Неожиданно вся обстановка показалась Тобину настолько неестественной и враждебной, что он нырнул обратно под воду. Оранжево-желтый круг, голубые просторы и белые кучевые наслоения над головой буквально давили, изливались сверху всей своей чудовищной массой, впечатываясь в память, оставаясь даже под закрытыми веками. Для первого раза этого было явно достаточно. Тобин подплыл обратно ко входу в проток и, подгоняемый течением, легко и быстро проскользнул внутрь, в привычный полумрак Пещеры.

Вынырнув с другой стороны, он первым делом набрал зеленых и фиолетовых водорослей, затем вернулся на берег, подхватил свою плетенку и едва ли не бегом, искрясь от радости и нетерпения, двинулся в сторону выдолбленного в мягкой горной породе поселения Племени. Надо рассказать все на Совете. Поведать о целом новом мире, ожидающем за пределами Пещеры. Но для того, чтобы собрать Совет, нужно заручиться поддержкой Вождя. Поймет ли он его? Поверит ли рассказу? Ведь за пределами Пещеры по древним сказаниям обитают лишь бесплотные духи и демоны…

Нет, сначала он расскажет обо всем только избранным друзьям и знакомым. И затем, оценив их реакцию, ощущая за спиной их поддержку, можно подступиться к Вождю.

И начнет он со своей женщины – Талли.

_____________________________________________________________________

Тобин внес выдолбленную гнилушку, наполненную флуоресцентными грибами, и поставил ее на небольшой скальный уступ, задернув полог своей небольшой пещерки.

В долбленке, прикрепленной к стене, слабо трепыхались пойманные накануне светлячки.

Вместе с гнилушками они давали странное, колеблющееся освещение неопределенного и постоянно меняющегося оттенка.

Мягкая шкура, растянутая на полу, казалась в этом свете особенно манящей и притягательной – настоящее истомное ложе, замершее в предвкушении того, что должно было случиться.

Полог входа еще раз плавно приподнялся – и Тобин не смог сдержать восхищенного выдоха. Стоящая на пороге чисто вымытая, миниатюрная и изящная Талли была полностью обнажена.

Маленькие соски, почти фиолетовые в свете гнилушек и светлячков, были так трогательно приподняты, что казались наконечниками копий. Треугольник волос между ног влажно поблескивал. Во взгляде, который она устремила на него, в уголках набухших губ и внезапно порозовевших щеках, учащенном дыхании вздымающейся груди была такая беззащитность и пленительно-детская доверчивость, что Тобин замер, впитывая нюансы этого момента.

Умиление и глубокая нежность воцарились в пространстве между ними. Что-то глухо ёкнуло и разлилось телом в груди. Поток эмоций захлестнул его: глаза, рот, шею. Тобин сглотнул и облизнул губы. От его рук, протянутых к животу Талии, исходило тепло. Она с благодарностью приняла их, придвинувшись ближе и коснувшись его бедром. Тобин чувствовал ее тепло. Руками, ногами, животом. Всем телом.

Все это было так не похоже на то, что происходило у него с другими женщинами Племени раньше… Талли обволакивала, наполняла изнутри своей нежностью, тонкой и чувственной. В то время как они требовали жесткости и агрессии – на контрасте это особенно явно ощущалось сейчас, в момент эмоциональной близости.

Тобин не знал, какая часть этого ощущения обязана тем, что Талли стала его женщиной, и это закреплено на Скрижалях Племени, а какая – действительным глубинным родством.

Губы Талли были упругими и сочными, как плоды маланьи. Кожа податливой и нежной. Все ее уголки и складочки чутко отвечали на прикосновения. Тобину безумно хотелось быть ласковым с этим удивительно нежным созданием – и, ощущая ответ ее тела, он с радостью осознавал, что это получается…

Они еще долго лежали на шкуре, поглаживая друг друга и шепча на ушко разные нежности.

И вот, глядя на привычные неровности потолка своей пещерки, ощущая горячее дыхание Талли на своей щеке, Тобин решился рассказать ей о своей находке. К его радости, Талли выслушала очень внимательно, не перебивая и не посмеиваясь. Она лежала и поглаживала его по завиткам на груди ладошкой, изредка посматривая в глаза, а затем спросила: «как же ты смог вернуться живым из мира духов?»

