Да и она мне тоже! Внешне, конечно, красивая, все в ней было гармонично, но характер!

Нужно просто дождаться Владимира, и мы сразу отсюда уйдем. Я посмотрел в окно кухни, откуда открывался вид на старинный, величественный Богоявленский храм без куполов. Когда повернулся обратно, Вита уже порезала на отдельную тарелку домашний сыр, вынутый из стеклянной посудины, сняла косынку и повесила ее на стул.

– Распусти волосы! – потребовал я. – Тебе так красивее.

– Еще чего! Размечтался! Вот. Ешь, – Вита пододвинула ко мне тарелку с окрошкой, а сама занялась своей, сев за стол.

– У меня руки не работают! – Моему возмущению не было предела. – Как я буду есть? Корми меня.

Рыжая уже жевала кусок сыра, развалившись на стуле и уставившись на меня, явно что-то обдумывая.

– Может, все-таки вспомнишь волшебное слово? – наконец выдала она.

– Какое? – произнес я в нетерпении. – Я что, оказался в Хогвартсе, чтобы бросаться заклинаниями при каждом удобном случае?

Надо же!

Эта деревенщина не хотела меня обслуживать! Возомнила из себя! Может быть, ей надо было заплатить, чтобы она стала несколько учтивее? Деньги всегда делают других людей послушными и шелковыми, стоит только показать стопку наличных.

Не успел я предложить заплатить за обед, как Вита все же подошла чуть ближе.

– Это слово «пожалуйста», и ему обычно в детстве учат. – Она нервно бросила полотенце на стол. – Лучше бы тебе его запомнить. Ты не в самом завидном положении, чтобы командовать другими людьми.

Сказать, что я потерял дар речи, ничего не сказать. Со мной еще никогда и никто так не разговаривал!

– Слушай, ты точно парализован? – она подошла чуть ближе и остановилась.

– К сожалению… – чуть ли не по слогам произнес я.

– Если это не так, Гера откусит тебе что-нибудь. Лучше тебе не шутить.

– Да какие шутки! – Я цокнул и закатил глаза.

Ну что за странный персонаж?

Опасливо скользнув взглядом по ремням коляски, сдерживающим тело, Вита протянула к моему рту ложку с прохладной окрошкой, чуть склонившись надо мной. Я успел рассмотреть ее лицо – на щеках рассыпались еле заметные веснушки, как звезды в ночном небе, носик вздернутый, а яркие от природы губы красивой формы просили поцелуев. Она была младше меня на пару лет, наверное.

Еда оказалась у меня во рту, и Вита отпрянула. Встала неподалеку со своей тарелкой. Ела сама и периодически подходила, чтобы покормить меня. Давно я не ел такие простые домашние блюда. Вкус был потрясающий! Я попробовал сыр, сливочно-нежный. Такой же ел в Риме. Хотя нет… Этот, деревенский, был намного вкуснее!

Ей тоже нравилось, она ела с удовольствием и аппетитом. И совсем не строила из себя интеллигентную даму, не пыталась красоваться и нравиться мне.

– Что ты делаешь в этой глуши? Почему не живешь в городе? Или хотя бы в деревне побольше, чем эта.

Она пожала плечами и допила остатки кваса из тарелки.

– Мне нравится жить на природе.

Я насмешливо хмыкнул.

– А как же развлечения? Клубы, вечеринки? Здесь же скучно.

– Нет, не скучно. У меня столько дел, что нужны еще одни сутки в сутках.

– Когда отдыхаешь?

– Когда меняю активные занятия на более спокойные.

Странная…

Виталина заметила, что я прожевал, и снова подошла ко мне с ложкой. Мне удалось разглядеть темно-зеленые глаза с крапинками на радужке. От ее волос пахло грушами и стручками ванили.

– Это мой бизнес, – девушка обвела рукой тарелку с нарезкой, когда снова отпрянула.

– Сыр?

– И не только… Масло, творог, кефир. Я уже пару лет занимаюсь фермерством. В прошлом году выиграла грант. Сейчас в моем хозяйстве двадцать коров айширской породы, и каждый год мне нужно увеличивать поголовье, – она на мгновение задумалась, глядя куда-то в окно, потом усмехнулась. – Вообще-то предполагалось, что они будут сами плодиться. Но я решила подстраховаться и докупить еще десяток голов.

– Никогда не видел коров вживую, – признался я.

– Правда? Ничего себе! Они такие красивые! У них невероятно добрые глаза. Если у Владимира будет время, я тебе их покажу. Если захочешь…

– Предлагаешь сеанс общения с животными?

Она кивнула.

– Скоро буду искать инвестора, чтобы… – Вита снова подошла ко мне, склонилась и замолчала, пока кормила меня. Собака навострила уши, пока я рассматривал тонкую шею Виты, изящную ключицу в круглом вырезе белой футболки. Когда мой взгляд заскользил чуть ниже, хлопнула дверь, и вошел ее брат. Рыжая вздрогнула от неожиданного, громкого звука.

Черт!

