– Ага, а потом она потеряла сознание и впала в кому. Так что ли?

– Аберкхит уверен, что она притворяется. Или выпила чего-то слабоотравлящего, для отвлечения внимания. Какое-то вещество… Я не знаю, Всевидящий… это вне моего понимания. Просто разберись с этим. Ладно?

– Хорошо, – кивнул Крокер и, прикрыв глаза, огляделся вокруг.

И почти сразу же натолкнулся на странную парочку людей – их «сферы» сияли странным свечением, холодной и жёсткой целеустремлённостью и решительностью. Они настолько странно смотрелись на фоне остальных уличных зевак, что Крокер шагнул вперёд и уставился на эту парочку.

Их было двое. И оба – рослые, плечистые мужчины. Один был очень загорелым, с выгоревшими на солнце волосами.

Второй был каким-то элегантным мужчиной, с седыми волосами и красивым, породистым лицом, словно у «южного аристократа».

Крокер прищурил глаза и вспомнил, где видел их – они были у комнаты, в которой нашли труп странно погибшего парня.

Странно погибшего. Со странным перстнем на пальце.

Крокер присел на корточки и призадумался.

Мамук говорил, что сюда заходил этот парень с перстнем. Кваджун и Угорь тоже упоминали о том, что эти трое несостоявшихся убийц следили за кем-то. Может за этим парнем – с перстнем и девушкой?

И… почему все, кто видел этот перстень, говорят, что в нём был рубин, если там был алмаз?

Неожиданно Крокер кое-что понял.

Перстень. Вот что в этом деле центральное, как пастуший столбец, к которому привязаны овечки.

***

– Что-что тебе выдать? – Пэрис, отставив в сторону кружку чая, с плавающим там лимончиком, посмотрел на Крокера поверх очков. – Не хочу казаться нахалом, Крокер, но ты понимаешь, ЧТО ты просишь? Это вещественное доказательство. С меня шкуру снимут, если я тебе его выдам.

– Слушай меня внимательно, – проговорил Крокер, упираясь кулаками в стол и нависая над дежурным. – Давай ты мне тут не будешь строить из себя крутого дровосека? Я не ворую этот перстень. Он мне нужен на пару дней – показать кое-кому. Потом верну. Не трясись, как сосна перед Поль Бадьяном.

– Крокер! Ну ты ведь меня в приют для бездомных гонишь! (аналог русского «под монастырь подводишь).

Крокер криво усмехнулся и дежурный, молча, выложил на стол проклятущий перстень. После чего шумно отхлебнул из чашки чаю с лимоном, и мрачно посмотрел на Крокера, явно намекая, где он видел его с его идеями.

С дежурным у Крокера были свои, особые отношения – пять лет назад племянника Сэма задержали по обвинению в весьма мерзком деянии – растлении малолетних. Причём всё было против него – улики и даже показания свидетелей.

Крокеру удалось распутать это дело и найти настоящих виновных, сняв с молодого парня все обвинения. Пэрис после такого дела относился к Крокеру с уважением и мог кое-чем помочь. Так, по мелочи, но всё же.

Перстень ничуть не изменился – он был очень лёгкий и, что странно, чуть-чуть тёплый, даже извлечённый из пакета, что лежал в складе вещественных улик, он был тёплый. Крокер повертел его в пальцах, пытаясь понять, что за чертовщина тут творится, но так и ничего не сумел придумать. Поэтому он просто убрал пакет с перстнем в карман и побрёл к телефону.

…К счастью дозвониться удалось сразу.

– Эм-м-м-м… Всевидящий? Это вы? Я так рад вас слышать… – голос у профессора Арджейнла был несколько сбивчивым и запутанным. – Что-то случилось?

– Да, случилось, – Крокер осмотрелся по сторонам. – У меня появилась странная вещь, я бы хотел, что бы вы дали ей профессиональную оценку. Только строго конфиденциально и в частном порядке.

– Так-так! – в голосе Арджейнла появились заинтересованные нотки. – Что-то важное? Интересное?

– Старинный перстень, итальянской, как я предполагаю, работы. Очень странный. Не могу определить, кто его мастерил.

– Можете подъезжать ко мне прямо сейчас. Заодно и пообедаете у меня, – оживился профессор. – Буду рад вам помочь, чем смогу!