Тобин несколько опешил. Он не рассматривал свое приключение с этой точки зрения. Действительно, если выступать перед всеми на Совете, нужно будет придумать что-то по поводу явного расхождения его рассказа с мифами Старейшин о первых днях Сотворения. Тобин задумался о том, как он сам относится к этим рассказам. Нельзя было сказать, что он совсем им не верил, однако эти истории находились в какой-то другой плоскости бытия, не пересекающейся с повседневной жизнью, – населенной мифологическими героями, колдовством и духами, которыми пугала его на ночь мама, – а то, что пережил он сегодня, было крайне вещно, грубо и абсолютно реально. Никакого колдовства, просто проход в стене.

Было непонятно – то ли Старейшины сами не знают о существовании мира за пределами Пещеры, то ли знают, но сознательно вводят в заблуждение всех остальных. Если верно первое – то имеет некоторый смысл все рассказывать, если второе – то у него нет шансов. И тогда лучше молчать.

Тобин закрыл глаза, и уже засыпая, подумал, что все-таки попытается. Не может не попытаться…

Вскоре и Нэх, и Замми, и Хорра, и несколько других друзей Тобина знали о подводном проходе. Однако никто из них не спешил проверять все самостоятельно. Суеверия были сильнее.

Тобин чувствовал: сейчас – или никогда. Ждать больше не имеет смысла – пора собирать Совет.

_____________________________________________________________________

Лица людей, сидящих возле Ритуального Камня, были серьезны и полны задумчивости. Вопреки опасениям Тобина, никто не улыбался, не было слышно шуток и смеха. Атмосферу задавал Вождь, с непроницаемым лицом восседавший у самого Камня, за ним стояла Наллика, вокруг расположились старейшины Племени. Окаймляли амфитеатр воины из личной охраны Вождя и простой люд.

Тобин только что закончил свою речь. Взгляды всех присутствующих были устремлены на него. Над Кругом Старейшин повисла гнетущая тишина. Не раздавалось ни звука.

Наконец, Наллика сделала шаг вперед и зашептала что-то на ухо Вождю. Тот выслушал ее, кивнул и поднял руку, обратившись к Кругу:

– Что скажут Старейшины?

Ярро, седой и иссохший древний старик, обладал правом говорить при Вожде не поднимаясь. Он прокашлялся и начал с места:

– Со Дней Сотворения я не слышал большей ереси и чепухи! Еще одна пещера за пределами мира. Мыслимо ли это? Сказано же: закон один для всех – нет места для людей, кроме Пещеры. Всем известно: вовне обитают только духи умерших и боги. Но этот желторотый юнец не чтит ни тех, ни других. Он осмеливается лгать, зубоскалить и вносить смуту на Совете! Более того, откровенно насмехается над нами! Над священными устоями и традициями! Я говорю – такой подонок недостоин быть свободным воином нашего Племени. Пусть отправляется в Шахты, как раб. Я сказал.

Тобин не мог поверить своим ушам. Лицо пламенело, мир покачнулся. Раб! В Шахты! За что? Всего лишь за один рассказ? Наверное, здесь какое-то недопонимание.

Не чуя под собой ног, Тобин встал и поднял руку:

– Разрешите сказать. Я ни в коем случае не имел в виду ничего…

– Сядь! – рявкнул Вождь, состроив свирепое выражение лица, – тебе не давали слова!

Неожиданно Наллика позади него задергалась и запричитала. Она начала кататься по земле и повизгивать, глаза закатились, изо рта брызгала слюна: знахарка вошла в транс, больше напоминавший припадок. Охотники Племени повскакивали со своих мест и обступили ее. Внезапно шаманка затихла в неестественной позе, тело изогнулось дугой, изо рта изрыгались каркающие звуки. Голос, вырвавшийся вслед за этим, мало напоминал ее собственный, это был низкий, надтреснутый рык, слова обрели особую, нечеловеческую силу:

– Боги требуют смерти нечестивца, посмевшего усомниться в Законе и осквернить память Предков! Забить его камнями до смерти и бросить в Озеро. Духам воды нужна жертва! Только кровь поможет смыть оскорбление!

Не успели эти слова отзвучать до конца, как чьи-то сильные руки схватили Тобина, и мощный удар по затылку заставил потерять сознание.

____________________________________________________________________

Пришел в себя он от дикой боли. Руки и ноги были привязаны к невысокой скале возле Озера.

Ашар, возвышавшийся над ним, буквально ревел:

– Сломать руки и ноги этой собаке и бросить подыхать в воду!

