Есть, правда, другие варианты происхождения фамилии Склифосовский. Исторически, большинство ее носителей относились к польской шляхте. Очень малая часть (около десяти процентов) могла принадлежать к потомкам русских княжеских или боярских родов. Собственно, обедневшим русским дворянином считался и отец Николая Васильевича. Склифосовские упоминаются в качестве деятелей из славянского новгородского боярства XVI—XVII веков, имеющих царские привилегии. Встречается эта фамилия и в указателе переписи населения времен Иоанна Грозного. У царя существовал определенный реестр знатных и приятно звучащих фамилий, которые даровались только приближенным и только в случае особых заслуг или поощрения.

Ну и, наконец, эту фамилию периодически давали священнослужителям, когда те выпускались из семинарии. Была такая традиция – называть семинаристов по воле руководства училища, в подобных случаях фамилии чаще всего образовывались от названия местности, церковного праздника или имени святого, но могли дать и просто звучную.

Таким образом, совпадение в фамилиях вовсе не означает общего прошлого. Поэтому семейная легенда о греческих корнях нашего героя выглядит вполне убедительной.

При этом ни о каких особых греческих традициях в семье родителей Склифосовского сведений нет. Девичья фамилия его матери – Платонова – вполне русская, хотя само имя Платон происходит из греческого языка. Но это уже ни о чем не говорит: большинство крестильных имен, от которых образовывались фамилии, пришли на Русь из Византии.

Родных же языков у нашего героя, как и у большинства жителей тогдашней Малороссии, было два: русский и украинский.

О детстве Николая Склифосовского можно составить представление, в основном, по косвенным признакам. Хотя фотография как идея уже существовала во Франции с 1820-х годов, в России первый «художественный кабинет» для портретной съемки открылся лишь в июне 1840 года, и, конечно же, это произошло в столице. Но даже если бы фотоателье и существовало в городке Дубоссары, рядом с которым жили Склифосовские, семья бедного писаря вряд ли бы позволила себе такое дорогое развлечение, как фотопортрет. Не сохранилось и милых семейных вещиц, и даже самого отчего дома нашего героя. Он сгорел во время Гражданской войны.

Кстати, этот сгоревший дом – не единственный в биографии Склифосовского. В достаточно раннем возрасте Николай Васильевич пережил другой пожар, о котором рассказывает его дочь Ольга Николаевна Склифосовская-Яковлева. Она написала интересные воспоминания о своем выдающемся отце, правда, предназначались они не для публикации, а для семейного архива. В частности, адресовала она записи своим детям, оттого называла нашего героя не отцом, а дедом или чаще «вашим дедушкой».

«Теперь я вам расскажу, что случилось с дедушкой в детстве, когда ему было лет восемь-девять. Семья жила в маленьком городке Дубоссарах. Ночью вспыхнул пожар. Дом был деревянный под соломенной крышей и горел, как свечка. Мать – ваша прабабка – собирая детей, хватилась, что младшего мальчика – вашего дедушки нет. Дело было летом и все окна были настежь. Она бросилась к окну, около которого стояла кровать мальчика, схватила его сонного и в ту минуту, как она вытаскивала его в окно, потолок комнаты рухнул. Это произвело на мальчика такое впечатление, что на всю жизнь у него остался страх пожара».

Вот так, в одно мгновение иногда решаются судьбы. Кстати, Склифосовскому все-таки сильно везло. Его не убили и даже не ранили на многочисленных войнах, хотя ему не один раз случалось попадать под пули. А однажды вместе со своей первой женой Елизаветой и новорожденным сыном он чуть не стал жертвой кораблекрушения. Их маленький пароход плыл по Дунаю. Неподалеку от баварского города Пассау, где течение особенно быстрое, произошло столкновение с более крупным судном, и пробоина оказалась столь велика, что пассажиров спасли буквально чудом.

Этот случай тоже описан в воспоминаниях Ольги, а вот родителей своего отца она не застала, и мы можем воссоздать их облик лишь частично, по обрывкам сохранившейся информации. Единственное материальное напоминание о них, что просуществовало до недавнего времени, помимо могильной плиты на русском кладбище в микрорайоне Лунга города Дубоссары, – это огромные дубы у ручья возле старой городской больницы^[11]. Василий Павлович Склифосовский посадил их там в 1836-м, как раз в год рождения своего гениального сына. Вот только причиной для посадки деревьев стало вовсе не очередное увеличение семьи писаря, а торжественное открытие медицинского учреждения, первого в городе. Оно совпало с появлением нашего героя на свет. Еще один «пророческий» факт биографии. Кстати, именно дубоссарская больница стала местом его первой самостоятельной врачебной практики, причем совершенно случайно. После получения медицинского образования Николая Васильевича распределили в Одессу. Туда он и направлялся из Москвы, но по дороге посетил Дубоссары, а там как раз в это время заболел врач.

Этот случай запечатлен в официальном послужном списке нашего героя: «Проездом из Москвы через г. Дубоссары, по предложению начальника Херсонской губернии, по случаю болезни тамошнего врача, исполнял обязанности его по городской больнице и городу с 23 августа по 8 сентября 1859 г.».

