Родилась в 1984 году в Виннице (Винницкая область, Украина), но всю жизнь проживает в городе Люберцы (Московская область, Россия). Окончила общеобразовательную, музыкальную и художественную школы, а после – Московский государственный университет приборостроения и информатики. На данный момент работает графическим дизайнером и учится в Институте современного искусства.

Стихи публиковались в сборниках «Современники», «Кольцо ‘А’» и «Антология сетевой поэзии», а также в интернет-журнале молодых писателей России «Пролог» и интернет-газете для женщин «Яблоко».

Лауреат Пушкинского молодежного фестиваля искусств «С веком наравне» в номинации «Поэзия».

Обычная история

Он опять ей твердит о том, что готов жениться,
Оправдав эту блажь повальной нехваткой принцев,
И, спугнув журавля, кладет ей в ладонь синицу.
А она смеется, как будто ручей искрится:
Не мути, – говорит, – водицу…

Он при ней, не стыдясь, снимает и грим, и панцирь,
Ради встречи мотая за́ день десятки станций.
Он давненько в нее влюблен – и готов признаться —
Да она все воротит нос, и уж если вкратце:
Продолжает над ним смеяться.

И тогда он решает: все, наигрались, баста.
Начинает везде искать от нее лекарство,
А потом – выжигает сердце и клеит пластырь.
Он внушает себе, что будет любим и счастлив,
Чтобы к старости этим хвастать.

…А она – поначалу ждет, что он вдруг вернется,
С каждым днем опускаясь глубже на дно колодца.
Ей по-прежнему как-то дышится и живется,
Но с тех пор она – признавая свое сиротство —
Никогда уже не смеется.

В открытку

Разгоняйся, покуда ноги тебя несут.
Спотыкайся, падай – скрашивай свой досуг.
Это мелко – ждать, что тебя спасут,
Уповая на Божий суд.

– Не ищи покоя – покою не будешь рад.
Совершай ошибки, действуя наугад.
Если опыт – лучшая из наград —
Не стесняйся, что им богат.

Ты ведь сам создаешь и рушишь свои табу.
Но свобода мысли – знаковый атрибут,
Так что глупо плакаться на судьбу.
– Запиши у себя на лбу.

А когда устанешь – тогда оглянись кругом:
Путь от точки А до В под крутым углом —
Это жизнь, которая must go on.
– Научись набирать разгон.

«Как видно, не нашлось острее лезвия…»

Как видно, не нашлось острее лезвия,
Чем скальпель, удаляющий саркому:
Словами – рассудительными, трезвыми —
Он резал – без наркоза, по живому.
Неловкий жест – а ткань уже испорчена.
И сложно оценить масштаб утраты.
– Но то, что раны долго кровоточили,
Едва ли занесут потом в медкарту.
Однако по какой-то злой иронии
Все время пребывания в палате —
Как будто это было оговорено —
Меня же покалечивший оплатит.
…Сейчас, когда формальности улажены,
Мы тщетно игнорируем друг друга.

– Я знаю, как мне следует выхаживать
Того, кто побывал в руках хирурга.

«Истерия – как признак отсутствия вкуса…»

Истерия – как признак отсутствия вкуса.
Проверяя по ГОСТу железные нервы,
Удивляюсь тому, что по-прежнему сплю с ним:
Каждый раз – будто первый.

И скроив свой макет по стандартному плану,
Я другого расклада, пожалуй, не мыслю.
– Почему «эпизод» этот так и не канул
В кинохрониках жизни?..

Как герой он едва ли годится сюжету —
После титров обычно претензий навалом…
Мне придется стихи до скончания лета
Собирать по карманам.

Мне придется искать «вариант» среди прочих,
Убеждая себя, что я многим умнее…
Только жаль, что другие читать между строчек
– Так как он – не умеют.

Письмо на замерзшем окне

Я совсем одна, а вокруг ледяная твердь.
И привычно гуляет вьюга у стен дворца…
Мне придется тебя любить, а тебе – взрослеть.
Герда станет все отрицать.
Если скажет она, что не было этих дней,
зачарованных, проведенных в моем плену,
я прошу тебя, не берись пререкаться с ней,
подтверждая мою вину.

Я могла бы найти замену тебе, мой Кай.
Подошел бы вполне Пиноккио или Нильс.
Только думаю о других – и берет тоска,
от которой мне не спастись.
Даже если собрать их дружно одной гурьбой
(Питер Пэн, Том Сойер и маленький мальчик Мук),
наша сказка едва ли сбудется, но с тобой…
люди сразу ее поймут.

Я уже не считаю, сколько прошло ночей
с той поры, как ты возвратился в свой старый дом.
Жаль, что внешний мир не прельщает меня ничем,
а тебе не жилось в моем…
Но когда мои сани мчатся по облакам,
обрекая на лютый холод зверье и птиц,
я прошу тебя, вспоминай обо мне, мой Кай —
заклинаю тебя, мой принц.

«Пока рикошетит из трубки с грохотом…»

Пока рикошетит из трубки с грохотом
Который раунд – держусь инструкций:
Я молча слушаю, как же плохо там,
Куда он вынужден был вернуться.

«Упавших больше не бить – из жалости» —
Мое табу, свод негласных правил:
Ему так паршиво, что я – не жалуюсь,
Хотя он первый меня «ударил».

А дальше, в общем-то, по накатанной:
Подшила связки, срастила кости —
Когда он снова послал в нокаут меня
Обычной фразой «заеду в гости».

О мужчинах

Я выбираю – всегда заочно —
Большее из двух зол,
Чтобы проверить себя на прочность,
Выдержать на излом.

