– По большому счету, прямо под нами находится гигантский вечный двигатель, – рефреном к ее мыслям звучал бодрый голос Мустафы. Академик сунул в рот конфету и потянулся за следующей, продолжая объяснения: – Твердое ядро вращается в жидкой мантии, создавая эффект геодинамо, то есть естественного ротора. Не буду вас сейчас перегружать рассказом о трех условиях вращения ядра, а это: большой объем электропроводящей жидкости… наличие источника энергии для приведения в движение этой жидкости, то есть экстремально высокая температура внутри Земли, вы же помните про вулканы… и, конечно, вращение самой Земли вокруг своей оси… Суть в том, что всё это железо, жидкое и твердое, находящееся в постоянном движении, и создает гигантское магнитное поле с дипольной структурой. Сегодня полюса крутанулись на сто восемьдесят градусов. Из-за этого произошел грандиозный технический сбой. Его масштабы еще предстоит оценить, но уже понятно – они немыслимы… Теоретически, все электронные устройства в мире могли сегодня безвозвратно выйти из строя – всего лишь из-за одной маленькой стрелочки, упавшей на дно компаса.

– Постойте, профессор, – осенило Екатерину, – вы хотите сказать, что Земля теперь вращается в другую сторону?

Мустафа непринужденно, без малейшего стеснения, расхохотался, как будто Екатерина отпустила необыкновенно удачную шутку.

– О, ну что вы, ваше величество! Будь это так, мы бы тут с вами сейчас не уплетали сии великолепные шоколадные шарики. Нева смела бы и Зимний, и всю столицу, развернувшись в другую сторону… Сильнейшие ветра… Невообразимые цунами… Новые ландшафты, неузнаваемые континенты… – Блюментрост в задумчивости сунул в рот еще одну конфету. – Хотел бы я на это посмотреть, клянусь Аллахом! Однако, боюсь, это зрелище доступно исключительно обитателям садов благодати…

– Ладно, – сказала Екатерина. – Допустим. Допустим, я поняла, что у Земли есть два полюса, и они поменялись местами. А почему, кстати, поменялись? Вы не сказали.

– А вот это самый интересный вопрос, – потирая худые руки, восторженно сказал Мустафа. – Самый лучший. Потому что ответ на него неизвестен. Нам еще только предстоит его найти, и это подарок всем ученым мира!

– Вряд ли в этой вашей инверсии Алексей виноват? – на всякий случай уточнила императрица. – Или Флоп?

– Не думаю, что это в силах человеческих… Хотя некоторые мои коллеги утверждают обратное. Я вас с ними познакомлю. Удивительные люди! Обожаю наши с ними споры.

– Лучше познакомьте своих коллег с господином Реннекампфом. Барон, надеюсь, вы согласны, что допрос Алексея должен вестись исключительно в присутствии научных консультантов из Академии? – обратилась Екатерина к начальнику Личной Канцелярии. Ренненкампф кивнул. – Причем сперва эти консультанты должны убедить своего уважаемого президента в том, что развернуть полюса можно вручную. Иначе на каком основании выносить обвинение?

– О да, поскорее бы приступить к дискуссии! – поддержал государыню Мустафа, расплываясь в довольной улыбке и хлопая узорчатыми рукавами.

– Ваш’величество, позвольте же мне высказаться! – не выдержал Столыпин. Обер-камергер уже чуть не плакал. Светлые кудряшки сбились на сторону, глаза провалились, лента магнитного пропуска, совершенно бесполезного нынче, намертво сплелась с галстуком. – Я всё хотел доложить вам тет-а-тет, но теперь, кажется, такой возможности еще долго не представится. Думаю, я и так слишком затянул со своим сообщением, эта новость слишком велика, чтобы нести ее в одиночку. Мамуля и без того беспокоится, что у меня от дворцовых стрессов вот-вот язва желудка откроется…

Екатерина закатила глаза. Столыпин откашлялся и совсем другим тоном объявил:

– Ваш’величество. Дамы и господа. Сегодня – а точнее, уже вчера – началась Третья мировая война. Испания ввела боевые корабли в прибрежные воды Венесуэлы.

Зал заполнили встревоженные голоса.

Екатерина отвернулась к окну. Небосклон был занят рябой Луной. Солнце еле отблескивало где-то на дальнем западе, ютилось под неровным плинтусом горизонта.

