Глава 2. «Огненный дождь»

Импила проснулась на берегу реки, но это было не Междуречье. Она огляделась. Сюда не дошла смерть. Над лесом нависла Гора. Значит отряд шёл всю ночь. Они оказались очень близко к Предгорной Пустоши. Природа здесь казалась почти не тронута Огненным дождем. Из тени деревьев доносилось щебетание птиц и шум воды, бегущей по камням. А ведь ночью Импила подумала, что эти звуки ей снятся. Она вспомнила, как проснулась на несколько мгновений, когда командир снимал её с лошади. Но волнение и усталость взяли верх и не позволили даже осознать происходившее ночью.

Утомленные длинным переходом воины спали. Кто на земле, кто привалившись спиной к дереву. Не стали даже мастерить себе навесы. Поставили только один – для дочери вождя. Стараясь никого не разбудить, Импила пошла вдоль берега. Ей хотелось смыть с себя всю грязь, увиденного вчера вечером. Казалось, она сама пропахла кровью тех лучников, гарью сожжённой долины. Дочь вождя спряталась за деревьями. Оглянулась ещё раз, убеждаясь, что за ней никто не пошёл. Импила сняла дорожное платье, шагнула с берега. Дно оказалось каменистым. Вода была ледяной, будто тысячи ножей пронзали кожу.

– Не слишком разумно разбрасывать одежду в присутствии восьми мужчин, – донёсся из-за спины знакомый голос.

Она повернулась. Хорошо хоть сорочку догадалась оставить.

Глаза даарийца лукаво блестели. Если бы вода была хоть немного теплее, дочь вождя нырнула, не раздумывая, но сейчас медлила.

– А следить за чужими женщинами тоже не предосудительно? – Импила попыталась изобразить возмущение, сгорая от стыда.

Получалось плохо, ещё хуже получалось выбраться из реки, прикрываясь руками. Импила потеряла равновесие, наступив на острый камень, и упала в воду.

– Во истину дочь воды! – заходясь смехом, воин развернулся и зашагал к лагерю.

Мокрая ткань, то и дело прилипая к ногам, мешала быстро выйти на берег. Хуже того, от воды сорочка стала почти прозрачной. Только бы на смех командира сюда не сбежались остальные воины! Прикрываясь юбкой платья, Импила старалась поскорее избавиться от мокрой и потому совершенно бесполезной одежды. Платье пришлось надевать на голое тело.

– Мы не станем ждать, пока твоя одежда высохнет!

– Ты что, стоял все это время здесь, за кустами?! – ужаснулась дочь вождя, проклиная себя за невнимательность. – Придется, я не могу ехать в таком виде. Тем более, это твоя вина!

– Это в чём же я виноват? Я тебе вчера сказал, что должен привезти тебя живой и здоровой. Поэтому, предупреди ты меня, что хочешь искупаться, ничего бы не произошло.

Импила только фыркнула на его замечание, оттолкнула с дороги и почти бегом кинулась в лагерь.

Все воины уже проснулись, но продолжать путь они не спешили. Вожак всё-таки пошёл навстречу дочери вождя.

Импила не осталась у общего костра. Она велела одному из воинов разжечь огонь за ветвистыми кустами биирана. Мужчина медлил, только дождавшись согласия командира, воин выполнил требование. Дочь вождя набросила на ветки мокрую сорочку и села на поваленное дерево. Она смотрела в огонь. Но вместо костра видела пламя, пожирающее Южный берег. Импила вспоминала ту ярость, что явили им боги десять лет назад.

Больше полугода земли Полуострова дрожали. С Горы сыпались камни и сходила земля. Из гор на Материке, в которые упирался перешеек, повалил дым. Его чёрные клубы, разрезаемые всполохами молний, месяцами тянулись в небо и застилали солнце. Никто из импилайцев не понимал, что же случилось там, на Материке.

В один из дней земля вздыбилась, из черных туч начался дождь. Дождь из горящих камней и жидкого огня. Казалось, все боги объединились, чтобы истребить людей. Леса Южной долины вспыхнули, как ритуальные костры Просииня. Но нет. Это встречали не новый год. Это была встреча новой жизни в новом мире. Жизни, к которой людям пришлось приспосабливаться.

Импилайцы благодарили Импи, что руками даарийцев выгнала их из долины. Выжить там, казалось, не мог никто. За дождём из камня пришёл раскаленный воздух, а потом и сам океан восстал едва ли не до неба и обрушился на полыхающие леса.

