Серия: Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Серия основана в 2013 году

Том 4

Издательство приглашает поэтов и авторов короткой прозы к участию в конкурсе на публикацию в серии АЖЛ. Заявки принимаются по адресу skifiabook@mail.ru.

Подробности конкурса: издательский сайт www.skifiabook.ru.

При оформлении обложки использована работа Людмилы Костюковской

Все тексты печатаются в авторской редакции.

Дорогой читатель!

Этой книгой мы продолжаем поэтическую серию «Антология Живой Литературы» (АЖЛ). Серия называется так неспроста: ведь каждое литературное произведение, будь то рассказ, повесть или стихотворение, вмещает в себя бездну пережитых автором ощущений, событий и эмоций. Именно из этого на самом деле состоит жизнь, если отбросить все те бытовые мелочи, которые неизбежно присутствуют в каждом нашем дне, но отнюдь не являются тем, зачем мы вообще оказались на этом свете.

Стихотворение – это своего рода квинтэссенция пережитых эмоций, карта сплетения жизненных путей длиною, быть может, во много лет. В стихотворении, умещенном на одной странице, зачастую больше жизни, чем в иных годах человеческого существования.

Мы желаем каждому читателю найти под этой обложкой те самые стихотворения, которые помогут не забыть в трудную минуту о том, что в каждом из нас есть настоящие, сильные чувства, ради которых, быть может, мы и живем.

Редактор тома

Анна Теркель

P.S. Если у вас есть желание предложить свои произведения – мы будем рады. Просто вышлите свои работы вместе с небольшим рассказом о себе по электронному адресу нашего издательства: skifiabook@mail.ru с пометкой «заявка на участие в Антологии Живой Литературы». Мы обязательно рассмотрим ваше предложение и ответим вам.

Звериный язык
Евгения Бильченко. Украина, г. Киев

Об авторе:

Поэт, прозаик, переводчик. Философ, культуролог, религиовед. Профессор кафедры культурологии Института философского образования и науки Национального педагогического университета имени М. П. Драгоманова (Киев). Публиковалась в украинских и российских журналах, автор нескольких книг.

Победитель Всеукраинского литературного конкурса «Витоки» (Острог, 2009) в номинации «Поезія» (1-е место), Всеукраинского литературного фестиваля «Краснодонские горизонты» (Краснодон, 2009) в номинации «Рубленое мясо поэзии», литературного конкурса в рамках Всеукраинского литературного фестиваля «Пушкинское кольцо» (Черкассы, 2010; 3-е место), Турнира поэтов «Летающая крыша» в рамках Всеукраинского литературного фестиваля «Пушкинское кольцо» (Черкассы, 2010; 2-е место), Всеукраинского фестиваля поэзии «Підкова Пегаса» (Винница, 2012 – лауреатство; Винница, 2012 – гран-при), Международного литературного фестиваля имени Н. Хаткиной «Cambala» (Донецк, 2010; 1-е место), Всеукраинского литературного конкурса «Малахитовый носорог» (Винница, 2010; 3 место),

Международного литературного конкурса «Согласование времен» (Франкфурт-на-Майне, 2010) в номинации «Поэзия» (2 место и звание «Золотой автор»), слэма в рамках Всеукраинского поэтического фестиваля «Ан Т-Р-Акт: СЕРЕБРЯНОЕ ВЕКО» (Херсон, 2011; 1-е место), Всеукраинского открытого фестиваля поэзии «АВАЛгард» (Харьков, 2012; гран – при), Всеукраинского фестиваля поэзии «Ватерлиния» (Николаев, 2012; 2-е место).

Член жюри международных фестивалей поэзии: Гриновского фестиваля «Алые паруса» (Одесса, 2010), «Ан Т-Р-Акт» (Херсон, 2013), «Ветер поэзии» (Киев, 2012–2013), «АВАЛгард» (Харьков, 2013), «Одна маленькая свеча» (Киев, 2012–2013).

С целью сохранения творческой свободы сознательно отказалась от членства во всех государственных и общественных литературных организациях.

© Бильченко Е., 2015

Звериный язык

 
Я поэт, но мечтаю, чтобы язык исчез,
Потому что на самом деле слова – заслон.
Пусть тебе на заре приснится гренландский лес,
Где у самки оленя вырос индийский слон.
 
 
Потому что на самом деле не надо стен,
Чтобы сердце в конце пути обрело приют.
Видишь, как розовеет сакура в стиле дзен,
А над ней по-славянски колокола поют?
 
