Стол меня выслушал – замер,
Не подчинился, в древесине застрял.
Только пол пошел на́верх
Упорно, как жар.
Над головой еще потолок завис
в ожидании знака,
пока вчетверо стены сожмутся
в обозначенье конца света.
И оказался я в центре сущности —
вещь особая.
Стол от меня отрекался, потолок отрицал.
Верное слово!
Так что разгомонились стихии
и надо мной
встали разом все столы,
древесиной полны.
И был я сам, как та стихия,
которой тело, —
что в собственных берегах не может длиться, —
на мир летело.
И возник на свете большой хаос,
и вещей последний крик,
потому что я, как Бог, в этот мир врастал,
а он на моих глазах исчезал.

Ян Вагнер (род. 1971), немецкий писатель и переводчик

Вариации на тему бочки с дождевом водой^[2]

<…>

поднимем доску
и посмотрим в огромный
зрачок черного дрозда.

<…>

под сливой сзади
за домом – спокойная и
невозмутимая, как дзен-мастер.

<…>

это противоположный
вид печи; не дымила,
глотала облака.

<…>

когда кто-нибудь ее пинал,
только булькала, но
ничего не выдавала.

<…>

словно через нее
возвращались загробные миры, чтобы
нас подслушать.

<…>

серебряная дудка
орга́нов, труба отлива
скверной погоды.

<…>

в течение всего лета
тихая; потом во время грозы
даже пенится.

<…>

продолжай, сказала
темнота, лицо распускается
как кусочек сахара.

<…>

старый, как сад
пахнет как лесное озерцо,
бочонок стикса.

<…>

приподнимаю доску
и быстро отступаю
пение дрозда меркнет.

<…>

осенью полна,
текут из нее сотни черных
ночных улиток.

<…>

помню еще
идеально круглую
медаль с крысой.

<…>

последняя капля
падает с дерева в тиши
тихий звук гонга.

<…>

мысли без конца,
а в зимний период просветления
как слой льда.

Ян Твардовский (1915–2006), польский священник, поэт; сам себя называл «ксендзом, который пишет стихи». Участник кровопролитного Варшавского восстания 1944 года

Предостережение

Пунктуальная земляника всегда в середине июня
опытный грач улетает на запад
орхидеи венерин башмачок сандалии принцессы
гриб зайчик и подсвинок
коноплянка с желтой грудкой летом красиво зеленая
еще красный рыжик
в октябре коричневые боровики

Не кляни за кровавый ад
ибо мир неплох.

Великая малая

Ищут великую веру когда большое горе
ищут святых что знают наверняка
как далеко отбегать от своего тела
а ты горы перенесла
ходила по морю
хотя говорила верующим
сколь много еще не знаешь

– крошечная вера

Важно

Не забудь о зонтике
ибо тучи собираются
проверь есть ли хотя бы пять злотых в кармане
и это так же важно
как хлеб солнце земля
поцелуи унижение
в очередности забот

Когда говоришь

Не плачь в письме
не пиши что судьба дала тебе пинка
нет на земле безвыходной ситуации
если Бог закрывает двери – то открывает окно
передохни оглянись
падают из облаков
малые большие беды необходимые для счастья
а от обыденных вещей научись спокойствию
забудь о себе когда говоришь что любишь

Виктор Пучков
г. Уфа, республика Башкортостан

Геолог, доктор геолого-минералогических наук, профессор, член-корр. РАН. Более 800 научных работ.

Опубликованы три книги стихов и прозы: сборник стихов и стихотворных переводов: «От рассвета до заката», Уфа, ДизайнПолиграфСервис (2011), «Мои высокие широты, мои далекие костры» (воспоминания геолога), Уфа, ДизайнПресс (2012), «Отраженья» (стихотворения, переводы), Уфа, ДизайнПресс (2015).

Из интервью с автором:

Люблю путешествия, живопись и свою дачу.

Мои песни можно послушать здесь: music.lib.ru/editors/p/puchkow_wikto_nikol.

Из цикла «По городам и весям»

Афины

Брожу себе, глазея,
По улочкам Музея.

Барселона и Рио-де-Жанейро

Что общего у этих городов?
Ривьера. Буйство красок и садов.
Соблазнов наважденье и искус
И руки простирающий Иисус.

Весенняя Вена

Сирены сирени,
Кипенье и пена
И вальса кружащий напев.

Екатеринбург

О здании в центре города под названием «Зуб мудрости»

Зуб все стоит.
А мудрости – все нет.

Закопане

Купим домик в Закопане —
Заживем, как пан и пани.

Иркутск

Иркутск я не мыслю, с давней поры,
Без Байкала и Ангары.

Квебек-Сити

– Почему у вас стоят памятники генералам-лузерам?

– А у нас других нет.

(из разговора с квебекцем)

На площади выходят нас встречать
Участники проигранных сражений.
Здесь бронза не умеет отличать
Восторг побед от боли поражений.