Но всё же в долине осталась жизнь. Каким-то чудом люди пережили это буйство стихий. Боги пощадили их с единственной целью – чтобы было кому рассказать о случившемся. И выжившие рассказывали. Никогда прежде Импила не видела в глазах людей столько ужаса!

– О чем задумалась, рыбка?

Даариец стоял рядом, с интересом рассматривая дочь вождя.

– Ни о чём, – вздохнула она.

– И всё же? Не хочешь оставлять родные земли?

– Где ты был, когда пришёл Огненный дождь?

– Я? – воин растерялся. Поморщился, будто от боли.

– Да, вы тогда уже оттеснили наше племя за Лысую скалу. Заняли всю долину. Думаю, твоё племя пострадало больше всех от огненного дождя.

– Ты права, нам досталось. Тех, кого не сожгло пламя, смыла вода, – он оглянулся по сторонам, будто пытаясь вспомнить, узнать это место, потом сел рядом с Импилой. – Я был здесь или примерно здесь. Вдали от моря. Но пришедшие с берега, особенно с наших, восточных земель долины рассказывали то, чему было сложно поверить.

– Глупо, не правда ли? Наши племена сцепились из-за земли, которая теперь по большей части бесплодна, – грустно улыбнулась дочь вождя. – За что мы воюем? Чем вас вдохновляет Катагант перед очередным набегом?

Даариец молчал. Сначала он с любопытством рассматривал лицо Импилы, потом перевел потускневшие взгляд на костёр.

– Полагаю тем же, чем Айканаро вдохновляет своих воинов: добычей, славой. Почему ты убеждена, что мы от вас отличаемся?

– А разве нет? Вы уничтожили гориисцев, потом взялись за нас…

– А вы? – он перебил Импилу с нескрываемой досадой. – Разве вы не захватили земли ваяртошцев, подчинив это племя себе? То же мне, миролюбивое племя детей Воды. Сожри вас Пламя!

Он резким движением поднялся и, чуть не споткнувшись о бревно, на котором сидел, поспешил к общему костру.

Спустя пару часов даариец снова подошёл к Импиле.

– На реке, выше по течению можно перевести коней и самим перейти, но идти нужно сейчас. Ночью это будет опасно.

– Я не могу, моя одежда… – попыталась возразить командиру отряда дочь вождя.

Но тон она выбрала слишком мягкий, даариец перебил её:

– Кажется, ты не поняла. Я не спрашиваю тебя, не прошу дозволения. Я говорю тебе, что сейчас мы отправляемся дальше.

– Кажется, не понял ты! Я будущая жена вашего будущего вождя, и я сказала, что мы никуда сейчас не пойдем! Не напомнить ли тебе из-за кого?

– Не слишком ли насыщенное будущее меня ждёт? Новый вождь, его возможная жена, – зло сверкнул глазами даариец. От его взгляда всё внутри Импилы сжалось, но она изо всех сил пыталась сохранить решимость.

– Если ты, рыбка, не готова идти, я могу тебя понести, – тихим, но твердым голосом продолжил командир. – Но знаешь, под этим предлогом, ни один из нас не откажется тебя полапать!

Несколько воинов встретили последнюю фразу, сказанную громче, одобрительным хохотом. Но уже в следующее мгновение замолчали, перестали скалиться.

Импила собирала остатки мужества в кулак, чтобы подойти вплотную к даарийцу и очень тихо прошипеть ему в лицо:

– Я отрежу тебе те самые мешочки и скормлю их псам, если посмеешь меня тронуть!

Он изменился в лице. Едва уловимая волна восхищения скользнула по его глазам и губам. И все же он велел ей собираться.

Слова словами, а испытывать судьбу Импиле совсем не хотелось. Даже богам не известно сколько терпения может быть у этого убийцы. А в бессмысленном споре это выяснять точно не стоило. Да и в таком темпе она уже к вечеру приедет в Даар и сможет потребовать наказания для этого нахального воина.

Место, которое они выбрали для переправы, оказалось старым мостом. Раньше торговцы переправлялись здесь через Громатуху. Теперь же над бурным потоком остались лишь уставшие доски, погрызанные ветром, водой и плесенью. Исчезающая тень прежнего великолепия. Прах прежней жизни.