Столыпин что-то говорил про союзников Испании, называл Турцию, еще кого-то, а Екатерина думала с тоской: «Еще и Третья мировая. Ясно. Ни поспать, ни поесть в ближайшие часы мне не светит».

– Нет, а я вам говорю – пустите меня к моему сыночку! Мне все равно, что там совещание, я должна накормить своего малыша! Конечно, он младенец, ему всего двадцать четыре годика! Вы что, хотите, чтобы у него язва открылась? У него желудочек слабенький, как у цыпленка!

Со стороны дверей явственно слышались звуки борьбы двух крупных соперников.

– Харитон, пропустите гостью, сопротивляться бесполезно! – крикнула в сторону лестницы Екатерина, не сдержав улыбку.

В Зал военных картин победоносно ворвалась мадам Столыпина в кружевном праздничном чепце, вся нагруженная какими-то баулами, узлами и коробками, источавшими немыслимо вкусные ароматы.

– Вот! Всё, всё притащила, что было в буфете! А ты, Сенюшка, всё ругал мать, дескать, зачем тебе столько консервов, мы что, к войне готовимся? А вот как пригодилось-то! И шесть дюжин пирожков с утра не зря напекла, знала ведь, что государыня голодная будет после коронации. Сенюшка мне про ваши заумные Скатерти какие-то сказки рассказывал, только я не верила. Так что, Екатерина Николавна, наготовили ваши хваленые Скатерти хоть что-нибудь? То-то же! Видишь, Сенюшка, мамуля всегда лучше знает. Ну, что стоите-то? Налетайте, мои славные, разбирайте вкусности.

– Мамуля, ты меня позоришь! – еле пискнул Столыпин, краснее консервированных помидоров, которые Екатерина только что обнаружила в самой большой коробке. Министры и научные консультанты, беря пример с императрицы, накинулись на деликатесы, разворошили баулы, жадно заталкивали в рот свежие пирожки.

– Не выдумывай, Семён, – сказала Екатерина с набитым ртом. – Твоя мамуля нам жизнь спасла. Ого, а это что, левашики? Ну если еще и бутылку березового сока здесь найду… Всё! Я официально счастлива! По крайней мере, на ближайшие десять минут.

* * *

По-прежнему ночь с 17 на 18 мая

Российская империя. Санкт-Петербург.

Генетическая лаборатория неподалеку от Финляндского вокзала

Барон Бланк

Это исследование стоило барону Бланку трех лет жизни, половины солидного состояния и нескольких моральных устоев. Но он все-таки довел его почти до самого конца и не собирался тормозить за пару метров до финиша.

– Ваше благородие, вас ждут на заседании прямо сейчас, – умоляюще твердил помощник глава партии «За Веру, Царя и Отечество». – Удалось собрать триста думцев из пятисот восемнадцати, и всех членов Госсовета, а ведь это шестьдесят человек. Я переговорил кое с кем до начала собрания – ваши шансы на премьерство чрезвычайно высоки. Но для того, чтобы вас избрали новым председателем правительства, вы должны быть в зале. Прошу, пойдемте.

– Иии, батенька, – Бланк был по-отечески снисходителен, – несколько минут ничего не изменят. Вы же знаете, любезный, как дорого мне дался этот эксперимент. Я обязан увидеть его результаты. Возможно, меня ждет самая важная новость за все мои пятьдесят четыре года. Неужели вы думаете, что я уйду, не зная, в какой цвет окрасится реагент?

– Доктор, долго еще? – страдальческим тоном обратился помощник к врачу в стерильном халате, колдовавшему над стойкой с многочисленными пробирками, склянками и прозрачными коробочками.

– Будь у нас электричество, мы бы закончили еще четыре часа назад, – мрачно сказал доктор, кивая на хромированную установку в углу лаборатории. Реактор, всегда весело переливавшийся всевозможными огнями, издававший разнообразные постукивания, посвистывания и позвякивания, сегодня надменно молчал. – Впрочем, нужно радоваться, что нам удалось в ручном режиме изготовить хотя бы тридцать миллилитров реагента. Это единственное, что у нас есть. Так что попытка только одна. Вашу руку, барон.

Бланк протянул холеную десницу, украшенную массивным фамильным перстнем. Гаджеты барон не признавал.

– Я возьму одну каплю, – предупредил доктор.

– Берите хоть две, батенька, ради такого дела не жалко, – сказал Бланк, зажмуриваясь. Он боялся крови. Правда, только своей.

Укол в палец был почти незаметным, и барон заставил себя открыть глаза. Нет уж, нужно видеть всё, от начала и до конца.

