Читать книгу «Жених для ящерицы» онлайн полностью📖 — Анны Яковлевны Яковлевой — MyBook.
image
cover



– А то ты не знаешь, что летом надои вырастают. Кто меня отпустит? Даже если мне удастся вырвать отпуск и оказаться на море, то зачать ребенка на юге – это как полететь на дельтаплане или заняться фристайлом без инструктора.

– Это почему? – вытаращилась на меня Дашка.

Как все-таки семейная жизнь отупляет женщину!

– Потому что я плохо разбираюсь в людях, а там у меня и так будет времени в обрез, а надо еще успеть выбрать Короля и соблазнить. К тому же с первого раза беременеют только три процента женщин, значит, опыт надо будет повторить. И вообще, охотиться на побережье летом за мужчиной – это нерационально. На побережье острая конкуренция. Туда каждый приезжает за своей порцией удовольствия, мне будет не пробиться сквозь толпы веселых, красивых, молодых и одиноких девушек.

– Ну и сиди, – под напором моего рационализма Дашка быстро сдавала позиции, – тогда нечего скулить.

Дашке повезло. Она встретилась со своим Егором в торговом колледже – бывшем кооперативном техникуме. Теперь Дашка – мать двоих детей и бухгалтер (прости господи, язык сломать можно, пока выговоришь) в «Кооповощплодторг-сервисе», а Егор – ее начальник. В его подчинении находятся пять магазинов и базы. Егор заканчивает заочно институт торговли, мотается по магазинам и базам, а Дашка сидит в бухгалтерии и ревнует ко всем продавщицам, заведующим складами, уборщицам, кассиршам, декану и однокурсницам Егора.

Дашкина ревность не поддается описанию – это состояние души. Подруга изводит всех круглыми сутками, распределяя время примерно так: днем – себя, вечером меня, ночью – мужа.

– Ты своими навязчивыми идеями подталкиваешь Егора к измене. Обвинения в том, чего он не совершал, – это прямое указание к действию, – не устаю повторять я, хотя знаю, что не являюсь авторитетом для Дашки – ведь у меня все еще нет семьи.

Егор злится и советует жене обратиться к психиатру. По моему мнению, психиатрия Дашке не поможет, ей нужен экзорцист.

Мне жаль Дашку, но я ничего не могу сделать для подруги – я не экзорцист, я – химик-технолог.

…Одиннадцать лет назад я окончила Московский институт пищевой промышленности и вернулась к маме, в Заречье.

«Химичу» я в маленькой лаборатории на коровнике нашего фермерского хозяйства.

Да, я не наблюдаю реакцию холодного ядерного синтеза, не приторговываю симпатическими чернилами и даже не приправляю ядом перчатки, перстни, шкатулки и книги.

Моя задача куда прозаичней: после каждой дойки сделать анализ молока на жирность, кислотность и бактерицидную обсемененность. Если я этого не сделаю, надой не примут на пищекомбинате, продукцию придется вылить на землю (что неоднократно случалось), доярки останутся без зарплаты, а доярки – это, скажу я вам, сила. Когда эта сила приходит в неудовольствие, она способна на многое.

Так вот, одиннадцать лет я встаю в четыре тридцать утра, трясусь с коллективом в стареньком ПАЗе по девственным, не тронутым асфальтоукладочным катком зареченским дорогам, чтобы отобрать пробы молока.

Открываю лабораторию, надеваю белый халат, включаю приборы (термостат, вытяжной шкаф, центрифугу) и жду, когда в коровнике молоко наполнит емкости. Иду в резиновых сапогах (иногда за меня это делает водитель Василий Митрофанович, веселый, сухонький дедок), снимаю крышку с бака, опускаю черпак на длинной ручке, зачерпываю молоко – первая проба отобрана. Емкостей несколько, и я повторяю процедуру.

Возвращаюсь в лабораторию, через два часа выдаю результат, сравниваю с нормой и пишу справку (или акт). После чего со спокойной совестью еду домой до вечерней дойки – до семнадцати ноль-ноль.

В моей лаборатории царят уют, свет, тепло и стерильная, хирургическая чистота. На полках сверкают мерные стаканы, колбы, пипетки, чашки Петри и бюретки. Блестят хромированными поверхностями приборы. Все подчинено царице наук Химии, мне и расписанию доек. Так летит мое время, тикают биологические часы.