– Да? Приятно слышать, – Крокер опустил трубку на рычаги и посмотрел на Немую Церковь. Её тень падала на ратушу – девять утра.

Выйдя из своей каморки, Крокер столкнулся с мрачной, как ночь, Сарой.

Домовладелицу было не узнать – она переоделась в довольно красивое, представительное платье, с большой лисой-горжеткой и шикарными сапогами. Правда вся одежда выглядела потасканной и потрёпанной, и сильно побитой временем и невзгодами. Одна лиса смотрелась красиво. Ну и запах духов – судя по нему, Сара вылила на себя ведро женских духов.

– Послушайте ка, уважаемый, я конечно понимаю, что вам не стоит толковать за всякие глупости… Но когда мою комнату, где этот Господин Рубиновый Перстень жил, откроют? Мне нужно пустить туда новых постояльцев. Так уж вышло, что мне деньги в карман не капают, – проговорила она, помахивая хвостом шикарной горжетки.

Крокер прикрыл глаза и всмотрелся – от домохозяйки веяло ложью и пренебрежением.

– Денег у вас пока достаточно, – припечатал Крокер. – А комнату вам нужно, как я полагаю не для постояльцев, а просто, чтобы снять печати. Так что отвечу вам просто – не скоро.

– Нет, ну что за жуть? Какой-то придурок и его дешёвая шлюшка, переборщили с наркотиками, занимаясь всякими непотребствами… а я – Я! Я должна через это страдать?

– Почему дешёвая? – удивился Крокер, припоминая красивую, измождённую девушку. – Как по мне, так она дорогая.

– Ой, видели бы вы дорогих типов… – Сара фыркнула. – Единственный человек, который выглядел серьёзно, и коего я видывала в своей весёлой жизни, был один тип из Калифорнии. Он был одет как дешёвый клоун. Но когда у меня спёрли сумочку, то он догнал вора и вернул мне сумочку быстрее, чем узнал моё имя. А эти двое… ну это знаете – из тех, что сильно быстро разбогатели, но при этом несильно поумнели. Это парень таскал драгоценности для женщин! Ха! А его рубин – ну ведь убожество, совсем к его пальцам и рукам не шёл.

– Рубин? – Крокер прищурился. – Но это не так, у умершего на пальце был перстень с ал-мазом.

– Алмаз? Ой. Таки не пытайтесь учить торговку с Одесского привоза, отличать красное от прозрачного. Я их и наощупь не попутаю. У него был рубин – такой громадный, как слива, и алый, как вишня в саду у моего непутёвого дяди. Так что там с моими комнатами? Когда я их назад получу?

– Я могу походатайствовать, и печати снимут дня через два. Кстати… – Крокер достал зажигалку и дал Саре раскурить тонкую сигаретку, в длиннющем мундштуке. – Эта девушка покидала когда-нибудь комнату, где нашли убитого?

– Вай, молодой человек… – Сара впустила в лицо Крокер кольцо дыма. – Вот мне уже тридцать пять лет, я уже достаточно навидалась людей, чем вы в свои… сколько вам там натикало на часиках Бога?

– Сорок восемь лет, – огорошил Сару Крокер, не без интереса увидев, как у той изумлённо раскрылись глаза.

– Сорок восемь лет? Но… я вам и тридцати бы не дала!

Крокер растянул губы в улыбке, он и сам знал, что выглядит необычно. С совершенно лысой головой, покрытой татуировками, без седых волос, низкого роста – это действительно делало его похожим на подростка.

– Так что вы там мне хотели сказать за эту девушку?

– Влюблена она была в покойного. До самых своих пяток. Если бы в меня кто так был бы влюблён, то вы бы меня видели бы только на седьмом небе счастья. Эта особа ходила за покойным, как жена за мужем, делая все, что он говорил. Я сама… слышала, – Сара запнулась на слове «слышала», – …как он приказывал ей делать разные… вещи для себя, и она делала их с превеликим наслаждением. Так же она следила за его хозяйством, убиралась, носила и готовила еду… В общем если кто вам скажет, что она была у него рабыней и он держал её на цепи против её воли – то плюньте тому в морду, лично от меня.

– Погодите-ка… а кому вы ещё рассказывали это? – насторожился Крокер. – Судье говорили?