Мост жалобно скрипел под ногами, но всё же пропустил путников. Отряд снова повернул на юг и двинулся вдоль берега. Такой маршрут смутил Импилу. Если верить торговцам, Даар находился на востоке от этого моста. Но обсуждать это с даарийцами она не стала. Ей самой было сложно решить, что лучше: скорее избавиться от общества этих убийц или никогда не встречаться с будущим мужем.

***

Командир отряда не спешил нарушать молчания. Он пропустил вперёд двух воинов и дочь вождя, наблюдая за импилайкой. Причёска, казавшаяся замысловатой прошлым утром, уже почти рассыпалась. Отдельные пряди волнами струились по спине и плечам. С наступлением сумерек Импила снова начала зябко кутаться в свой плащ. Хотя она и родилась в Южной долине, дочь вождя явно забыла какими холодными бывают ветра в первую луну Анедиина. Воин с улыбкой вспоминал её напускной гнев. Было забавно наблюдать, как импилайка пытается казаться смелее, свирепее. И неожиданно было узнать, что эта ярость в ней всё-таки есть.

Даариец знал её брата, видел его в бою и не раз. Но в глазах Донго всегда поблескивало только отчаяние. Импила же была решительнее, храбрее, хотя сама едва ли знала об этом. Но за прошедшие полтора дня он успел разглядеть это в ней. И восхищался этим.

Глава 3. «Люди с Материка»

Импила рассматривала хмурое небо, зарешеченное ветками сосен. Для ночлега отряд остановился на небольшой опушке. Трое даарийцев ушли в лес, чтобы убедиться в безопасности стоянки. К закату они вернулись, о чем-то встревоженно сообщили командиру.

– Хочешь посмотреть, как устроились люди с Материка? – спросил командир отряда, приблизившись к навесу дочери вождя.

– Они где-то здесь? – Импила встревоженно оглянулась. – Разве это не опасно?

– Нет. Ну, идём?

Дочь вождя решительно поднялась. Вместе они направились в лес. Ветки навязчиво цепляли плащи, били по рукам, будто убеждая вернуться. Наконец деревья расступились, вдалеке показался небольшой частокол. Даариец и дочь вождя, стараясь не шуметь, подобрались к забору. Воин вырвал пару жердей и уступил место Импиле.

В этой деревеньке было не больше десятка наскоро собранных избёнок. Они стояли вдоль частокола, полукругом. По утвари, разложенной вокруг домов, можно было угадать занятия их обитателей: тут жил кузнец, там плотник, еще дальше ткач.

В центре деревни был вбит столб. В темноте с трудом можно было разглядеть мужскую фигуру, привязанную к нему. Внимание Импилы захватило тусклое свечение, исходящее от шеи жертвы под левой щекой. Будто там мерцала звезда.

Из дальней избёнки донёсся шум, крики, и трое мужчин выволокли на улицу ребёнка. Мальчишка сжался от страха. Он тянул руки и на незнакомом языке кричал что-то тому, кто остался в доме. Ребёнка продолжали тащить к столбу. На шее мальчишки также что-то светилось.

На улице собиралась толпа с факелами. Дергающийся на ветру свет выхватил женский силуэт в дверях дома мальчика. Женщина сделала шаг в сторону людей, но мужчина у столба что-то закричал ей.

Импила в растерянности повернулась к воину:

– Они что, собираются сжечь этих людей живьем?!

– Да, по дороге за тобой видел это в другой деревне.

– А мы будем смотреть, как они убивают ребёнка? Мы обязаны вмешаться!

– Не думаю, что это хорошая идея.

Пока даариец и импилайка спорили, толпа кинулась и на женщину. С нее сорвали верхнюю часть одежды. На шее светилась та же звезда.

– Либо ты мне помогаешь, – зашипела на воина дочь вождя. – Либо я вмешаюсь сама!

Даариец будто ждал этих слов. Он плотоядно усмехнулся, ногой выбил ещё несколько жердей. Воин и дочь вождя вместе ворвались в центр деревеньки.

Пока даариец удерживал более сообразительных и расторопных мужчин, Импила бросилась к столбу, у подножия которого неохотно разгоралось пламя. Привязанные люди уже освободились сами и перепрыгнули огонь, прежде чем она, успела добежать. В следующее мгновение человек, которого первым привязали к столбу, выхватил у Импилы меч и бросился на помощь даарийцу.