К этому обстоятельству все годы я относилась философски, без паники. Я и сейчас бы не паниковала, если бы жива была мама.

Мама никогда ни на что не жаловалась и угасла в несколько месяцев, я даже ничего не успела понять. А когда пришла в себя, оказалось, что я одна на всем белом свете, не считая бесполезных Петуховых. Вот тогда я и захотела маленького – сына или дочку.

…Человек я спокойный, уравновешенный, психика у меня стабильная, я не подвержена сильным эмоциям, как, например, Дашка. Дашка все время впадает в крайности, и когда оскорбляет, и когда извиняется. Подруга может орать как полоумная, потом разобраться, что была не права, и начать так же громко каяться и винить во всем себя.

Все потому, что в Дашке нет рационального начала, ни зернышка. Глупая Дашка никогда не могла понять главного, берегла семью, как цепной пес, – голосом, а не любовью.

– Что, кобель, явился? – сверлила она взглядом супруга, высматривала помаду на воротнике или длинный волос на пиджаке (Дашка всегда коротко стриглась), принюхивалась и строила предположения. – Где шлялся?

– Даш, я же был на встрече (конференции, сессии), – бубнил Егор.

– Хотел заночевать у нее? – исходила ядом Дашка.

Не знаю, что она хотела от мужа-начальника – чтобы дома сидел?

Зато во мне рациональных зерен было… Это не то, что вы подумали: чужую беду рукой разведу, а к своей ума не приложу. Ничего подобного.

Просто я считала, что все, чем мы недовольны, – пустяк, небольшое затруднение. Все, кроме смерти, можно исправить. Я всегда это чувствовала, а после мамы осознала как духовную истину.

Нет, нет, я – совсем другое дело. Здравый смысл – вот мое кредо.

Я контролировала себя и свою жизнь, заполняла эмоциональные дыры чтением женских романов зимой и выращиванием цветов летом.

Теряла голову я только в библиотеке при выборе книг. В последний раз мне хотелось взять «Бурную ночь», и «Жаркий поцелуй», и «Скрытую ярость». Потом, когда я уже взяла все три книжки, мне захотелось прихватить «Огненное прикосновение» и «Невинную грешницу».

Нет, вру! Было еще одно место, где я теряла контроль над собой, – весенние садовые ярмарки. Там мне хотелось скупить семена всех диких трав, кустарников и цветов, особенно луковичных.

Во всем остальном здравый смысл всегда побеждал эмоции.

…Когда Дашка поняла, что я затеяла, она долго со мной не разговаривала – дня два. Через два дня Вахрушева позвонила и разразилась потоком брани:

– Я всегда знала, что ты с приветом, но ты превзошла саму себя. Это ж надо додуматься до такого! Как только в голову могло прийти? Ты посмотри на себя! Ты собираешься греховодничать, прелюбодействовать, ты собираешься разбить семью… короче, тьфу, даже не знаю, что сказать! В общем, так: если уведешь чужого мужа – ты мне больше не подруга! – закончила Дашка.

Мне стало обидно, я вспомнила, как Вахрушева подгоняла меня с беременностью.

– Витя, – каркала, как ворона, подруга, – торопись, время уходит.

– В таком деле спешить нельзя, – упрямилась я.

И вот теперь, когда я готова изменить свою жизнь, Дашка отказывается меня понимать и подозревает худшее. Зачем мне чужой муж? Но я не успела возразить, Дашка перешла к контраргументам.

– Ты знаешь, в чем твоя беда? – поинтересовалась она.

Конечно, я знала, в чем моя беда – в отсутствии выбора, но я хотела, чтобы Дашка высказалась.

– Нет, не знаю.

– Твоя беда в том, что ты слишком серьезная, не умеешь играть с мужчинами. Вот скажи, куда делся этот, из кафе «Теремок»? Славик, кажется?

– Алкаш этот? Я назначила ему свидание в церкви, во вторник, в шестнадцать ноль-ноль.

– Что за блажь?

– Никакая не блажь. По вторникам служится акафист Богородице «Неупиваемая чаша». Вот я и решила: придет – рассмотрю его кандидатуру. Не придет – не стоит с ним связываться. Он не пришел…

– Понятно, – протянула Дашка, – а начальник жилконторы?

– Борис Савельевич, что ли? Или нет, Савелий Борисович.