Кембридж

Здесь Дарвин, Седжвик и Ньютон
Всем остальным задали тон.

Киев

Здесь жили прадед мой и дед.
Здесь я давал себе обет:
В мечте о вечном и высоком
Прийти к корням, припасть к истокам.

Пришел. Припал.
И вот со дна
Всплыла кровавая луна.

Край света
(Новый Южный Уэльс, Австралия)

Край земли живой и свежий,
Угол дальний, угол новый.
Угол. Только не медвежий,
А скорее кенгуровый.

Москва

Москва уже давно слезам не верит,
На всех «наезжих» смотрит свысока,
И чужака своею мерой мерит,
А зазевался – бьет с носка.

Новосибирск

Новосибирск? Я с ним слабо знаком пока.
Но он неподалеку от Академгородка.

Осло

Звучит торжественно и твердо
Слиянье города и фьорда.

Стамбул

Город на двух континентах веками стоял.
Видел набеги, погромы и смены империй.
Сценою был экзотичных и странных мистерий
И пестротою восточной меня обаял.

Сыктывкар

За полвека следы замело.
Я приехал, чтоб вдруг подивиться:
Помню – было большое село.
Нынче – маленькая, но столица.

Тула

Фирма веников не вяжет.

Фирма делает гробы.

Здесь и впрямь не вяжут веников:
Это город оружейников.

Уфа

То тут, то там – веков заветы —
Парят, соперничая в вере,
То купола, то минареты.
И манят, будто в небо двери.

Уфа

Уфа приятна, нету спора.
Но не таит от проницательного взора
Приметы, что несут следы
Безвременья и беды,
Насилья и вселенского позора —
Как фаллос Дружбы на костях Собора.

Фрайберг

Во Фрайберге находится старейшая в мире (осн. в XVIII в.) Горная Академия. В ней учились Ломоносов и Гумбольдт.

Славен будь этот город,
Горделив, как немногие:
Рядом Рудные Горы —
Колыбель геологии.

Франция – Испания

Позади меркреди, впереди вендреди,
А вдали —
Сальвадор Дали.

Хельсинки

Кругом лежат «бараньи лбы» —
Приметы ледяной судьбы.

Чехия и Прага

Милы мне Чехия и Прага,
Люблю я этот древний край.
И человеку жить здесь – благо,
Ну а собачкам – просто рай.

Китай

Ты прав, мой друг, когда мечтая
Познать судьбу и дух Китая,
Идешь не на дворцов пиры,
А в переулки и дворы.

По белу свету

Молодость

Помнишь: берег и брызги соленые,
Не вернуть их и не повторить.
Были мы молодые-зеленые
И явились, чтоб мир покорить.

C нас еще не слетела окалина —
От избытка здоровья и сил
В экспедицию: рейсом до Канина
Ветер странствий отряд уносил.

Предстояли нам топи болотные
И маршрутов пунктирная нить,
Комарье да ночевки холодные —
Ну да что там о них говорить!

Били волны по молу как молотом
И стегала по лицам вода.
Были мы так бессовестно молоды,
Ах, как молоды были тогда!

На Канине Камне – туман

Темнело небо. Синий Демон
Над тундрой крыльями плеснул…
Устало скажешь: «Где мы? Где мы…»
А день уснул. А день уснул.
А день уснул…

Туманы быстры и безбрежны
Ползут вослед, вослед, вослед,
Глаза смежают – тихи, нежны,
Все как во сне. Все как во сне.
Все как во сне…

Ручей бормочет полувнятно,
Бурчит в бреду: «Бредут, бредут…»
В далеком лагере ребята
Напрасно ждут. Напрасно ждут.
Напрасно ждут…

В озерной шири птичьи плачи.
Седой туман – как снег, как снег…
Одни разлеты куропачьи
Звучат как смех. Как смех.
Как смех.

К ночи

По тундре – ни души, ни дыма.
Вступает Ночь в свои права.
На склонах сопок нелюдимо
Буреет жухлая трава.

И днями солнце – мягче, кротче:
Не греет плеч, не слепит взор.
А ночью – гуси, снег пророча,
Летят во сне на блеск озер.

Карты предстоящей экспедиции

Мы гадаем над картами,
На страну непохожими,
Где пути не указаны,
Где края не исхожены,

Где окажется чертовым,
Невезения крайностью,
И болото – что в черточку,
И каменья – что в крапинку.

Там за знаками малыми
Встанут горы нескладные
С их отвесными скалами,
С их безвестными кладами.

Там точнее и пристальней
Каждый шаг выверяется,
Там на прочность, как исстари,
Человек проверяется.

Что-то выпадет вынести
На излучинах выгнутых?
Где-то ливни нас вымочат?
Где-то солнышко высушит?

И как вывьется линия,
Что Судьбой называется,
Что, как ленточка синяя,
Вдаль, в туманы, скрывается?