Зрения Импилы было не достаточно, чтобы заметить все движения мужчины. Его перемещения в толпе удавалось отследить только по оседающим телам собравшихся. Жительницы деревни что-то кричали, растерянно оглядываясь по сторонам, склоняясь к лежащим на земле. За несколько секунд тот, кого собирались сжечь, справился со всеми мужчинами деревни.

Импила же только успела обернуться к женщине со светящимся рисунком на шее и протянуть свой плащ, чтобы та смогла прикрыть обнажённое тело.

– Спасибо, – неуверенно ответила женщина. – Мы уйти. Они жить. Они хотеть убить нас.

То, как она произносила слова, было характерно для диалекта племени Ваяртош. Это вояртошцы так тянули все гласные. Но когда пришлая успела научиться говорить, как люди из уничтоженного ещё пять лет назад племени?

– Идём с нами, – предложила Импила. – Мы защитим вас.

Дочь вождя, видя непонимающий взгляд спасенной, повторила предложение ещё раз, медленнее, помогая себе жестами. На этот раз получилось. Женщина поднялась и кивнула.

Импила, развернувшись, едва не уткнулась носом в обнаженную грудь мужчины, которого собирались сжечь. Она отшатнулась и остановила взгляд на светящемся рисунке. Меч и щит в круге, выполненные серебряной краской. Человек протянул спасительнице её оружие, кивнул, кажется, с благодарностью.

– Ну, идём? – тихо произнес подошедший даариец. – Или хотите подождать, пока эти очнутся?

Все пятеро бросились в лес. Даариец бежал быстро, легко разбирая дорогу в темноте. Спасённый мужчина держал на руках мальчика, но при этом легко бежал, не отставая, впрочем, как и женщина. А вот Импила вскоре начала уставать. Заметив это, даариец перешел на шаг, внимательно прислушиваясь к звукам леса. Наконец за деревьями мелькнул костёр даарийской стоянки.

В лагере большинство воинов спали. У огня их встретили два караульных. Командир отправил одного из них за подстилками для спасенных, второму велел убедиться в отсутствии погони. Сам же ушёл под навес.

Мужчина и мальчик из деревни тоже начали устраиваться на ночлег. Женщина замерла в нерешительности, обдумывая, как поступить с плащом. Она распустила завязки, но всё ещё не сбросила ткань с плеч. Импила развязала дорожный мешок, выбирая, что из её вещей подойдёт спасенной. Не найдя ничего лучше, достала хлопковую расшитую синей нитью рубашку.

– Это тебе, – протянула Импила одежду женщине, вернувшись.

Та поблагодарила и, не обращая внимания на мужчин, прямо так, у костра скинула плащ, начав переодеваться. Дочь вождя смущенно отвела глаза, не понимая, как женщина могла повести себя настолько бесстыдно. Спасённая опустилась на землю у огня и жестом предложила Импиле сесть рядом, заметив заинтересованный взгляд .

– Вы можете рассказать о себе? – медленно спросила дочь вождя, устраиваясь на земле.

Импила с плохо скрываемым интересом рассматривала собеседницу. Кожа цвета ночного неба, угольно-черные волосы, уложенные сложным узором из тонких кос. Таких людей в этих землях никогда не было.

– Меня назвать Тальтугай, его – Ганидайо, а ребёнка – Альмеайкотош. Мы воины из Материка. Мы и вся приходить на лодке с тканью ловить ветер.

– Вы приплыли сюда ловить ветер? – не поняла Импила.

– Нет.

Тальтугай взяла прутик и нарисовала на земле лодку с торчащей из её середины палкой. На вершине палки нарисовала прямоугольник.

Импила долго рассматривала рисунок, плохо освещенный всполохами костра. Языки пламени плясали под порывами ветра.

– Коч! Корабль? – наконец догадалась дочь вождя.

Тальтугай неуверенно повторила за ней:

– Коч. Мы приходить на коч. Их много. Из Материка люди сюда приходить. Жить. После умирать высокой дома…

– Стой! Я ничего не понимаю. Вы приплыли на кораблях? И вас много?

Тальтугай немного помолчала, потом неуверенно кивнула.

– Зачем вы сюда приплыли?

– Защитить мальчика. Он поздний из высокой дома.

– Что такое «высокой дома»?