– Этим Козлиным Бейцам? Конечно, говорила, он же меня припёр к стене, как озабоченный матрос, после двухгодичного плаванья и всю закидал вопросами. Ну я ему и ответила.

Крокер прикусил губу. Теперь ему стало понятно, почему судья так упорно вцепился в версию об отравлении покойного. Так же стало ясно, что дело запутывалось ещё больше и больше…

– Крокер! – в коридоре появился запыхавшийся Элдридж. – Крокер, я тебя везде ищу… уф! Пошли срочно в морг. У нас нашего покойного опознали…

***

Итальянский посол собственно послом не был, поскольку Сент-Шилдс не имел своего посольского квартала. Однако так уж получилось, что господин Мазерапани когда-то был самым настоящим послом Италии в одной из европейских стран, а потом эмигрировал в США. Для Крокера в голове не укладывалось, как в Италии могли выпустить столь важную персону, с головой, набитой дипломатическими тайнами. Однако это было так.

Поскольку Мазеропани был послом, пусть и бывшим, то в городе его так и прозвали – посол. А потом привыкли, да и сам Мазерапани особо не возражал.

Мазерапани жил в Сент-Шилдсе как богатый, обеспеченный мажор, не нуждавшийся в деньгах и ведущий весьма роскошный образ жизни – на его званые завтраки, обеды и ужины в городе всегда была очередь из представительных горожан.

Крокера на такие «угощения» ни разу не приглашали, из чего он сделал вывод о своём социальном статусе в глазах бывшего посла.

– Да, да, это тот самый тип. Его зовут Карло-Ювелир, уж его фамилию я подзабыл, – проговорил Мазерапани, осматривая труп. – Это так называемый «сорока». Охотник за драгоценностями. Такой, знаете-ли тип, что ворует драгоценности.

– Не совсем так, они специализируются на похищении драгоценностей, но в простую уголовщину не вмешиваются, – проговорил Крокер. – И откуда вы его знаете?

– Полгода назад мне сообщили, что на меня вышел один из «сорок», с особым заказом – украсть мой семейный комплект драгоценностей. Эти драгоценности мой прадед сделал для любовницы моей бабушки. На заказ, с большими такими камнями.

– Любовницы бабушки? – удивился Крокер, переглянувшись с Судьёй, коий тоже был немного шокирован от такого признания.

– Ну, у нас были сложные отношения в семье… в общем этот комплект драгоценностей включал в себя восемь перстней, четыре браслета и кулон. Во время Великой Войны кое-что было украдено…

– Ага…

Крокер достал из кармана странный перстень и показал послу, прикрыв глаза.

Световая сфера посла, светилась тонкой тенью насмешки, пренебрежения и тщательно скрываемым смехом, словно Крокер показывал послу какую-то глупость или безделушку.

– Это бедняцкий перстень, – проговорил Мазерапани. – Посмотрите, он сделан из кости, а вместо алмаза там кусок простого стекла. Знаете, у нас в Италии такие перстни носят начинающие бандиты – девушкам из деревень или портовых районов в глаза пыль пускать. Он что, был у этого Карло-Ювелира на руке?

– Да. Но там были и другие украшения. Причём женские. Я сильно подозреваю, что это из комплекта вашей семьи. Но вот этот перстень – он совсем не похож на них.

– Дайте сюда! – Мазерапани выдернул перстень из пальцев Крокера и выбросил в урну для мусора. – Вот там ему место и нигде больше! Это мусор и дрянь, за которую вам, в некоторых районах моего города, дали бы не деньги – а по морде. Господин судья, я могу увидеть остальные драгоценности?

– Конечно! – расцвел в улыбке судья. – Пожалуйте в мой кабинет?

Проводив взглядом посла и с трудом сдержавшись чтобы не сплюнуть, Крокер полез в корзинку и вытащил оттуда перстень. Повертев его в пальцах, он покачал головой и сев на стул, призадумался.

Пока картина вырисовалась ясная – в Сент-Шилдс этот Карло-Ювелир приехал не просто так, а с целью «изъять» у Мазерапани драгоценности, на которые кто-то «сделал залог» – так в Сент-Шилдсе называли преступления, совершаемые по предварительному сговору, когда, например кто-то просил вора украсть для него строго определённые «побрякушки». У Мазерапани был ювелирный гарнитур, на который кто-то положил глаз. Так что этот кто-то нанял вора, тот приехал в город, начал искать «подходы» к «клиенту» и… погиб. Причём очень странно погиб – умер от чего-то неизвестного.