Гвэ и Налдо, каждый с каменным топором в руках, стояли по разные стороны, придерживая его.

Чудовищный, разрывающий плоть удар по правой руке. Боль.

По левой. Боль.

По правой ноге. Боль.

По левой. Боль.

Почувствовав, что следующий удар нацелен в пах, Тобин резким усилием в последний момент вывернул левую ногу – и каменный наконечник с хрустом погрузился в бедро.

Боль. Боль! Боль!!!

Дикая, оглушающая боль, заслоняющая собой все остальное… Выдирающая мгновения из жизни, наполненные красным туманом и запредельным ужасом.

Болевой шок был так силен, что Тобин на секунду потерял сознание: тени сгустились перед глазами, сумеречным покрывалом наползая на предметы и растворяя их в черном океане беспамятства. Мир померк и отдалился, звуки доносились будто с большой глубины.

Его сильно ударили в зубы, выбив правый клык, а затем раскачали и выбросили в озеро. Мгновение полета, судорожный вдох – и вот он в воде. От удара о поверхность тело будто обожгло огнем. Это сразу привело его в чувство. Тобин инстинктивно дернул конечностями, но сломанные руки и ноги не повиновались. Он продолжал идти ко дну, заполняя кровью воду.

Мысль лихорадочно билась в поисках выхода. Жить! Жить!!! Но как? Отчаянное барахтанье только повеселило бы мучителей.

Странное ощущение собранности и готовности ко всему охватило его. Тело стало набором органов, предназначенных для выживания. Боль была преодолена и отступила. Они не до конца сломали ему левую руку! Она чудовищно болела, но повиновалась. Тобин отчаянно изогнулся всем телом, оттолкнулся от дна и поплыл под водой, извиваясь и подгребая левой рукой.

Доплыть до прохода! Это единственный шанс! Вперед!

Воздух, как же быстро кончается воздух! Но – нельзя подниматься. Пока нельзя.

Удары сердца раздавались настолько гулко, что почти оглушали. Тело конвульсивно подергивалось. Тобин продолжал хладнокровно и настойчиво двигаться к своей цели.

Он позволил себе только один раз всплыть на поверхность – перед самой стеной Пещеры.

Отчаянно глотнул воздуха и тут же нырнул снова, заслышав крики с берега.

Вот он, проход! Быстрее – в дыру между камнями. Зацепился рукой, пролез.

Теперь предстояло самое тяжелое – проплыть по тоннелю.

Вечность, наполненная болью в чудом работающей руке. Заостренные камни, кровью отмечающие края прохода. Течение, которое приходилось преодолевать титаническим напряжением сил. Но вот впереди показался свет. Проход кончился. Вверх!

Дальнейшее он помнил смутно. Впереди показался желтый берег, на который он выкатился, откашливаясь, заливая песок кровью. Затем потерял сознание.

____________________________________________________________________

Реальность сжалась и исказилась до набора искривленных, неестественных ощущений и образов: пламя костра и бородатый старик, нараспев читающий наговоры. Жесткая циновка под телом, которое странным образом не ощущалось. Горький привкус отвара из трав, смешанный со вкусом крови на губах; смутные, но при этом удивительно реалистичные видения и размытая пелена света перед глазами – все это смешалось в болезненном круговороте беспамятства и отрывочных впечатлений.

Сознание вернулось к Тобину неожиданно резко – с ощущением морозной свежести, раздирающим белесую пелену яркого света, и казалось непривычно маленьким и потертым: как родная пещерка-ясли, в которую вернулся в зрелом возрасте – и удивляешься: до чего же все крошечное и приземлено-обыденное, как это могло вызывать такие яркие и бурные эмоции тогда?

Старик был абсолютно реальным – он сидел перед Тобином с непроницаемым выражением лица, держа во рту дымящую трубку с приятным запахом. Длинная белая борода говорила о глубокой старости, однако неестественная прямизна спины и молодцеватый блеск в глазах заставляли усомниться в его возрасте.

– Эээ… Где я? Сколько я пробыл без сознания? – с трудом прошамкал Тобин.

Старик неспешно извлек трубку изо рта, выпустил струю сизого дыма и ответил:

– Ты на острове в хижине. А ответ на второй вопрос зависит от того, что ты называешь сознанием.