 
Вне широт и меридианов меня несет
По какой-то другой системе координат.
С языком я умею делать, ей-богу, все:
Только Истина все равно остается над.
 
 
И поэтому надо сбросить горбатый груз,
Чтобы шли пилигримы с воздухом в рюкзаке,
А прохожие кошки пели собачий блюз
На старинном зверином ангельском языке.
 

Чужая зима

 
Зима. Как половники в каше рисовой,
Из снега таращатся новостройки.
А наша химичка Нинель Борисовна
Сегодня не в духе и ставит двойки.
 
 
Вот в класс она входит, свирепо фыркая.
Вот мел проверяет с улыбкой монстра…
И мы наклоняемся над пробирками,
В кулак зажимая остатки мозга.
 
 
Отличницы парятся, клуши клушами:
Потеют ладошки, дрожат коленки.
А мне – фиолетово. Я подслушивал
В учительской комнате возле стенки:
 
 
Уткнувшись подруге в жакетик плисовый,
Она причитала у самой двери.
Я знаю, что муж у Нинель Борисовны —
Известный художник и ей не верен.
 
 
Что пишет в эстетике сюр пейзажи он,
Что год уже спит с поэтессой-сукой;
Что скоро ее похоронят заживо
Под газовой плиткой с кастрюлькой супа!
 
 
Потом, выходя отвечать задачку ей
В безвыходной ауре общей комы,
Я крикнул, чернильной тоской испачканный:
«Решали бы лучше проблемы дома!»
 
 
Девчонка прищелкнула ногтем лаковым.
Проснулся придурок с последней парты.
Нинель покачнулась и вдруг заплакала,
Забыв о приличиях и стандартах…
 
 
Шли годы, как пошлый сюжет блокбастера.
По жизни скакали козлы и козы.
Художник тот спился. А Муза Мастера
Скончалась в притоне от передоза.
 
 
Но зимы красивы у нас немыслимо,
И так же морозы крепки и стойки!
 
 
Седая, как вьюга, Нинель Борисовна
Считает снежинки и ставит двойки.
 

Мной

 
Светятся звезды во мгле кипарисовой,
Тычась лучами в лопатки палаток, —
Поговори со мной, поговори со мной:
Мне от молчания хочется плакать.
 
 
Лето закончится, как революция, —
Будет октябрь пламенеть диктатурой, —
Поговори со мной, друг мой возлюбленный,
Выпрямив речь, как хребет у сутулых.
 
 
Вместе с поэтом уходит традиция
На Берковцы, Новодевичье, Волчье, —
Поговори со мной, брат мой единственный:
Там, под землей, – колокольчики звонче.
 
 
Здесь же у власти – асфальтные демоны —
Мелкие бесы пластмассовой музы, —
Поговори со мной, сын недоделанный,
Между арт-клубом, общагой и вузом.
 
 
Наши пути до Кронштадта не пройдены,
Не пережиты казанские ночи, —
Поговори со мной, девочка Родина:
Ты же – не сука, а глупый щеночек,
 
 
Правое не отличивший от левого
На чертежах мирового порядка…
Поговори со мной, Мама Вселенная,
Сжавшись в размерах до детской площадки.
 
 
Космос пропах абрикосовой вечностью.
Спрятан покой в метафизике бунта.
Поговори со мной, Бог человеческий,
На языке Терешковой и Будды.
 
 
Мне – с парусами в распахнутых форточках,
С крымской Ассолью у летних калиток —
«Поговори со мной» кажется формулой
Самой священной на свете молитвы.
 
 
Вспенится в облаке каплей игристого
Просьба, что старше китайского риса:
 
 
«Поговори со мной, поговори со мной,
Поговори со мной, поговори со мной,
Поговори со…»
 
 
Мной.
 

Онкология: Зеленая балерина

Незнакомке

 
На Родине Грига (точнее, Грина),
Где иволги ивам кудряшки чешут,
Танцует зеленая балерина,
Порхая на кончиках хрупких чешек.
 
 
А здесь в полный обморок жрут лекарства,
Спастись по которым мечтали все бы;
Ворона за окнами, глухо каркнув,
Уносит к пророкам сырое небо.
 
 
Пусть день ото дня тяжелей вериги,
Но каждый уверен: вдали, незрима,
На Родине Грина (точнее, Грига)
Танцует зеленая балерина.
 
 
Она прилетит – не сейчас, а через
Десятки столетий на крыльях лета…
И прячет девчонка под лысый череп
Смертельный билет своего балета.
 