Пока всё что видел Крокер, говорило о том, что Карло-Ювелир умер от отравления ка-ким-то ядом. Его тело выглядело очень мрачно и, судя по всему, это таки был яд. Но Василиса была убеждена, что ядом там и не пахло, а смерть наступила от чего-то иного…

И – та девушка…

Крокер помнил её глаза, наполненные диким ужасом. Страхом и отвращением, прежде чем она потеряла сознание и впала в коматозное состояние. Представить, что такое можно подделать было трудно. Девушка и в самом деле была в глубочайшем шоке.

Однако Сара говорила, что девушка души не чаяла в этом Карло-Ювелире, и пылинки с него сдувала.

Что за чушь то тут творится?

***

Тень от Немой Церкви падала на задние больницы Святой Варвары, когда Крокер сумел освободиться и приехать в эту самую больницу.

Больница Святой Варвары была самым первым зданием Сент-Шилдса, построенным из камня. Некий богатый англичанин, прибыв на постоянное место жительства в Колонии, потратил кучу денег, чтобы выстроить это роскошное пятиэтажное здание, в английском стиле девятнадцатого века.

Правда не обошлось без накладок – во время строительства перепутали чертежи и в итоге здание, рассчитанное на пять этажей, получилось четырёхэтажным.

После того, как в Сент-Шилдс открыли новые лечебницы. Больница Святой Варвары быстро превратилась в бесплатную больницу, в которую собирали бедных жителей города.

Крокер никак не мог понять, что заставило Судью перевести подозреваемую в убийстве Карло-Ювелира в это место. Тут было далеко не так безопасно, да и народ тут был… разный.

Вестибюль больницы был полон народа – в основном там были работники «злачных» за-ведений, алкоголики, наркоманы и просто опустившиеся люди. Что бы поддерживать порядок, в Святой Варваре постоянно толклись полицейские, а также выделяемые профсоюзами и даже преступными лидерами города мордовороты.

Такие меры безопасности были очень к месту – Великая Депрессия вышвырнула на улицы сотни и тысячи людей, и поставила многих на грань выживания. Многие люди стали совсем другими – прежние законы и условия не всегда срабатывали. Народ так же привык топить свою боль и отчаянье в алкоголе и наркотиках – и это вело к мрачным ситуациям.

Не так давно Крокеру довелось расследовать преступление о продаже детей в бордель для «гурманов» – этим жутковатым бизнесом занимались совершенно опустившиеся наркоманы, которые шли на это чтобы получить свежую дозу опиума – для облегчения своих страданий.

Их главу Крокер пристрелил самолично – без малейшей тени гордости или удовольствия – только с омерзением. Остальные угодили в полицейское управление, но попав в общие камеры, как-то не сумели дожить даже до утра, не то что до суда.

И это было только немногое из того, что творилось в городе.

Крокер немного постоял у дверей в вестибюль, осматривая толпу пациентов и врачей, а так же здороваясь со знакомыми, коих было великое множество.

Наконец через толпу, словно ледокол через льдины, протолкался один из патрулировавших вестибюль охранников. Это был «амбал» – портовый грузчик, который за часто переломанный нос получил прозвище Кривой Нос.

– Кого я вижу… Сам Всевидящий, – Кривой Нос протянул Крокеру руку, размером с лопату.

– Я смотрю, ты меня не рад видеть? – Крокер пожал пальцы Кривого Носа и усмехнулся.

– Да ты что? Да я… – Кривой Нос вспомнил, за что Крокер получил кличку Всевидящий, и оскалил зубы в удивительно зубастой улыбке. – Да не. Всё путём, брат. Всё путём. А ежели ты за тот случай – так я пьяный был. Как говорится – Дьявол под руку нашептал.

– Что-то ты как за бутылку возьмёшься, так тебе вечно все шепчут, – усмехнулся Крокер, и протянув руку, взял Кривого Носа за пуговицу его роскошной рубашки. – Давай как поближе к телу, дружище. Ты слышал о девице, которую привезли вчера из Гавани? Должен был знать. Она прибыла вместе с судейскими крысами. И где-то ту на койку шлёпнулась.