Владимир разрушил хрупкий момент любования!

Она положила мне остатки окрошки в рот и отошла к раковине с пустой тарелкой.

– О! Обедаете!

– Вот твоя порция, – рыжая пододвинула ему глубокую миску. – Рассказываю Центру Вселенной о своей ферме.

– Я – не Центр Вселенной, – фыркнул я.

Ее брат очень долго и тщательно мыл руки, весело поглядывая на меня.

– Понятно, – отозвался Владимир у раковины, потом подошел к столу. – Как же я проголодался!

Окрошка начала стремительно исчезать у него во рту.

Он посмотрел на меня и опомнился.

– Давай, открывай пещеру, – шутливо сказал ее братец с непрожеванным куском хлеба во рту, протягивая мне сыр на вилке.

– Судя по всему, ему не привыкать есть с ложечки, – вставила ремарку его сестра. Жаль не оглянулась на меня, иначе бы увидела, насколько я был зол!

И все же я взял сыр.

– Вита поставляет жирное молоко в самые респектабельные рестораны и сыроварни ближайших крупных городов, – Владимир быстро доедал содержимое своей тарелки. – Умница! В отличии от меня!

Кофе для меня Вита так и не собиралась варить. Она занималась приготовлением чая. Несмотря на то, что в ее доме был водопровод, Вита почему-то набирала воду ковшом из огромной металлической фляги. Владимир заметил мой заинтересованный взгляд и кивнул на виднеющуюся в окне церковь без куполов, с разводами от селитры на стене.

– Это вода из скважины возле храма.

Послушник помог убрать сестре остатки грязной посуды со стола и расставил чашки. Она тем временем укладывала принесенный нами липовый цвет в заварочный чайник. Это было завораживающее действо: тонкие, нежные пальцы подхватывали бело-желтые соцветия и светло-зеленые листья и укладывали их на дно; крутой кипяток заставил их танцевать настоящий вальс цветов. Через несколько минут чай стал золотистого цвета и прекрасно пах медом.

Мы закончили с обедом, и послушник заторопился: на вечер было запланировано возвращение в Абалак, а ему еще надо было успеть постричь стадо овец и собрать шерсть в мешки. Я так и не успел расспросить Виту про инвестирование ее проекта. Только кивнул на прощание, а она почему-то даже не вышла нас проводить.

Вечером, когда я сидел в микроавтобусе, пристегнутый ремнями к сиденью, и ждал, пока Владимир уложит в салон инвалидное кресло, мой взгляд почему-то искал крышу коттеджа Виты. Наблюдая из своего укрытия, вдруг увидел, как рыжая выскочила из дома в рабочем темно-синем костюме, резиновых сапогах и белой косынке. В моей душе даже что-то екнуло от неожиданности. Она села на велосипед и куда-то поехала, крутанув педали. Гера весело помчался за ней.

Наша машина тоже тронулась с места. Владимир одел мне беспроводные наушники и включил мой плейлист на телефоне.

«Вита… Какое красивое имя», – думал я сквозь знакомые мелодии, глядя на мелькающие за окном деревья и на зеленые поля, засеянные овсом. – «И какой отвратительный характер! Фу!».

***

Мы вернулись из Липовки в Свято-Знаменский Абалакский мужской монастырь тем же воскресным вечером. Обитель, включающая три разных храма, была расположена над обрывом, на самом краю высокого берега сибирской реки Иртыш. Еще утром, когда я приехал в сопровождении медбрата из аэропорта Тобольска в село Абалак, мне выделили место в доме паломников, в комнате, где проживал Владимир. Обстановка здесь была аскетичная: стены выкрашены в белый цвет, стояли две односпальные кровати, отгороженные друг от друга столом, в углу висела Абалакская икона Божией Матери «Знамение», на окне – простые хлопковые занавески. Имелся еще столик с чайником и какими-то книгами. В общем, глазу не за что было зацепиться. В комнате было уныло. Наверное, чтобы ничего не отвлекало от молитвы. Радовало, что через неделю мне обещали доставить сюда телевизор и специальную медицинскую кровать с пультом управления для регулировки высоты спинки. Я злился, что никто тут не подумал о моем комфорте, пришлось действовать самому!

После прибытия из отдаленного скита мы успели только выпить по стакану чая с сушками в своей келье, и тут же позвонили к вечерней службе. Владимир вез меня от жилых построек мимо изящного Никольского храма к Знаменскому собору с массивным восьмидольным куполом. Трудники, послушники, прихожане и священнослужители тоже направлялись в храм – кто-то впереди нас, кто-то позади.

