запихнула нож в рукав и осторожно переместилась в соседнюю комнату. Краем глаза она заметила, как, сопровождаемый уже знакомыми ей персонажами, появился молодой, но уже крайне полный человек, облаченный в форму.

– Ну, где ваш труп? – произнес он писклявым голосом. – Ой, брешете ведь оба! Сейчас отвезу вас в отделение, протокол составим по поводу нарушения общественного порядка…

– Труп вон там, рядом! – произнесла тетка в ватнике. – А убийца куда-то делась! Сбежала! Но у нее нож в руках. Огромный такой!

Ева вжалась в стенку, когда по соседнему помещению, всего в метре от нее, скрипя обувью по осколкам кирпичей и битому стеклу, прошествовал товарищ сержант, сопровождаемый двумя болтунами.

– Вот и труп! – раздался торжествующий голос особы в ватнике, затем послышались аханье сержанта и его голос, бубнящий в рацию:

– Товарища майор, это Шестой. У нас ЧП. Тут труп нарисовался. Убийство, не исключено – серийное или ритуальное. У меня имеются два свидетеля… То есть подозреваемых…

Ева усмехнулась – не рой другому яму, сам в нее попадешь! Похоже, товарищ сержант был не прочь навесить труп на этих двух подозрительных, с его точки зрения, личностей. Ничего, разберутся. В конце концов, они только что пытались всеми правдами и неправдами обвинить в убийстве ее саму.

Она осторожно вышла в соседнюю комнату, а потом направилась по тому же маршруту, по которому явились сюда сержант и два доносчика. Наконец Ева заметила раздолбанную лестницу, по которой спустилась вниз и оказалась у подножия предназначенного на слом дома.

Дом был огорожен забором, за которым слышались голоса и звуки уличного движения. Она увидела дыру в заборе и вовремя снова спряталась в доме, потому что в дыре возникли два человека в форме, которые, беседуя со своим коллегой по рации, двинулись к месту обнаружения трупа. Вслед за ними появился и третий, который, пыхтя сигаретой, остался нести вахту около дыры в заборе.

Ева двинулась в другом направлении, вылезла через выбитое окно и подбежала к забору. Ей требовалось унести ноги, потому что вступать в дискуссию с полицейскими было себе дороже. Ведь двое бомжей были готовы свидетельствовать против нее, и им могли поверить.

А ведь она никого не убивала! А вдруг…

Вот поэтому-то ей требовалось остаться пока что на свободе. Когда она вспомнит, кем является, когда станет ясно, как она оказалась в этом доме рядом с трупом и с ножом в руке, тогда и подключит полицию. Но не раньше.

Вторую дыру ей обнаружить не удалось, но Еве повезло – одна из досок сидела неплотно, так что не составляло особого труда отодвинуть ее в сторону. Она выскользнула с территории предназначенного на снос дома и убедилась, что находится недалеко от большого крытого рынка. Она вылезла со стороны стоянки, так что никто на нее не глазел и пальцем не показывал.

Ева знала, что наряд на ней не особо годится для долгих путешествий. Несмотря на то что светило солнце, было достаточно прохладно. Судя по всему, на ней было некое подобие пижамы или чего-то в этом роде. Если разгуливать в таком одеянии, то можно быстро привлечь внимание. Да и «сладкая парочка» наверняка уже подробно описала, во что была одета «жестокая убийца».

Она услышала голоса и заметила нескольких человек, возившихся с ящиками с фруктами. Воспользовавшись мгновением, когда около фургона, который был наполовину разгружен, никого не оказалось, она подошла к нему и стащила два больших зеленых яблока. А затем увидела небрежно брошенную кем-то на один из ящиков кожаную мужскую куртку и лежавшую поверх нее кепку.