– А, так это наверху, на «слепом этаже». Да, помню. Только ты туда не попадёшь, там Бейц-Баран охраны натыкал, аж трое мордоворотов с револьверами… Говорят, больно серьёзная птичка… Шпионка.

– Шпионка?

– Ну да, – Кривой Нос взял Крокера за руку и отвёл в угол, к большой кадке, в которой росла на удивление жирная и здоровущая пальма. – Бейц-Баран прям прыгал вокруг неё, как твой козел. Говорил, что она явно русская, поскольку никаких следов и доказательств того, что она «выпарила» того дурня, нет. Мол, только эти русские шпионы могут так без следов работать. Вот…

– А что сама потерпевшая?

– А ничего. Она даж в чувство то и не приходила, понимаешь, какая вот петрушка, творится. Так и лежит без сознания – вот.

– Кто её сторожит?

– Дык это, трое офицеров. С пистолетами – причём у двоих у них – аж «Томи-ганы», так что вот… И твоя девка на «слепом этаже»… вот такие дела.

– Думаю, это мне пригодится, – Крокер кивнул Кривому Носу, и склонил пред ним голову, приподняв шляпу. – Благодарю тебя.

– Да ты чо? Да пусть мня Бог пришибёт, если ему делать больше нечего, что я тебе помочь завсегда рад.

– А теперь сделай мне приятное – свали прочь и не отсвечивай.

Крокер даже не успел договорить, как Кривой Нос испарился, словно упавший в пудлинговую печь кусок льда.

…Мамаша Ари выглядела по-прежнему кошмарно – сухопарая старуха, с редкими седыми волосами, крючковатым носом и сильно отвисшей губой. Драный халат, украшенный неожиданно красивыми и аккуратными заплатами, действовал на психику пациентов Святой Варвары, подобно удару кувалды по стеллажу с драгоценным хрусталём.

– Крокер! Ах, Крокер! Дорогой ты мой!!!

Старуха поставила швабру к стене и наградила Крокера такими объятьями, что у того захрустели кости. С трудом выдравшись из цепких объятий уборщицы. Крокер пошевелил плечами, вправляя кости плеч и деловито поинтересовался:

– Как там ваш ненаглядный Гилберт?

– Ох, что уж тут… Представь себе, опять привёл какую-то лахудру подзаборную, и спит с ней. Никак не повзрослеет парень. Связывается не с девушками своего круга, а с какими-то портовыми отребьями! Стыда нет у парня! Ты уж Крокер, посодействуй, по старой памяти, в том, чтобы изгнать и эту осквернительницу…

– Сделаю что смогу.

– Ой, я так буду рада! И поверь, в долгу не останусь, – уборщица оскалилась в ужасной улыбке – все её зубы – числом четырнадцать, были из чистого золота, правда выглядели они так, словно ими долго и упорно грызли якорную цепь.

Такое странное явление было связано с тем, что Мамаша Ари отличалась на редкость скверным характером и больше всего на свете любила «грызть плешь» всем встречным-поперечным. Не стал исключением и стоматолог, у которого она «меняла зубы» – уж что она ему наговорила – осталось тайной. Однако зубы стоматолог поставил склочной пациентке самые плохие, из довольно низкопробного золота, да ещё отлитого вкривь-вкось. Не иначе собрал весь брак в своём кабинете, что под руку попался.

Мамаша Ари от такого «украшения», пришла в ярость и даже нажаловалась своему сыну – Гилберту Ари, более известному в полиции и преступном мире как «Книжный Термит». Однако Термит оказался человеком со знатным чувством юмора (да и мамаша достала его уже по самое «не могу») так что в отношении стоматолога никаких мер не принял. На том и поладили.

Так что зубы у Мамаши Ари остались золотыми но на редкость корявыми – что производило жуткий эффект при улыбке. Кстати, изначально их было таки тридцать два, но сейчас осталось – четырнадцать. И с потерей каждого зуба была своя, таинственная история, которую Крокер бы предпочёл забыть…

– Собственно за помощью я и пришёл. Мне надо попасть в «слепой этаж» и поговорить с той девушкой, которую привёз уважаемый судья Иезекиль.

Мамаша Ари уставилась на Крокера весьма мрачным взглядом, а затем постучала рукоятью швабры по зубам, словно прикидывая, с какой стороны лучше начать перегрызать горло детективу.