– Да. Он-то почему пропал?

Я уже не очень помнила, что спугнуло Савелия Борисовича или Бориса Савельевича. Кажется, я пригласила его на утренник к Вахрушеву-младшему.

– Я ему сказала, что отравлю цианидом, если он мне изменит.

– А этот, из ансамбля «Ромалы», куда девался?

– Кочует с табором, наверное.

– А все почему?

– Да, почему?

– Потому что в тебе нет искры. Понимаешь, о чем я? Учись и делай как я. – Объективность никогда не входила в число Дашкиных достоинств.

– Мне нужен охотник, а не жертва. Мне нужен Король! – Пафос моих речей смешил меня саму. – У тебя нет опыта соблазнения Короля. Твой Вахрушев – жертва, а не охотник.

– Вахрушев не прекращает охоту ни днем ни ночью, так что ты не угадала. Тебе надо читать литературу. В твоем возрасте пора знать, что возбуждают мужчину запах, походка, движения, тембр голоса и женские флюиды. А ты похожа на чуму! В этом твоем тулупе, в валенках, в павловопосадском платке ты привлечешь только маньяка!

– То-то я смотрю, ты тренируешь голосовые связки целыми днями и выглядишь как Линда Евангелиста, – огрызнулась я, но Дашке удалось пошатнуть мою уверенность.

Запах… Чего греха таить, от меня подванивало коровником.

Походка. Походка у меня сельской жительницы. Я не умею струиться, не умею парить, я загребаю ногами – сказывается привычка круглый год ходить в валенках или сапогах на улице и на работе.

Голос. Ну хоть с этим повезло.

Я была счастливой обладательницей контральто, годящегося для исполнения арии Графини из «Пиковой дамы».

Но мой великолепный голос пропадал всуе. Когда я появлялась, шаркая сапогами, окутанная ароматами коровника, слушать меня уже было некому.

Поэтому когда я почувствовала первые симптомы такой несвойственной мне паники, я поняла: пора что-то менять в своей жизни.

И пошла в библиотеку за психологической литературой.

Библиотекарша Элла Григорьевна – моя добрая знакомая, выслушав сбивчивые пожелания, показала мне на полку, где, сдвинув корешки, как солдаты армии-завоевательницы, плечом к плечу стояли книги: «Как найти мужчину своей мечты», «Как покорить мужчину», «Искусство соблазнения», «Война полов» и «Как мужчину завоевать, удержать и расстаться с ним».

Я прониклась глубокой благодарностью к авторам, потому что, прочитав их труды, поняла, чего хочу и как надо действовать.

Итак, мне предстояло:

стать Дамой, чтобы привлечь как можно большее число мужчин;

провести тщательную селекцию кандидатов;

выбрать Короля;

соблазнить Короля;

зачать ребенка;

расстаться с Королем.

Пусть простят меня лучшие из мужчин за такое безобразное, в высшей степени безнравственное и потребительское отношение, но у меня были три причины, по которым я выбрала столь циничную стратегию.

Во-первых, возраст. Я утратила первую молодость, а конкурирующие поколения женских особей разнообразно цвели и щеголяли готовностью к оплодотворению.

Во-вторых, образование.

Очень осложняет жизнь. Начинаешь критически присматриваться к окружению и скоро выясняешь, что нет ни одного интеллигентного носителя здоровых генов, зато в избытке имеются вечно пьяные скотники, трактористы и техники.

И последнее: мне хотелось застраховать себя от возможных драм и трагедий. Я помнила: «Если у вас нету дома – пожары ему не страшны, и жена не уйдет к другому, если у вас…», ну и далее по тексту.

Вы, конечно, спросите, зачем такие сложности? Можно обратиться в банк спермы, зачать ребенка в клинике под присмотром специалистов. Отвечаю: не потому, что я не ищу легких путей. Просто мне нужен умный, внешне привлекательный, здоровый и сильный донор, а не жалкий хлюпик, впадающий в столбняк от бытовых и социальных трудностей. А где гарантии, что банк не подсунет бракованный товар? Гарантий нет.

…Выстроив приоритеты, я начала с походки.

Прочертила мелом прямую линию для дефиле на дорожке в саду и принялась вышагивать.

На дворе стоял март, близкий к апрелю, черная земля пробивалась к солнцу, обнажая силу и готовность рожать.