Чтобы спуститься как можно глубже,
Грохнуться свысока.
Я выбираю – намного хуже —
Чтобы наверняка!

Чтобы концовка была трагичной
И проняла насквозь.
Я выбираю – себя цинично
Пробуя на износ.

Я выбираю. И с каждым разом,
От одного к другим,
Я получаю – как по заказу.

– Господи, помоги…

«Он опять не спит, любуясь ее лицом…»

Он опять не спит, любуясь ее лицом.
И, хотя уже репетировал раз пятьсот,
говорит ей с почти предательской хрипотцой:

«Я ведь точно знаю, что ты создана́ Творцом
для таких вот, как я, – глупцов…
Отчего же я не бегу от тебя стремглав,
чтоб отсрочить финал романа на пару глав?..
Я бы мог позабыть о том, что Земля кругла,
и начать бестолково маяться по углам,
если б ты на то обрекла…
– Ты вольна решать, но я тебя не корю.
Я бы рад опять нацепить на себя броню,
но пока безоружным пленным стою в строю:
если хочешь толкнуть – то вот он я, на краю.
Только ждут ли меня в раю?..»

А она молчит. И тогда он ее во сне
прижимает к себе тесней…

«Завязать бы мысли в тугой клубок…»

Завязать бы мысли в тугой клубок:
Как ни бейся – а не распутать.
Осыпается медленно с рук и ног
Жизнь.
И кро́шится на минуты…

Путь, что пройден нынче почти на треть,
Не оставил сомнений, кроме
Глупой прихоти – взять и переболеть
Тем,
Кто сам изначально болен.

Если учишь правило – на зубок! —
Не спеши сочинять другое.
И не хочется знать, что в конце дорог
Мне.
И близко ли от него я…

«…И вновь на плечах как будто лежит гора…»

…И вновь на плечах как будто лежит гора:
Пусть ты как Сократ – мудра, как Земля – стара,
Да только не спится в 4 часа утра
– В осколках былых утрат.

И ты, уткнувшись в подушку, опять ревешь,
О том, чего не продать/не купить за грош,
Покуда память кромсает и режет сплошь
Обшивку дебелых кож.

– Но крыть больше нечем, ибо накрыло так,
Что сердце вот-вот собьется, изменит такт,
И в пору лечиться – в надежде на добрый знак —
Колесами натощак.

…Когда же попустит – отпустит в объятья сна:
Ты станешь как боль – сильна, как Луна – бледна.
А те, кто в бреду зовутся по именам —
Простятся тебе – сполна.

«Зачем я тебе?.. Какая такая блажь…»

– Зачем я тебе?.. Какая такая блажь
Тебя заставляет биться со мной без толка?..
Я стала циничней шлюхи и злее волка.
Но даже если ты меня не предашь —
То будешь со мной недолго.

Во мне все подделка. Видимость. Суррогат.
Нужда создавать и множить свои личины.
И я однозначно сдохну неизлечимой,
Когда башка однажды придет вразлад —
Без повода и причины.

Пока же – слова во рту отдают свинцом,
Чтоб их потреблять прицельно (и это финиш).
Но стоит вглядеться лучше – и ты увидишь,
Как от улыбки сводит мое лицо
В попытке исправить имидж.

Однако тщетно… Фактура – не первый сорт.
И время разумных доводов истекает,
Пока ты напрасно маешься неприкаян:
Когда вокруг довольно других красот,
Зачем я тебе – такая?

Зачем я тебе – такая?..

«Хоть и не свято – пустеет место…»

Хоть и не свято – пустеет место…
На зависть публике разномастной
Он был как будто другого теста —
Особой касты.

Он отличался – по всем приметам —
И, выбиваясь из всех канонов,
Он словно жил по другим заветам —
Своим законам.

Ступая смело по тонкой грани —
Как представитель иной породы —
Он ставил выше стандартных правил
Свою свободу.

И был, казалось бы, всем доволен…
Но с ним простившись, я понимаю —
Он тоже воин – того же поля,
Что и сама я.

Имя

Имя – столь непривычное,
Чуждое языку…
Чтобы найти отличия —
Пробуй его.
Смакуй.

Звуками перекатывай
Медленно по губам.
Имя его – с заплатами,
С брешами – пополам.

Золотом, мной украденным,
Пролитым мной вином —
Имя, что было дадено
Кем-то ему давно.

Искрами серебристыми
Стелется налету.
Имя его – как выстрелы.
В яблочко.
За версту.

Бон Вояж

Я готов оплатить нам Лондон, Берлин, Париж
И хоть как-то тебя отвлечь от всего, малыш.
Но пока ты пьешь и о чем-то своем молчишь,
Мы как будто глобально в ссоре.
А могли бы объехать мир, что не так уж плох…
– Раз тебе до меня достался отборный лох,
Ты внуши себе невзначай, будто он издох
От какой-то внезапной хвори.

Я бы мог прикупить нам «Порш» и уютный дом,
Если это поможет снять «болевой синдром» —
Ты ж его забываешь, крошка, с таким трудом,
Что диагноз уже формален.
Ты себя защищаешь тщетно, со всех сторон,
Потому что он посягнул на твое нутро.
– И не ясно, какой тебе причинен урон,
Но тебя до сих пор «ломает».

Я не знаю, чего он делал с тобой и как.
Если он твой Бог – очевидно, что я дурак,
Но пока твое тело спит на моих руках —
Я счастливейший из дебилов.
…Мы увидим с тобой Варшаву, Монако, Рим.
А когда затянется брешь у тебя внутри,
Станет легче – и вот тогда мы поговорим,
Не касаясь того, что было.

Только мне не изъять всю дурь из тебя силком.
– Собирайся, детка. Пора завершать ситком.