 
Мы с ней очутились в звериной яме,
Где хуже насилия – только жалость.
И те, кто когда-то звались друзьями,
Сегодня предательски разбежались
 
 
Участвовать в жизненных хит-парадах,
Жевать из бездомных собачек булки…
Танцуй, моя радость, пока я рядом
Стою, опираясь лицом о бункер.
 
 
Мы вместе прорвемся из тряской тины
На красном коне колокольной конки:
На Родине Грига (точнее, Грина)
Нас ждут одногрудые амазонки.
 
 
Я стану Памеллой, а ты – Мореллой:
С нас варвары будут писать эстампы.
Мы ловко натянем тугие стрелы
И пустим по свету амуров ампул.
 
 
Поэт я. И жизнь у меня – разбита.
Кому как не мне погибать на минах,
Взрывая планеты? Но ты-то, ты-то…
Прости мне, зеленая балерина.
 

Casual Story

 
У старой собаки Жучки – всего два друга:
Кот Васька и мальчик Глеб из квартиры пять.
Когда она воет, перебудив округу,
Кот деру дает, а мальчик орет: «Лежать!»
 
 
Но Жучка жила так долго, как только в сказке
Крылатые псы и волки еще живут.
Ей снились старик Джек Лондон, Сибирь, Аляска,
А если совсем хреново – то Голливуд.
 
 
Теперь ее сны пусты, как бумажник хиппи.
Поэтому ей так важно, что есть сейчас:
Крикливый подросток Глеб в гнойничковой сыпи
И Васька, который метит когтями в глаз.
 
 
Столичная осень… Двор заболел простудой.
По небу текут пивные барашки стай.
Но Жучка глядит на солнце – и видит Будду,
И Будда ей обещает собачий рай.
 
 
В такие минуты жить веселей и жутче,
Как будто успел, как будто попал в струю…
И кажется ей, паршивой дворняге Жучке,
Что стала она принцессой в чужом раю.
 
 
Зимой обрастает осень. Вторые сутки
Гулять не выходит юный соседский шпиц.
На встречном пути не Будды стоят, а будки,
И лица теряют лики в потоке лиц.
 
 
На Жучке линяют шрамы ее проплешин.
Тем временем Будда космос ведет к весне…
 
 
Кот Васька за хвост садистами был повешен,
А Глеб в девятнадцать с лишним погиб в Чечне.
 

Вождя заказали

Меня заказали.

Андрей Макаревич

 
Толпа напряглась, с трудом подавляя ропот.
Какая-то баба сзади чихнула сладко.
И вдруг по рядам пронесся пугливый шепот:
«Смотрите! Смотрите!
Вождь не попал в десятку!»
 
 
О нем говорили: вместо зрачков – алмазы.
Он мифом прослыл от Африки до Алтая…
Сенсация века: лучший стрелок промазал
И больше не годен быть заводилой стаи.
 
 
Как лидера крайних левых перед хоккеем,
Как дряхлого принца где-нибудь на Самоа,
Вождя заказали собственные лакеи…
Позвольте им cмыться, let those people go!
 
 
Им стригли «под бобик» совесть в совковых дурках.
Из них вычищали вечность банальной хлоркой.
Вождя похоронят в урне из бронзы урки.
За гимн о вожде получат писцы пятерки.
 
 
И, день ото дня в своей суете смелея,
Они себя постепенно сочтут вождями;
Отпразднуют «вечер памяти» к юбилею,
С которым и рядом в поле не сядет память.
 
 
В душе у вождя – не дактили, не хореи:
В душе у вождя – Чернобыль и Хиросима.
Вождя заказали… Хоть бы уже скорее!
Водить этой жизнью стало – невыносимо:
 
 
Храня непорочность Мышкина в «Идиоте»,
Лелея коварство опытного индейца, —
Быть первым, быть вечно первым, на самом взлете,
Когда от падений некуда больше деться!
 
 
А может быть, все – мираж, и вождя надули?
Как пьяницу, что шатается на вокзале
И, путая синяки со следами пули,
Истошно вопит: «Они меня заказали!»?
 
 
Вождю отвечают: «Надо бы попуститься.
Запомни, не ты один на планете гений».
Но в облаке над ЧАЭС пролетают птицы,
Поэзией облученные, как рентгеном;
 
 
И цель на табло мигает в вокзальном зале:
Пора выбывать из шумных житейских скачек.
Такие дела… Вождя уже заказали…
И вождь этот – я.
Но главное: я – заказчик.