Тобин поежился от прохлады и попытался привстать. К его радости, получилось это довольно легко. Пошевелил пальцами ног, плечами. Не до конца еще понимая, удивленно воззрился он на свою правую руку, шевеля пальцами. Она сильно болела, но на месте перелома виднелся небольшой, подживающий, аккуратный шрам. То же было с другими конечностями.

– Кто ты?

– Я Ва Ту, шаман племени Ночных Леопардов.

Тобин поразился тому, что шаман – мужчина. В его Племени бытовало негласное представление, что этим занимаются только женщины, с детства его уверяли, что мужчины даже и подступиться не могут к искусству знахарства, наведению порчи и разговорам с богами. Выяснилось, что это не так. Впрочем, как и многое другое из того, чему его учили. Тобин снова посмотрел на шрамы на руках и ногах:

– Это ты меня вылечил? Спасибо тебе! Но как? Ты умеешь врачевать переломы и сращивать кости?

– Ты вылечил себя сам, – ответил Ва Ту. – Я лишь немного помог направить намерение. Располагайся, эта хижина твоя на первое время. Теперь быстро поправишься. А у меня еще есть дела.

И он легко поднялся, и уже на пороге бросил через плечо:

– И вот еще что – глаза береги.

Тобин осмотрелся: в помещении было непривычно светло, на столе, сколоченном из странного, телесного цвета, материала, стояла миска, наполненная до краев каким-то аппетитно попахивающим варевом. Попытавшись встать, он сразу почувствовал, что еще недостаточно хорошо владеет собой – ноги будто резануло кремниевым наконечником. Подтянувшись на руках, он сел на край стула – и едва не упал. Не из-за боли в мышцах. Огромный, багрово-красный шар, видный сквозь проем в стене, излучал невыносимо яркий свет. Глаза с трудом выдерживали эту пытку. Тобин схватил миску и буквально скатился обратно на циновку.

– Хорошо, что сейчас уже закат, – одобрительно кивнул Ва Ту, выходя за порог.

Следующие два дня стали для Тобина настоящим испытанием. Каждый шаг давался с трудом: казалось, мышцы взрываются изнутри и тело растягивает во все стороны. Глаза постепенно привыкали к всепроникающему свету, но невероятно болели при любой попытке взглянуть на небо. Шаман появлялся время от времени в хижине и помогал ему, смачивая глаза отваром, после которого они переставали слезиться. Зато ночь несла с собой облегчение. Впервые выбравшись с помощью Ва Ту наружу после захода солнца, Тобин поднял голову – и обомлел от восхищения: весь купол неба был усыпан маленькими белыми точками. Ощущение невероятной высоты и величественности раскинувшегося над головой пространства пронзило его.

– Что это? – выдохнул Тобин.

– Звезды, – ответил Ва Ту. – Ты сможешь видеть их каждую ночь.

– Они прекрасны.

– Да. Для тебя. У тебя душа шамана. Я понял это, когда нашел тебя на песке. Станешь моим учеником.

Произнесено это было без намека на вопросительность, но Тобин и не думал возражать. Он лишь счастливо улыбался, безотрывно глядя на звезды, нащупывая языком зарастающую дырку на месте клыка и думая о том, как странно складывается все в этой жизни.

– Ва Ту, в моем Племени говорили, что духи предков и боги находятся за пределами Пещеры. Однако здесь их нет. И больше: я не вижу их в небе над нами. Так где же они?

– Везде. И нигде одновременно. Это легко почувствовать, но сложно объяснить. Прямо сейчас ты находишься в боге. И духи предков постоянно с тобой. Но мои слова ничего для тебя не значат до тех пор, пока не придет видение. Тогда не будет вопросов.

– И как обрести видение? – спросил Тобин.

– Учись у меня. Наблюдай. Присутствуй. Задавай вопросы. И оно придет. Это твоя судьба, ты ее не минуешь.

Шаман отошел к большому раскидистому дереву, склонился над чем-то в кустах, несколько раз щелкнул камнем о камень, посыпая порошком заготовленный заранее хворост. Затрещали сухие ветки и воздух лизнули жаркие языки пламени. Тобин во все глаза таращился на это чудо – в Пещере никто никогда не разводил костер. Люди его племени не знали огня. Чуть позже он сообразил, что в этом и не было особой нужды. Под каменными сводами всегда было достаточно тепло, температура почти не менялась. Кроме того, в Пещере не было деревьев, только мхи, грибы, лианы и водоросли под водой. Хотя… наверное, можно было бы их и поджарить.

____________________________________________________________________