Началась служба, и, признаюсь, я чувствовал себя не в своей тарелке. Владимир встал к хору, а я остался в основном зале. Оказывается, мужчины в церкви стоят справа, женщины – слева. Не знал. Я вообще не был ни на одной службе и молитв никогда не читал. Всегда считал, что Бог – это всего лишь вымышленное существо для управления идиотами. И мое мнение уж точно не поменяется, пока Он не явит мне чудо и не поставит снова на ноги. Если это все-таки когда-то случится, тогда, может быть, и поверю. А пока я следил за богослужением, и в моих мыслях была моя новая знакомая. Вита. Как же она смешно хмурила брови, когда проверяла данные в таблице! Поймал себя за тем, что ухмыляюсь. Потом я начал рассматривать иконы. Думал, почему они выставлены именно в таком порядке. Мой взгляд скользил по живым цветам, что украшали помещение, по горящим свечам. Я не понимал, что вообще тут происходит, но, с другой стороны, мне было любопытно. Понравилось, как пел Владимир вместе с хором. Он и другие мужчины гармонично дополняли нежные женские голоса, растворяющиеся в огромном каменном помещении с высоким куполом. Почему-то от их ангельского пения в горле встал ком. Никогда не слышал подобного прежде.

Я нажал подбородком рычажок и подъехал к иконе Спасителя.

Ты что, разве не видишь, что мне плохо? Уж лучше бы на смерть, чем так!

Если бы был здоров, тут же недовольно сложил бы руки на груди и сверкнул глазами. Хотя… Если бы я был здоров, меня здесь точно не было. Плыл бы на яхте по Средиземному морю, наслаждаясь жизнью, смехом девушек, плеском волн и криком чаек.

Вздохнул.

Служба закончилась. По залу растекался синий приторный дымок ладана. Люди начали расходиться. Владимир закончил помогать регенту укладывать ноты в деревянный ящик, после чего мы с ним направились на ужин в трапезную.

– И часто тебя отправляют в Богоявленский скит? – спросил я у Владимира как бы между прочим.

– По-разному, – он вытаскивал кости из жареной щуки, – иногда два раза в неделю, иногда один раз. Бывает, что месяц не езжу. Как настоятель распорядится.

Мне почему-то не понравилось, что он может не встречаться с сестрой целый месяц. Послушник протянул мне вилку с нанизанной картошкой. Раньше я такое даже не стал бы пробовать, но сейчас у меня было настолько депрессивное состояние, что мне было все равно, что есть.

– Уже хочется завалиться на кровать и погрузиться в какое-нибудь комедийное шоу. Хоть чуть-чуть развеять тоску, отвлечься от уныния, – произнес я, после того как послушник протер мне рот салфеткой. – Что думаешь? Может, посмотрим что-нибудь веселое?

Владимир допил чай и отрицательно покачал головой.

– Душа обязана трудиться. Сейчас пойдем в часовню читать псалтырь.

– В часовню? Сейчас?

– Ну да. Одно из правил монастыря – все трудники, паломники и послушники неукоснительно должны посещать богослужения, участвовать в таинствах исповеди и причащения, жить делами монастыря. Иначе зачем это все… Хотя если хочешь, я оставлю тебя в комнате. Только вдруг тебе что-то понадобится, а меня рядом не будет?

– Убедил. Я с тобой.

Владимир довольно улыбнулся. Мы вышли на улицу. На двор обители уже спустились легкие сумерки.

– В советский период храмы монастыря использовали как производственные помещения, – рассказывал по пути послушник. – В этом хранили хлеб, а в том – ремонтировали сельскохозяйственную технику. Потом в них открыли интернат для пожилых людей и для детей.

– Не самое плохое применение… Я слышал от кого-то, что в некоторых церквях в то время на месте алтарей были туалеты.

– Ужасно, ужасно, – по его голосу мне показалось, что ему почти физически больно было это слышать.

Мы вошли в небольшую часовню. Это было какое-то жуткое место: под мраморными плитами лежали серые черепа и потемневшие от времени кости. На груду останков можно было смотреть через окошечко.

Владимир заметил мой заинтересованный взгляд.

– Они были найдены на территории обители при реконструкции. В частности, в храме Марии Египетской, – сказал он, прежде чем начал читать текст. – По-моему, здесь был пересыльный лагерь НКВД, и, казалось бы, не должны были массово проводить расстрелы. Однако… – он не стал продолжать и только покачал головой, было очевидно, что жертв было множество. – Мы читаем здесь псалтырь круглосуточно.

– Останемся здесь до утра? – изумился я.

– Нет, через несколько часов нас сменит кто-то другой из братии.

Он подошел к высокому столу наподобие кафедры, включил настольную лампу, закатал черные рукава до локтей и начал листать страницы в поисках нужных псалмов.

Пока я рассматривал прострелянные черепа и думал о том, кем были эти люди, за что их убили, Владимир уже читал текст перед большим крестом. Вслушиваясь в его тихое бормотание, я уставился в белую стену в раздумьях. Когда очнулся, ощутил, что на меня нахлынуло невероятное умиротворение, какого не было в моей душе уже давно. Да, хотя бы ради этого ощущения и стоило сюда приехать.

Я посмотрел на послушника. Обе его руки были забиты тату-рукавами – от запястий и выше. Абстрактные узоры исчезали под рукавами черной рясы. Мне стало интересно, зачем он пришел в монастырь и кем он был в мирской жизни.