– Итак, барон, – торжественно сказал врач, – вот и наступил момент, к которому мы с таким трудом шли все эти годы.

Он поднес пипетку с каплей крови к плоской стеклянной пиалке, заполненной прозрачной жидкостью.

– Прямо сейчас мы узнаем, есть ли в вашей крови гены этого человека, изменившего историю. Если есть – жидкость в чаше станет оранжевой.

Все трое завороженно смотрели, как красная капля падает в бесцветную пиалку… Сначала не происходило ничего.

А потом в чаше взорвался фейерверк рыжих оттенков. Казалось, что жидкость полыхает огнем, хотя температура ее не превышала комнатную. Оранжевый, мандариновый, абрикосовый, морковный, ржавый, охряной, тыквенный, бронзовый, золотой…

– Я знал, – прошептал барон.

– Сомнений нет. Поздравляю, ваше благородие! Вы действительно являетесь потомком Владимира Ильича Ульянова, симбирчанина, задумавшего революцию в России, но осуществившего ее в Швейцарии в тысяч девятьсот пятом году. Так что теоретически можете отправляться в Ленинвилль, бывший Невшатель, и предъявлять права на пост председателя швейцарской коммунистической партии. – Доктор иронически усмехнулся.

Бланк задумчиво погладил лысину:

– Ну ее, эту Швейцарию. Совсем страну развалили за последние сто двенадцать лет, нечего там делать… Нет, любезные товарищи. У меня идея получше. Почему бы не воплотить первоначальный замысел моего блистательного предка?

Он сделал паузу.

– С некоторыми корректировками, разумеется. Романовых надо свергнуть, как и задумывал дедушка Ульянов. Они всем порядком надоели еще в начале прошлого века. А вот сам институт монархии оставим, пожалуй. Мне нравится идея поклонения народа одному-единственному счастливчику. Что вы там, батенька, говорили, депутаты готовы выдвинуть меня на пост премьера? Превосходно, просто превосходно. Эти марионетки мне страшно подыграют.

* * *

18 мая

Российская империя. Где-то на просторах Псковской губернии

Мелисса

Мелисса тряслась на телеге, как полковая маркитантка.

Ну хорошо, это была не совсем телега, а скорее автомобильный прицеп, однако привязан он был к самому настоящему коню по кличке Фуэго. Это был крупный норовистый жеребец бурой масти, и ему явно не нравился ни прицеп, сковывавший его движения, ни тяжелый наездник, под которым трещал даже крепкий хребет Фуэго. Конь время от времени дергался, пытаясь освободиться от всей этой обузы, хозяин пришлепывал его хлыстом, Фуэго неохотно подчинялся.

Наездника звали дон Карраско, и Мелисса встретила его вчера на дороге совершенно случайно – спустя пару часов после того, как бросила этого нытика Николаса посреди ёлкокапустного поля. Сперва она направилась в Гатчинский аэропорт, благо до него было рукой подать. Но не дошла – поняла, что делать ей там нечего. Никакие самолеты с взлетной полосы не поднимались. Наоборот.

В английском языке есть такое устаревшее выражение – raining cats and dogs, «дождит кошками и собаками». А сегодня, в этот ясный солнечный день, дождило самолетами. В небе то и дело возникали все новые темные точки, которые быстро увеличивались в размерах, превращаясь в пассажирские лайнеры с разнообразными флагами на борту. Мелисса сразу поняла, что дела у бортов плохи: пилоты шли на посадку, очевидно, вслепую, без приборов, потому что приземлялись самолеты куда попало – на автомобильные трассы, на гладь реки Ижоры, один здоровенный «Струг» грузно «прикапустился» на мягкие хвойные подушки питомника, едва не врезавшись в опоры вакуумки. Где-то там оставался Николас с остальными пассажирами трамвая, но Мелисса не собиралась выяснять, попали ли они под самолет или успели-таки разбежаться.

Она поставила себе цель покинуть страну, и она это сделает. Любой ценой. Мелисса всегда достигала намеченных вершин. Будь это пост премьер-министра или любовь императора. После завоевания очередной Олимп становился ей неинтересен и она искала следующий. Мужская черта, но кисейной барышне в политике делать нечего.