Тонкая паутина льда, которой затягивались лужи ночью, к обеду таяла, птичьи стаи атаковали старую грушу у входа во двор, под забором орали кошки, привлекая самцов.

Весенняя капель, прозрачный воздух, первые лужи и первые птицы – вечные спутники любовной лихорадки, ввергали меня в уныние. Эта атрибутика не несла в моем случае никакой смысловой нагрузки.

Зачем мне прелести весны, если у меня такая узкоспецифическая задача – найти донора спермы?

Конечно, я не отказалась бы от вечной любви, как в женских любовных романах. Но за прошедшую зиму демографическая ситуация в городке не изменилась. Как существовал дефицит непьющих, сильных, ответственных мужчин, так и остался, если не обострился. И весна с этой своей откровенностью, близкой к распущенности, с признаками настоящей жизни, немного травмировала меня.

– Пятки вместе, – повторяла я, наступая на прямую линию, – носки врозь.

С книжкой на голове, пропустив под локтями за спиной длинную линейку, какими пользуются закройщики, я напоминала себе героиню фильма «Служебный роман» – Людмилу Прокофьевну Калугину. Чувствовала я себя при этом отвратительно, но мысль, что Дашкино пророчество сбылось, и я на самом деле привлекла маньяка, заставляла меня снова и снова дефилировать по линии.

Стоило представить, как маньяк идет по улице под моими окнами, собственноручно опускает письмо в мой почтовый ящик, и у меня открывалось второе дыхание. «Пятки вместе, носки врозь…» – посмотрим, что скажет подруга через месяц-другой.

Тут я почувствовала какое-то беспокойство, подняла глаза и – о, ужас! – в окне соседнего дома увидела обнаженный мужской торс!

К сожалению, мужчина исчез прежде, чем я успела его разглядеть.

…Все-таки вставать в четыре утра – не полезно для здоровья. Полезно вставать, когда в окна заглядывает солнышко.

Мечтая о лете, я сбросила Триша (это мой кот-перс кремового окраса) с постели, совершила ежедневные утренние процедуры и вышла на веранду.

Окна соседнего дома были освещены. Интересно, интересно…

Соседний дом с осени пустовал – старенькую бабушку Надю похоронили незадолго до первого снега. По какой-то странной закономерности, бабушка Надя была второй старушкой, окончившей земную жизнь в этом доме. Последний приют всех старушек Заречья – так и хотелось поместить на фасаде вывеску.

Зимой нас с домом объединял страх одиночества: он скрипел и хлопал незапертой дверью на чердак, словно призывал обратить на себя внимание.

Любопытно, кто мои новые соседи?

Наполненное жизнью, мартовское, близкое к апрелю утро навевало тоску по материнству, я вспомнила про анонима, про Даму, и настроение упало.

В отвратительном состоянии духа я погрузилась в ПАЗ, в компании голосистых «операторов машинного доения» прибыла на ферму, прошла мимо доски объявлений и прочитала сообщение о собрании коллектива.

Собрание так собрание: пусть хоть что-то нарушает однообразное течение нашей жизни.

…Собрание проходило в красном уголке.

Уголок был в свое время оформлен «истинными ленинцами» и отражал вкусы эпохи развитого социализма: длинный, массивный стол со стульями на возвышении у противоположной от входа стены, несколько рядов клубных кресел, тяжелые плюшевые портьеры на окнах, гипсовые бюсты К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ульянова-Ленина в окружении фикусов и Доска почета.

Красный уголок оберегали души вождей – иначе как объяснить, что, собираясь здесь, коллектив теряет всякую связь с реальностью, начинает сравнивать зарплаты, которые являются коммерческой тайной, между прочим, и требует делить все «поровну».

Ряды кресел постепенно заполнились доярками, скотниками и техниками. Как обычно, между ними шла перебранка и выяснение должностных обязанностей.

– Колька, чтоб тебя, гада, разорвало, ты почему не прочистил насос?

Закаленный в боях Колька лениво отбрехивался:

– Все я прочистил, технику менять пора, и не ори, я тебе не Гришка твой, юбку задеру, надаю по заднице, чтоб знала. Совсем вы, бабы, страх потеряли.

– Ты поговори еще, я вот Палычу на тебя докладную напишу!

– А ты писать-то умеешь, Клавдя?