Тальтугай вновь начала рисовать. Вертикально стоящий прямоугольник, а на нем треугольник. Но сколько Импила не пыталась сообразить, ничего знакомого ей этот рисунок не напоминал. Наконец, она снова спросила:

– Если вы приплыли защищать мальчика, почему в деревне его хотели сжечь?

– Они думать, он гневать богов.

– Люди в деревне считали, что он прогневал богов?

– Да. И мы. Все с этой, – Тальтугай указала на метку на своей шее.

– Почему?

– Нас строить в высокой дома…

Внезапно Тальтугай замолчала, встрепенулась и тут же растерянно коснулась рисунка. Она задумчиво уставилась в середину костра, что-то прошептала на своем языке. Повернувшись к Импиле, вымученно улыбнулась и вновь заговорила на языке островитян.

– Высокой дома умереть. Эта нужда богов. Но умереть не только высокой дома. Умереть много люди…

– Стой, подожди, давай ещё раз…

Импила, несмотря на все попытки, так и не смогла понять, о чем говорила Тальтугай.

– Баш-ня, высокий дом – это башня, – Альмеайкотош выбрался из-под руки спящего Ганидайо и подошёл к костру.

Он сел напротив женщин, откинул со лба вьющиеся волосы и заговорил совсем без растягивания гласных. Будто прекрасно знал язык островитян, жителей Южной долины.

– Она говорит, мы приплыли вместе с людьми с Материка на корабле. Там на нас велась ловля…

– Охота, – подсказала Импила.

– Охота, – согласился Альмеайкотош. – Люди на Материке боялись живших в башне, а когда она погибла… – он подождал, но Импила его исправлять не стала. – Люди подумали, что так боги наказали построивших… нас. Теперь они боятся тех, кого там строили. Поэтому нас убивают. И на Материке, и здесь.

Альмеайкотош замолчал, с интересом вглядываясь в искры, бросил подобранную шишку в огонь, наблюдая, как пламя начало опалять её чешуйки.

– Люди думают, что мы можем построить новую башню. Моему отцу было виденье. Башня будет построена, но это произойдёт здесь. Поэтому мой отец хотел, чтобы мы приплыли сюда.

– Чем она так опасна? – спросил вожак даарийцев, теперь и он подошёл к костру.

– Она сама по себе не опасна. Девять столетий это было закрытое селение умнейших людей Материка. В последние пять столетий там… строили таких, как они, – мальчик кивнул на Тальтугай.

– Как они? – удивилась Импила. – Но у тебя тоже есть рисунок на шее.

Альмеайкотош отрицательно покачал головой. Подошел к дочери вождя и показал метку. Она была другой. Если у взрослых были щит и меч, то у него книга и щит.

– Я другой. Они – стра-жи, я – муд-рец. Они – воины, а я…

Альмеайкотош долго молчал, пытаясь подобрать нужное слово. Его не перебивали, не пытались подсказать. Даариец же и вовсе, казалось, не обращал внимание на ребёнка с тех пор, как услышал про строительство людей в этой башне.

– Я – хранитель знаний.

– Поэтому ты так хорошо говоришь на нашем языке? – спросила Импила.

– Да, я слушал вашу речь, запоминал, как вы говорите звуки, и понял скелет языка. Теперь осталось наполнить запас слов.

– А когда вы успели выучить наш язык? – удивилась дочь вождя.

– В башне. Один из наших мудрецов много лет назад был на Полуострове.

– Не может быть, – отрезал даариец, отвлеченный от своих мыслей словами маленького мудреца. – Мимо моего племени ни одна мышь бы не проскочила!

– О, он плыл вокруг, – улыбнулся Альмеайкотош, глядя сквозь огонь на воина. – Но, когда вышел за водой, его схватило племя Воирьтош, кажется.

– Ваяртош! – усмехнулась Импила. – Теперь понятно, почему ты, Тальтугай, так тянешь гласные.

– Это всё прекрасно, – нахмурился даариец. – Но зачем люди приплыли сюда? Тебя ловить? Чтобы башня не появилась здесь?

– Нет, они ловят всех созданных в башне, а не только меня. Но сюда приплыли, чтобы выжить. Материк пострадал от смерти башни больше, чем Остров. На севере Материка всё сожжено, поля засеяны камнями, погода меняется из-за уничтожения перешейка.

– Почему Тальтугай сказала, что вы прогневали богов? – задумчиво спросил даариец.