Итак, вчера, после недолгого блуждания по хвойно-капустному лабиринту Мелисса выбралась на дорогу. Это была одна из тех безликих многополосных магистралей с круговыми развязками, которые можно было увидеть в любой губернии Российской империи, будь то жаркое Хивинское ханство или заснеженный Берёзовский уезд. Обычно шумная и динамичная, сегодня магистраль напоминала стоп-кадр из фильма-катастрофы: ряды застывших машин, возле которых стояли растерянные люди; тут и там покореженные бамперы и мятые капоты; опрокинувшийся грузовик-беспилотник, из кузова которого высыпался свежий виноград. Раздавленные ягоды валялись повсюду, на блестящем асфальте темнели неряшливые темно-красные пятна. И над всем этим величественно возвышалась чья-то «Ладья» последней модели, элитный частный самолет – до сегодняшнего дня у самой Мелиссы был такой.

Радуясь, что на ней штаны, а не юбка, Мелисса ловко перелезла через металлическое ограждение и остановилась, раздумывая, куда бы направиться дальше. Понятно, что к границе, но какой именно? Немецкой? Польской? Венгерской? Румынской? А может, шведской? Но до каждой из них – сотни, а то и тысячи километров. Пешком такой путь не осилить. Особенно на шпильках.

Отмахиваясь от бесцеремонных водителей, которые тут же начали к ней приставать с дурацкими вопросами вроде: «Госпожа премьер-министр, что происходит?», «Это что, конец света?», «Когда к нам прибудет помощь?» и «Я голосовал за вас на выборах, не хотите помочь мне подтолкнуть машину?», – Мелисса двинулась на юг, справедливо рассудив, что все пляжи должны быть где-то там.

Спустя примерно час изматывающего марафона она услышала позади стук копыт.

– Чтоб меня морские черти зажарили и скормили глубинным осьминогам со всеми потрохами! Сеньора премьер-министр! Вот так встреча, медуза мне в глотку!

Ее догнал колоритный толстяк с такими огромными усами, что ими можно было перекрыть автомагистраль.

– Дон Карраско? Не ожидала… – Мелисса была рада остановиться и выкурить сигаретку. Она оглядела забитый вещами прицеп, походный камзол наездника. – А впрочем, я нисколько не удивлена. Вас уже выслали из страны? Как-то слишком быстро.

– Никто не посмеет выслать посла Великой Испании, клянусь черепашьим салом! – Дон Карраско молодцевато подкрутил усы и гордо выпрямился, насколько позволяло ему обширное пузо. – О нет, сеньора, меня отозвал лично его величество король Луис – мы прерываем дипломатические связи с Россией.

Из дальнейшего разговора с испанцем выяснилось, что, получив сообщение от Луиса Второго, он не стал дожидаться, пока посольская машина соизволит завестись: «Потому что, каррамба, я срочно нужен моему Королю, вы понимаете, сеньора?» Так что дон Карраско запряг в прицеп своего верного Фуэго: «Этот кальмарий выкормыш должен быть наказан за то, что проиграл на Царскосельских скачках императорскому Кирину, чтоб его пираньи загрызли!» И немедля отправился в родную Испанию, помогать его величеству в «лучшей войне третьего тысячелетия».

– Кстати, о войне, – мрачно сказала Мелисса, – вы, как я погляжу, плевать хотели на наш джентльменский договор. Мы же с вами заключили сделку: я вам – секрет философского камня, превращающего свинец в золото, а вы оставляете в покое Венесуэлу.

– Сеньора, – расхохотался дон Карраско. – Я потомок корсаров, а не джентльмен, мачту мне в сердце! Вы разве не знали, что в Венесуэле – крупнейшие месторождения свинца в мире?

– Ооо чёрт, – сказала Мелисса и медленно осела на асфальт.

Надо отдать должное дону Карраско, который не бросил ее у обочины, а принялся отпаивать каким-то термоядерным пиратским алкоголем из золоченой фляжки. Себе он также не отказывал в удовольствии прикладываться к горлышку, так что в конце концов, узнав об отставке Мелиссы, сильно расчувствовался и заявил, что очень рад этому событию, поскольку теперь политика не помешает им дружить, «как бочке рома и солонине, ведь мы с вами так похожи, словно две кильки в пасти кита».

– Так это был ром, черт вас возьми, – прохрипела Мелисса, понимая, что вот теперь она уже точно никуда пешком не дойдет.

Раскрасневшийся дон Карраско великодушно пригласил составить ему компанию в поездке на родину через живописное Румынское Королевство, и премьер-министру ничего не оставалось, как согласиться на предложение заклятого врага. Для достижения цели все средства хороши, так ведь?