– Напишу – тогда увидишь.

– Чего ты взъелась на ровном месте? – сменил тактику Колька. – Давно не топтал тебя твой Гришка? Или у тебя критические дни?

Диалог был пересыпан ненормативной лексикой, и я ждала, что Клавдя сейчас загнет что-нибудь из репертуара скотника Тимофея – тот вообще разговаривал только по-матерному. Однако ответ Клавди был скомкан появлением начальства.

Наш управляющий – Геннадий Павлович Рысаков, в народе Гена Рысак, был хорошим мужиком, трудягой и хозяйственником, но дела на ферме шли все хуже и хуже.

Мне иногда казалось, что весь коллектив фермы – сборище неудачников, погрязших в навозе и мате. Только благодаря здравому смыслу мне удавалось сохранять невозмутимость.

Рысак вел гостя – крепкого лысого мужчину… Что-то знакомое мелькнуло в небольших карих глазах, прямом, красивой формы носе и упрямо сжатых губах – это был вчерашний истопник! Я задушила в себе желание сползти под кресло.

А этому-то что здесь понадобилось?

У нас, конечно, была котельная с банькой, где парились труженики фермы, но они справлялись без истопника, своими силами.

Начальство с гостем направилось к столу.

Гена разложил какие-то бумаги, раскрыл свой потрепанный поминальник и оглядел присутствующих скорбным взглядом. Наверное, так смотрят приемные родители на усыновленное чадо, оказавшееся вместилищем всех пороков.

Истопник Арсений устроился рядом с Геннадием Павловичем и с интересом принялся разглядывать народ.

Я подглядывала за Арсением из-за спин доярок и напрягала слух.

В карих глазах истопника плескалось любопытство, азарт и черт знает что еще, не поддающееся прочтению. Разглядывать в красном уголке, кроме бюстов вождей, особенно было нечего, и истопник скоро погрузился в свои истопницкие думы.

Гена Рысак начал собрание с перечисления причин, по которым наше хозяйство работает в убыток: дорогая электроэнергия, корма для животных, низкие надои и низкие закупочные цены на сырье (то есть молоко) и, конечно, высокие зарплаты (вот уж никогда бы не подумала) и кредит. Зал неодобрительно загудел:

– Говори по существу!

– Палыч, что мы, не знаем, что ли?

– По существу? Хорошо! – как в омут головой бросился, с отчаянной решимостью изрек Гена. – К нам приехал товарищ из областного центра, он предлагает коллективу решить свою судьбу. Мы можем продать паи, объединиться с другими фермерскими хозяйствами и стать наемными работниками.

В зале наступила устрашающая тишина. Слышно было, как радостно забились сердца честных тружеников в ожидании скандала. «Эх, Гена, Гена, – вздохнула я, – кто ж так руководит коллективом? Надо же подготовить людей, зачем так – в лоб?»

Видимо, те же мысли промелькнули в голове истопника Арсения, потому что в тишине раздался его баритон:

– Ой, сейчас меня бить будут!

– Легко!

– Не ты нас породил, не тебе убивать!

– Катись обратно в город!

Арсений с невозмутимым видом выслушал все выкрики, встал со своего места и поднял руку, подражая вождю мирового пролетариата.

Грозовые раскаты постепенно стихли.

Арсений обладал не только завораживающим голосом, но и даром проповедника. Говорил истопник замечательно, слушала бы и слушала. Из его складной речи выходило, что, избавившись от земельных паев, мы тут же приобретем новую технику, сможем расплатиться с кредитом и вообще соорудить из хозяйства компактный рай. Арсений оказался лихим истопником, видимо, в кочегарке у самого черта подрабатывал.

Гена Рысак наконец заглянул в свой поминальник и с опозданием представил гостя:

– Арсений Иванович Жуков – директор консалтинговой фирмы «Паритет».

– Слушай, консультант, а зачем она нужна, техника эта, если землю мы продадим? – раздался голос с рядов.

– Ха! Я сдам вам землю в аренду. За копейки, – заверил Арсений Жуков.

– Давай мы тебе сдадим землю в аренду! – предложил тот же голос.

Я оглянулась. Голос принадлежал ветеринару – молодому специалисту Мишке Загорулько.

– Сейчас никто ничего за копейки не делает. Говори, что задумал? – Коллектив не сдавался, но и Арсений был тертым калачом.