Но вернемся к его родителям. Постоянная нужда, но при этом высокий уровень ответственности и горячее желание поставить всех детей на ноги – пожалуй, главные штрихи в картине жизни отца Склифосовского. Владимир Васильевич Кованов в своей книге «Склифосовский» характеризует его так: «Человек он был в высшей степени добросовестный и его самоотверженная деятельность, порой связанная с риском для жизни, была неоднократно отмечена начальством». Как мог рисковать жизнью писарь, чья работа заключается в бумагах и чернилах? Очень просто. На карантинных постах служило не так уж много народу, при эпидемиях рабочих рук не хватало, а если учесть, что поблизости не было даже больницы – то карантинная служба сразу становится экстремальной для всех сотрудников, независимо от должности.

Судя по всему, Василий Павлович работал крайне много и мог бы оказаться значительно состоятельнее, будь у него не такое большое количество детей – целых двенадцать человек, если речь идет только о выживших. Учитывая тогдашнюю детскую смертность, их могло оказаться и больше. И конечно, бесконечные роды дают колоссальную нагрузку на женский организм, поэтому у его жены Ксении Михайловны не оставалось никаких шансов сохранить здоровье, особенно если оно изначально было не самым крепким. Не могла она и полноценно заниматься развитием каждого из детей. Известно, что грамоте их всех научил отец, несмотря на то что порой ему приходилось засиживаться в своей конторе до ночи. Зато, по-видимому, именно мать повлияла на выбор будущей профессии Николая. В разных источниках упоминаются ее эмоциональные рассказы о борьбе Василия Павловича со вспышкой холеры, которая случилась в Дубоссарах за шесть лет до рождения нашего героя – в 1830 году.

В этой беде отец Склифосовского показал себя настоящим героем. Его самоотверженные действия выходили очень далеко за границы представлений о писарской работе. Согласно документам из Архива МГУ им. М. В. Ломоносова, письмоводитель Склифосовский «…был правителем дел по учрежденному комитету о действии к прекращению холеры; сверх того внутри города размещал больных холерой в отведенных для них местах, продовольствовал их и неимущих жителей с величайшим человеколюбием, распределял военный караул, дабы больные не сообщались с благополучными жителями и местами; способствовал многим больным в холере, по министерским наставлениям, к скорейшему выздоровлению… о чем имеет похвальный аттестат от 8/XI 1831 г.».

Судя по всему, похвалами начальства дело и ограничилось. По воспоминаниям, которые хранила Ольга Склифосовская-Яковлева, родители ее отца всегда жили буквально впроголодь. При этом атмосфера в доме была спокойной и доброжелательной, детей не держали слишком строго. Маленький Коля, например, любил надолго уйти в поля и бродить там. В его памяти также осталась заботливость матери и старших братьев и сестер.

Тем не менее дети не оставались под родительским кровом так долго, как им бы хотелось. Отец старался пристроить их на казенное довольствие, как только они немного подрастали. В тогдашней России для многих мальчиков из небогатых семей имелся достаточно приемлемый вариант: школа кантонистов. Термин этот появился в самом начале XIX века из Пруссии, именно там словом «кантон» обозначали полковой округ. По-русски кантонистами, начиная с 1805 года, называли несовершеннолетних детей низших воинских чинов. Мальчики считались военнообязанными с момента рождения, на эту тему бытовали шутки. Правда, детские годы и даже обучение в гарнизонной школе в срок обязательной военной службы не засчитывались. Учиться в других, невоенных учебных заведениях солдатским детям запрещалось.

С 1827 года в школы кантонистов начали брать откровенных маргиналов – детей бродяг, польских мятежников, цыган и евреев. К моменту рождения Николая Склифосовского подобные учебные заведения существовали практически в каждом губернском городе.

В младших классах детей учили грамоте, в старших – военному делу. Если у кого не получалось освоить артиллерию, фортификацию и другие науки – тех отправляли в кузнецы и сапожники.

Точно неизвестно, почему Николай не пошел по стопам старших братьев. Скорее всего, просто не успел достичь нужного возраста: в кантонисты брали с десяти лет. Но раньше этого срока и без того непростая ситуация в семье усугубилась болезнью, а потом и смертью Ксении Михайловны. Отец к этому времени тоже заболел и вопрос о дальнейшей судьбе детей встал весьма остро.

Учитывая крайнюю нужду, которую испытывала семья писаря, дом призрения оставался единственным вариантом. Туда отдали не только Николая, который был девятым по счету ребенком, но и троих младших, родившихся после него.

Правда, дочь Ольга Николаевна объясняет поступок своего деда не бедностью, а желанием дать детям образование. «В Дубоссарах не было гимназии, поэтому отец (ваш прадед) отправил своего младшего сына в Одессу. Мальчик поступил в гимназию, а жил в сиротском доме».

Вот так, внезапно и рано закончилось детство нашего героя. Бескрайние степи, родительский дом и свобода сменились на жесткий режим казенного заведения. Коля оказался лишен даже возможности видеть знакомые места. Сиротский приют, куда его направили, находился в полутораста километрах от Дубоссар – в Одессе. Там ему предстояло прожить долгие годы – вплоть до своего восемнадцатилетия.